Александр Сергеевич

Третий день сентября. Воздух уже прохладен и прозрачен, а листва на деревьях вот-вот готова вспыхнуть багрянцем и золотом. Из открытых окон, из машин, из наушников прохожих звучат знакомые, прописанные на подкорке у миллионов соотечественников слова: «Я календарь переверну, и снова третье сентября…». Этот хрипловатый, тёплый, словно добрый старый друг, голос Михаила Шуфутинского уже три десятилетия подряд становится саундтреком к началу осени. Песня, давно переставшая быть просто композицией в репертуаре артиста. Она стала настоящим народным достоянием, культурным кодом, точкой отсчёта, породившей бесчисленное количество шуток, легенд и тёплых воспоминаний. Но за этой простой и такой понятной каждому историей скрывается своя, не менее интересная, летопись. Летопись случайностей и закономерностей, которые и сложили этот уникальный пазл под названием «Третье сентября». Давайте же перелистаем пожелтевшие страницы этого календаря и узнаем, как же на самом деле рождалась легенда. Всё на

В глухой тайге, за многие вёрсты от ближайшего человеческого жилья, там, где заканчиваются все дороги и начинается царство молчания, ветра и зверей, стоит одинокая изба. В ней живёт Агафья Лыкова — женщина, чья жизнь является немым укором суетности нашего века и одновременно — доказательством неистребимой силы человеческого духа. Её мир ограничен горами, рекой и таёжными тропами, а её распорядок дня подчинён вековому ритму, диктуемому сменой сезонов, необходимостью заготовить дрова, накормить скотину и вырастить скудный урожай на каменистой почве. В этом мире, казалось бы, застывшем во времени, где нет и намёка на электричество, где свет даёт лучина или керосиновая лампа, а тепло — русская печь, сложенная своими руками, произошло событие, равное по значимости для жителя большого города. Несколько лет назад сюда, через непроходимую чащу, через горные перевалы и бурные речные потоки, проложили тонкую нить связи с тем миром, который Агафья Карповна для себя решительно отвергла, но с ко

Была зима 1959 года. Страна жила своей размеренной жизнью, готовилась к грядущему двадцатилетнему юбилею Победы, гремели гудки заводов, а в студенческих городках кипела жизнь. Именно в такой, казалось бы, обычный январский день, двадцать третьего числа, из Свердловска в сторону города Серов отправилась группа из десяти человек. Десять молодых, полных сил и огня студентов и выпускников политехнического института. Не юнцов, мечтающих о подвигах, а опытных, бывалых туристов, закалённых в походах и знающих, что такое настоящий холод, настоящая усталость и настоящая дружба. Их вожаком был Игорь Дятлов, человек с твёрдой рукой и ясной головой. Именно он проложил маршрут, утверждённый мандатной комиссией, — категории сложности. Целью были далёкие, почти мифические вершины Северного Урала — Отортен и Ойка-Чакур. Маршрут не сулил лёгких прогулок: более трёхсот километров на лыжах по глухой тайге и заснеженным перевалам в самое суровое время года. Но их это не пугало. Снаряжение было провере

В подвалах тихих домов, в гаражах, пахнущих машинным маслом и стружкой, в самых недрах обычных советских дворов иногда рождались вещи, которым было самое место на обложках глянцевых журналов. Они появлялись не по плану партии и не по разнарядке завода, а по зову сердца. Это были материализовавшиеся детские мечты, собранные на коленке, вопреки логике, возможностям и здравому смыслу. История эта — об одном таком чуде. О машине, которой не должно было быть. И о человеке, который не мог её не построить. Имя ему — Рафик Ордян. Юноша из Еревана, чьи руки с детства тянулись не к игрушкам, а к инструментам. Пока его сверстники гоняли во дворе мяч, Рафик с упоением корпел над радиодеталями, выпаивая из старых, отживших свой век приборов транзисторы и резисторы, которые в его руках обретали новую жизнь. Его библиотекой были не книги о приключениях, а стопки зачитанных до дыр журналов «Техника молодёжи» и «Юный техник». Их глянцевые страницы были окном в другой мир — мир скорости, красоты и ин

История эта началась не с грохота пушек и не с высоких политических речей. Она началась во тьме, в липком от влажного южного воздуха мае 1862 года, на палубе канонерской лодки «Плантер», что покачивалась на тёмных водах гавани Чарлстона. Её главный герой, Роберт Смоллс, не был ни генералом, ни аристократом. По меркам своего времени и места он был никем — вещью, собственностью, живым орудием труда. Но именно этому человеку, рождённому в оковах, было суждено совершить один из самых дерзких поступков в истории и переломить ход великой братоубийственной войны, терзавшей североамериканские штаты. Чтобы понять всю глубину его подвига, нужно заглянуть в самую чёрную бездну той эпохи. Истоки рабства на земле, что позже станет Соединёнными Штатами, уходят в далёкий 1619 год. Тогда это было смутное, неоформленное явление. Но с годами система обрастала законами, цементировалась, становилась всё более жестокой и бесчеловечной. Власти Массачусетса первыми придали рабству законный вид в 1641 году

Где-то там, за пределами нашего понимания, за многие сотни километров от шумных городов, вечной мерзлоты и суеты, там, где карты заканчиваются и начинается настоящая, не прирученная человеком жизнь, стоит на склоне горы старая, почерневшая от времени избушка. В ней живет женщина, чье имя стало легендой, символом невероятной стойкости духа и добровольного ухода от мира. Агафья Лыкова. Последняя из семьи староверов-отшельников Лыковых, обнаруженных геологами в глухой тайге лишь в конце 70-х годов прошлого века. Каждый ее день — это диалог с вечностью, с тишиной, с памятью о своей семье, всех давно ушедших. Ее жизнь — это непрекращающаяся битва за выживание. Битва, которую она ведет в одиночку против самых суровых условий, которые только можно представить. Лютые морозы, когда столбик термометра опускается далеко за минус пятьдесят, скудная пища, добываемая тяжким трудом на крохотном огороде, выросшем на каменистой почве, охота и рыбалка как единственный источник пропитания долгой