Она - курсистка Коровина,

Он - биолог (да и этнограф) Лядов.
Люди широких и честных взглядов,
Они сразу же оказались в меблированных комнатах,
Где и стали друг другу крестом и короной,
Птицей и небом,
Золотым самородком и кварцем.
Он обнимал всем своим телом
Все ее тело
На будто бы приличном матраце,
Он ей шептал -
Вот в четырнадцатом я вернусь
Из Тибета, я спущусь с Тянь-Шаня,
Я взлечу с гор Памира орлом однолавым
И мы займемся с тобою главным.
Но сейчас мне надо увидеть
Лошадей Пржевальского,
Дромадеров Семенова,
Хамелеонов Миклухо-Маклая.
Я буду вечно любить Вас, Аглая!
Я буду вечно любить Вас, Николенька.
(Хотя так надоело быть приживалкой
В доме под черными кленами)
Потом было много всего.
Письмо из Западной Индии.
Письмо из Восточной Турции.
Он не вернулся к ней в годы войны,
Не искал ее в революцию,
Позабыл о ней в дни разрухи и голода.
Он еще выглядел относительно молодо
И всё думал о продолжении рода Лядовых,
О наследнике по мужской линии.
Но, скорее, чтобы не тронуться разумом
В мире боевого и трудового оргазма
И красного кровяного инея.
Коровина его не забыла и злилась.
Будто жизнь у нее жизнь украла.
Только раз, на работе,
Поднялась из подвала,
Выпила, крепкое черное закурила,
И прочла его имя в свежих расстрельных списках.
Тут же вспомнила, как он брал ее за загривок,
Целовал чем-то небесно-синим,
И называл нежно крыской.
Улетела сквозь потолок в бесконечную высь.
И простила.
А ему в это мгновенье
(Чудное и остановись)
Заменили расстрел высылкой.
Юрий Смирнов