«Незаживающая рана в сердце»

Людмила Борисовна Иванова пригласила меня к себе домой, чтобы рассказать об отце. На столе — альбомы с фотографиями и стопка документов: партийные билеты, мандаты, депутатские удостоверения, наградные листы. Среди них — ордена «Трудового Красного Знамени» и «Знак Почёта», свидетели жизни, полной испытаний и побед.
20 августа папе исполнилось бы 100 лет. В этот день я всегда накрываю на стол, как когда-то мама. Ставлю его любимую чашку. Наливаю крепкий чай. И молчу. Молчу, потому что вопросы, которые так и не успела задать, теперь комом стоят в горле.
Папа… Если бы ты знал, как мне не хватает твоих рассказов. О том, как ты, мальчишка, читал при свете коптилки, когда весь дом уже спал. Как в Сибири, на слюдяной фабрике, твои обмороженные руки всё равно тянулись к книгам… Твоя жизнь была наполнена трудом, мудростью и безграничной преданностью семье, и Родине.
Людмила Борисовна с грустью вспоминает, что при жизни отца не расспрашивала его о многом: о встрече с Городовиковым, о том, как его выбрали директором нового совхоза, о людях, которые работали рядом с ним, и о тех годах, которые стали для него испытанием и триумфом.
Непростая судьба
У Басана Михайловича Иванова была трудная жизнь. Его отец стал жертвой репрессий 1937 года, умер в Магадане, вдали от родной земли. Юному Басану пришлось трудиться не покладая рук. Жажда знаний заставляла его читать при свете керосиновой лампы, но он смог окончить семь классов. Однако война, а затем 28 декабря 1943 года — чёрный день в судьбе калмыцкого народа — перечеркнули все его планы.
Сибирь. 1944 год
Ты никогда не рассказывал, папа, как в 19 лет стал начальником цеха. Как, наверное, плакал в подушку от усталости, когда возвращался в барак после смены.
В сибирском городе Заозёрске Красноярского края Басан Иванов работал разнорабочим на слюдяной фабрике. Видя его старание и тягу к знаниям, руководство назначило его начальником цеха. Шёл 1944 год.
Потом была семья, трое детей, и наконец — радостное возвращение в 1957 году на родину, в Яшалтинский район, где он сразу включился в восстановление хозяйства. Вступив в партию, его избрали секретарём парткома колхоза «Карла Маркса», где председателем был знаменитый Дедяев А.Н., депутат Верховного Совета СССР. У него он многому научился — так раньше готовили кадры.
Встреча, изменившая судьбу
20 августа 1971 год в день рождения, по инициативе первого секретаря обкома партии Басана Бадьминовича Городовикова, его назначают директором созданного в Яшалтинском районе нового совхоза «Буругшун». И сам Городовиков Б.Б., предлагая его кандидатуру сказал:
— Ну что, тезка, пора переходить на хозяйственную работу. Предлагаю тебя директором совхоза «Буругшун» — уверен, не подведёшь.
Почему именно он? Ведь вокруг было немало опытных хозяйственников. Возможно, сыграли роль его принципиальность, умение работать с людьми, репутация честного и ответственного руководителя.
Хозяйство организовали на базе земельных владений колхоза «Победа» (9758 гектаров), колхоза имени Ленина (3044 гектара) и совхоза «Октябрьский» (5256 гектаров). Общая площадь пашни составила 6109 гектаров. Достались не самые лучшие земли и изношенная техника, но Басан Михайлович взялся за дело с присущей ему энергией. Он собрал команду из молодых специалистов, решал социальные вопросы, возрождал культурную жизнь — женсовет, художественную самодеятельность, работу Дома культуры. Через четыре года совхоз уже показывал отличные результаты.
«Җомба бәәнә»?
Но одну встречу Людмила Борисовна запомнила особенно.
Городовиков не предупреждал о визитах, и его появления всегда были неожиданными. В тот день она с мамой была дома.
— До сих пор слышу, как хлопнула калитка…
Отец вошёл с Городовиковым и его водителем. Мама засуетилась, но Басан Бадьминович спокойно сказал:
— Гем уга, бичә сахнәд бәәтн!(Не беспокойтесь), «Җомба бәәнә»?Чай есть?
— Бәәнә, бәәнә!— ответила мама.
Они сели за кухонный стол, а Людмила, притаившись в углу, впервые увидела, как настоящие мужчины говорят о хлебе. Не о том, что едят, а о том, что кормит народ.
— Создавай условия, тезка. Хорошие условия для людей: питание на полевых станах, в детском саду — мясо, молоко, фрукты. И про отдых не забывай — путевки механизаторам после уборки, — говорил Городовиков.
Отец кивал, и в его глазах горело что-то… Теперь-то я понимаю — это была ответственность. За каждого механизатора, за каждую тонну зерна, за детские смехи в совхозном садике.
Перед уходом Городовиков заметил её в соседней комнате:
— Учишься?
— Да, в институте.
— Молодец. Учись хорошо — нам нужна образованная молодёжь.
И, достав из кармана горсть конфет, по-отечески добавил:
— Угощайся.
Совхоз «Буругшун»
Ты строил его, как строят дом — с фундамента. Из того, что было: разбитые трактора, истощённая земля, люди, верящие в тебя. Но ты верил за всех.
Он приходил поздно, пахнущий бензином и пылью. Мама молча ставила перед ним ужин. Он ел, иногда засыпая за столом, и его привычка до последней крошки доедать хлеб, а утром — снова туда, где его ждали. Ждали, потому что знали: Иванов не подведёт.
Что так и не спросила
Пап, почему ты никогда не жаловался? Ни на боль в спине, ни на предательство тех, кого считал друзьями. Почему, когда я спрашивала про депортацию, ты только сжимал кулаки и говорил: «Молилась мама…»?
Она так и не узнала, как он выстоял, когда после смерти мамы врачи запретили нагрузки, а он всё равно возил внуков на Мамаев курган и на Красную площадь — будто хотел вложить в них всю их историю: и боль, и гордость.
Пустота
Сейчас, когда мне нужен совет, я ловлю себя на мысли: «А что бы сказал отец?» Ты ушёл, оставив после себя не только ордена и совхоз, но и эту тишину — ту, что бывает после самого важного разговора, который так и не состоялся…
«Живи долго», — писала я тебе когда-то. Но теперь понимаю: ты живёшь. В каждом колосе на бывших полях «Буругшуна». В глазах правнуков, которые, не зная тебя, повторяют твои жесты. В моей привычке до рассвета засиживаться с бумагами — совсем как ты когда-то при керосиновой лампе…