Не виноватая я...

часть 2
В отражении Юля себя не нашла: там стояла богиня, суровая и всезнающая. Красивая победительной, недоступной простому смертному красотой. Глубокий взор пронизывал насквозь, но одновременно смотрел в пустоту, в никуда, а может, наоборот, охватывал неохватное и необьяснимое. Длинные, тонкие пальцы нежно ласкали, будто кота, стеклянный шар. Этой женщине хотелось доверить свою судьбу, хоть было и страшно, и щекотно, и жутковато одновременно.
Юлия осталась позади. И даже не на грязной «Апрашке», а еще дальше, в темной, закрытой на замок, комнате, глухой, пропитанной несправедливыми обидами. Та Юля, Юленька, заснула, высвободив из своей бренной, подростковой сущности нового человека. Потомственную ведьму Джулию...
Сначала все было скромненько и помаленьку. Джулия, накинув на себя дневную маску серенькой мышки-студентки, бегала по городу, расклеивая объявления. Текст стандартный.
Вам плохо? Одиноко? Мучает неизвестность?
Значит, вам нужно идти ко мне. Я утолю ваши печали, открою будущее, исправлю настоящее, выгоню негатив и слезы из вашей беспросветной жизни. К вам вернется муж. К вам вернется жена. К вам вернутся деньги. Вы будете гордиться своими детьми. Вы хотите счастья, гармонии и покоя? Я дам вам счастье, гармонию и покой.
Только я в состоянии сделать это? И я гарантирую вам идеальный результат! Я не буду давать вам ложные надежды, и не буду обещать ослепительный успех. В этом нет никакого смысла, все придет, ибо по другому не может быть, когда за дело принимается потомственная ведьма Джулия. Привороты, гадания, снятие порчи и сглаза, полная нейтрализация негативной энергии, вызывающей болезни и ссоры.
Приходите ко мне. Я помогу!
В первый день никто к гадалке не пришел, но Джулия сохраняла ледяное спокойствие. Это Юлька бы психовала и грызла ногти. А ведьма холодно посмеивалась, поглаживая хрустальный шар. Притягивала измученные души. Приманивала разбитые сердца. Шептала ласковые слова. Рассеивала ауру.
Ее обязательно услышат. На дворе осень. Дефолт сожрал последние сбережения. Люди потеряли работу. Скоро, скоро пойдут холодные октябрьские дожди. Город закутается в сизый смог. У людей появятся суицидные мысли. Им захочется выброситься с Борового моста. Там, у моста, на обводном канале, мышка повесила сразу несколько объявлений. Там - самое хлебное место.
Джулия не ошиблась. На второй день к ней пришла первая в жизни клиентка. Гостья была очень скована, постоянно сутулилась и смотрела куда-то вбок, не решаясь поднять на гадалку затравленные глаза. Одета она была простенько, на ногах - разбитые сапожонки. Клушка, измученная бытом. Навара от нее - мизер. Но - клиентка. Это надо понимать.
Клуша робко положила свои сумки у стены и застыла посреди комнаты, шмыгая носом. Джулия включила все свое обаяние, прям, «как мать родная». В ее голосе вибрировали сочувственные, теплые ноты понимания и доброжелательности.
- Добрый вечер, сударыня. Присаживайтесь. Погода сегодня не радует. Может, горячего чаю?
Клиентка отрицательно помотала головой. А Джулия с ходу запустила удочку.
- Дети, конечно, цветы жизни. Но иногда хочется эти цветочки... хм... как следует, причесать!
В глазах Клуши неожиданно ярко блеснуло неподдельное удивление и восхищение прозорливостью «богини». И даже зависть. Красивая, таинственная, свободная. И видит! Бог ты мой, она видит все!
- Как вы догадались? - прошептала клиентка.
- Ведьмы не догадываются. Ведьмы чувствуют. И я чувствую ваше горе и вашу усталость. Вижу, как болят ваши ноги, а глаза слипаются от вечного недосыпа. Столько сил вы вложили в своего ребенка, и в награду такое...
Джулия ничего толком и не сказала, но жертва, с удовольствием проглотившая наживку, оживленнно затрещала, скороговоркой, как жалкая, мокрая сорока:
- Джулия, я не знаю, кто вы, но это просто невыносимо, двадцать лет, двадцать лет всего парню, двадцать, а теперь все! Все! Вся жизнь под откос, вся!
Она жаловалась на непутевого сына, загремевшего в тюрьму, жаловалась, что не может спать, зная, что за стенами «Крестов», в дичайшей тесноте, в духоте и влаге, с окошечком, как у скворечника, мается, мытарится ее Сашенька, такой хороший мальчик, такой умница, а связался с дурной компанией, и вот... Там такие уголовники в камере, а он такой хрупкий, светленький, чудесный, красивый мальчик, что мне делать, Джулия, ужель руки на себя наложить, не могу больше, сердце разрывается на пополам...
- Его... его насилуют там, да? - женщина внезапно остановила поток слов больным и страшно неудобным вопросом.
На такой вопрос не ответишь так сразу. Но отвечать надо было. И отвечать так, чтобы у несчастной появилась надежда. Она ведь пришла сюда не за правдой, а за надеждой.
Джулия внимательно вгляделась в клиентку. Измочаленные работой руки, пустые глаза, полные неподдельного, настоящего, тяжелого горя и безнадеги. Люди чувствуют таких горемык на подсознательном уровне и невольно отстраняются, чтобы, не дай Бог, не заразиться горем от них. Она любила своего хорошего, красивого сыночка. Любила до дрожи. Мужа нет. Сразу видно - нет. Но был и достаточно попортил ей крови. Рано увядшая красота - тому свидетельство.
И вот опять. Теперь - сын. Тут не надо быть провидицей, достаточно интуиции, которая была у Джулии развита, как нюх у собаки.
Гадалка раскинула карты. Выпали сплошные пики. Удар. Обман. Слезы. Неужели никакого просвета? А говорят, мы сами кузнецы своего счастья.
- Вашему сыну скостят срок, - вдруг сказала Джулия, - это немного, но все-таки... По пьяной лавочке делается много глупостей. И ваш ребенок наделал много глупостей. А все из-за пьянства. И потому - радуйтесь. В тюрьме не забалуешь, он ведь не из блатных. Не из братков. Обычный молодой дурак. Тюрьма его спасет от неминуемой гибели - на воле пагубная привычка убила бы вашего сына уже через два года. Так что, пусть посидит, подумает.
- А он думает? - клиентка с недоверием покосилась на черноту мастей раскинутых карт.
- Думает. Сожалеет. Жалеет. Шпыняют его конечно, но не сильно. Молодой еще. Камера хорошая. Коллектив нормальный.
Джулия сама не поняла, как увидела, будто сквозь стену, тесную камеру, развешанные тут и там тряпки, плечистых мужиков с бритыми затылками. Мужики возились около батареи с какими-то баночками. Склонились над ними всей толпой с интересом, будто в карбюраторе ковыряются, в гараже.
- Да ну на, не получится! - гудел самый авторитетный, видимо.
- Получится, - у паренька, что колдовал над банками, была смешная макушка и пресерьезный вид. Вот бы сахарку сюда или ягод. Да хоть варенья, у мамы много варенья.
- Варенья ему захотелось, - лыбился главный, - Варенье не положено. Печенье накрошим, если чё. Дак, получится?
- Получится, я так в лагере делал. В пионерском еще, - уши у мальчишки покраснели, будто его за них полный день таскали...
Джулия открыла глаза.
- Йогурт делает ваш сын. Как в пионерском лагере. Отморозков нет, около него взрослый и бывалый человек. Смотрит на его макушку и умиляется. Практически, отцовские чувства и больше ничего. Вину перед собственным ребенком чует. Радуйтесь.
Клиентка на глазах расцвела. Невидимая пелена сползла с нее, как скользкое покрывало.
- Вы просто кудесница! Вы, вы не представляете, что со мной сделали! Сашка, и правда, в лагере пробовал йогурт из кефира делать. Напробовался этих йогуртов заграничных у друга в гостях и все мне: Мама, хочу йогурта... А где я ему эти йогурты достану. Так он рецепт нашел и делал.
- Вот и пусть делает себе на здоровье. А вы отдохните. И, я вас умоляю, приведите себя в порядок. Вы совсем еще не старая женщина, и ждет вас тихая гавань с приличным вдовцом.
Этого Джулия уже не видела. Ляпнула так, для красы. Но Клуша поверила, с быстротой молнии юркнула носом в потрёпанную сумку, оттуда достала еще сумку, поменьше. Оттуда - кошелёк, где в бумажку были завёрнуты (последние или в долг взятые) сто долларов.
Маловато. Ну ладно. Для первого раза - сойдет. Клиентка долго раскланивалась, что-то щебетала и плакала, пятясь к входной двери, но Джулия сидела, не шевелясь. Отстранённо. Клуша ее ужасно утомила.
От того, что у Джулии случилось такое яркое видение, было ни горячо, ни жарко.
- Просто у меня замечательное, образное мышление, - пробормотала «ведьма в третьем поколении» и отправилась пить кофе..
***
Да, воображение богатое. К потомственной гадалке хлынул народ. Никто не замечал обшарпанного двора - практически все дворы конца девяностых были обшарпанные, а подъезды, ну как специально, как в насмешку - с выкрученными или разбитыми лампочками. Клиенты, окрыленные доброй славой Джулии, не обращали никакого внимания на отсутствие лампочек. Некоторым казалось, что это - специально, нарочно так сделано. Для таинственности. Где вы видели, товарищи, чтобы ведьмы в красивеньких домиках обитали?
- А как же пряничный домик колдуньи-людоедки, что задумала сожрать аппетитных Гензеля и Гретель?
- Ай, что нам до этих Гензелей, Гретелей заграничных? Там все шиворот-навыворот у них! Европа, твою дивизию.
Люди хотели знать все! Есть ли у мужа любовница. Есть ли у жены хахаль. Скоро ли кончится бардак в стране? Вернется ли сын из горячей точки живым? И вообще, жив ли он? Что происходит с дочерью, она все время вялая и спит. Кто сглазил, кто порчу навел, как ее снять, и, желательно перекинуть на врага? Пропала собачка Глаша, сама беленькая, а носик черненький...
Джулия прикасалась красивыми своими, унизанными кольцами пальцами к волшебному шару и врала, врала, врала. Перед ее взором мелькали разные картины, от очень страшных, до благостных, а порой, уморительно смешных. Она рассказывала клиентам сказки и нисколько не удивлялась тому, что рассказывала.
Иногда - молчала. Когда понимала - нужно молчать. Избегала сурового вердикта, хотя знала наверняка - беда этого клиента не отпустит от себя уже до самой, вероятно, очень скорой смерти.
- Он в зиндане полгода сидел. Выпустили. Мусульманство принял. Живой, здоровый. Только не Христу молится. Он ничего не помнит из прошлой жизни - тяжелая травма. Не надо печалиться о нем. Он счастлив. Его скоро женят. У него родится пять сыновей. Не ищите - погубите. Радуйтесь, что дышит.
Убитым горем родителям хоть какое-то облегчение. А вдруг - правда? Бывает же такое иногда, а?
Через полгода активного «труда» Джулия переехала в приличный дом с приличными апартаментами, сплошь и рядом - евроремонт. Огромные, аркой, окна. Много воздуха. И здесь совершенно дико и немыслимо смотрелся бы алый цвет в черной, синтетической драпировке.
Хозяйка чуть инфаркт не схватила - она и приоделась, и причепурилась, и уже ворочалась на матрасе в сладком беспокойстве - под матрасом спала толстенькая пачка долларов. На ремонт домика, в котором хозяйка проживала круглый год.
Джулия пожалела тетку. Привыкла ведь. Сводила в салон красоты, которых развелось больше, чем пивных ларьков. Ольгу Санну привели в порядок, убрали заусенцы у ногтей, подстригли, причесали и подкрасили. Ольга Санна переродилась во вполне себе тетку. Просторный брючный костюм завершил дело.
Теперь Ольга Санна училась неслышно передвигаться по комнатам, предлагать клиентуре чай на «альпийских, лично ведьмой собранных травах» из элитного супермаркета, кофе и домашний лимонад, естественно, «лично ведьмой приготовленный». Клиентура радовалась «халяве». Некоторые хлебали по три чашки.
Ольга Санна чертыхалась на кухне, жалела дорогой продукт и по простоте душевной заливала кипятком не элитную душистую заварку, а простецкие пакетики, красиво рекламируемые в телевизоре. Где чайнички очень красивые. В форме малинки. Клубнички.
«Надо себе тоже купить такой» - думала она, - «а сам чай - дерьмо!» Совесть ее не мучила. О совести у Ольги Санны было свое особенное представление, залогом которого являлась фраза: «Не пойман - не вор!»
Вся квартира излучала свет и благополучие. Только одна комната была настоящей пещерой, вся в бордовых и черных тонах. Именно в этих тонах Джулия смотрелась, как положено. Она была великолепна. Все поменяла в личной жизни, кроме халата с барахолки. Он явно приносил ей удачу.
Ольга Санна оберегала покой уставшей дивы. Нанятая охрана оберегала покой Ольги Санны. Ну, а зачем потомственная «Джуля» понабрала этих лентяев? Кресла просиживать?
Джулия блистала бриллиантами на холеных пальцах с кроваво-красным маникюром. В душе, где еще дышала Юленька, ей нравился французский, ультра модный в то время маникюр. А нельзя. Образ. Приходилось только мечтать об аккуратных прозрачных ноготках с белой каемочкой. И о микроскопических рисунках на ногте - тоже. Только мечтать.
Понимая, что фантазия не безгранична, и в какой-то момент может просто закончиться от усталости, Джулия ограничила приём страждущих до пяти человек в день. Малый, но нескончаемый поток клиентов страховала непомерная цена на услуги. Народ шёл теперь солидный, неторопливый, холеный, в серых костюмах с лоском, в ботинках из крокодиловой кожи, в швейцарских часах, с чистой и грамотной речью.
Джулия держала маску таинственности на лице: ишь, как переобулись. Давно ли в спортивных костюмах с лампасами форсили? А куда свои якорные цепи на шеях дели? Поездили по заграницам, посмотрели на людей, а потом на себя, ахнули и застыдились? Хм. Во власть покруче лезут, на верха...
Как бы не наряжались, как бы не переодевались, переобувались, не нанимали армию стилистов, визажистов, логопедов, пиарщиков и прочее, и прочее... Все одно, то и дело через гладко выбритые физиономии проглядывали истинные, хищные, оскаленные, жадные, волчьи пасти, у которых на уме только одно: урвать, украсть, отобрать, подмять...
Джулию передергивало от отвращения, она выдыхала, смотрела в никуда, поглаживала свой шар и вещала:
- Нет, об этом вам не стоит беспокоиться, девушка чиста и непорочна... Но жениться на ней не надо, она любит не вас, а ваше высокое положение в обществе.
Клиент недовольно морщился...
Ему опротивела старая жена, а молодая красотка совершенно вскружила голову. И он, перед которым трепетали подчиненные, бывшие бритоголовые мальчики, трепетал перед молодой и прекрасной, чистой, как белорусская роса, девушкой... А вот как выходит, однако... Продажная... такая же, как все...
- Не о том беспокоитесь, уважаемый Артур Николаевич, - Джулия продолжала пассы над шаром, - вижу черную болезнь, нависшую над вами. Черная болезнь, смертельная...
- Где? - лоб Артура Николаевича, в недавнем прошлом, Артурчика кронштадтского, покрылся бисеринками пота. Он судорожно одернул тесный, с розовым отливом галстук.
- Печень, уважаемый Артур Николаевич. Беда ходит за воротами... И все отвернутся, ибо болезнь сожрет все ваше благосостояние, силы, время и власть...
- Ты чё, кобыла! - ох, как быстро слетел лоск с бывшего братка, - да я тебя закопаю!
- Вас закопают быстрее! - ледяным тоном оборвала его Джулия, - если оставите свою старую жену под забором, без средств к существованию. Она - единственная, кто не бросит вас в беде, единственная, кто вас спасет. Верная, преданная, единственная, кто любит вас. Знак скорпиона в весах... Берегитесь!
Артурчик смотрел на Джулию с надеждой.
- И не старая она. Вижу, сын у вас родится. Поздний. Любимый. Желанный. Гордость и отрада на старости лет.
Артурчик шлепнул на стеклянный столик Джулии пачку банкнот.
- Если наедет кто - сообщи. Проблем не будет. Поняла?
Джулия льстиво улыбнулась. Конечно, поняла. Кто бы сомневался?
Продолжение следует...