Личная История

Через 4 года в семье родилась дочь Елизавета. В школьные годы Антон занимался спортивными бальными танцами, участвовал в крупных соревнованиях, был серебряным и бронзовым призёром на чемпионатах России, является кандидатом в мастера спорта. Мечтал окончить Санкт-Петербургскую государственную академию физической культуры и открыть свою танцевальную школу. «Когда я всерьез занялся бальными танцами, отец продал машину, чтобы я смог участвовать в крупных соревнованиях. Костюмы были очень дорогими. Став актером, при первой же возможности я подарил ему автомобиль. Раньше, чем сам сел за руль», — делился Хабаров. Но поступить в академию ему не удалось. Он завершил танцевальную карьеру из-за партнерши, в которую был влюблен. Девушка выбрала другого и бросила танцы. После школы хотел служить по призыву в армии, но не прошел медкомиссию из-за плохого зрения. У актера близорукость — минус семь на оба глаза. В 15 лет его сильно избили на улице. Он даже потерял память на время. В итоге чуть не лишился зрения. В 11-м классе надел контактные линзы. Работал грузчиком. «Помню, что привезли соль, а мне не объяснили, что соль надо разгружать в плотной одежде. Я в обычной футболке перетаскал в подвал мешков 5-6 соли. Мне разъело всю спину — ужасное ощущение было. Когда получил первые деньги — это была смешная сумма, я вез их домой, держа в кармане, и мне все казалось, что их украдут. Сразу что-то купил маме, папе. Хотя не обязательно было это делать, но я так воспитан, что нужно с родными делиться», — откровенничал Хабаров. В 1997 году поступил в Московский областной колледж искусств, где проучился три года. В 2000 году, не доучившись в колледже на режиссера последний год, отправился в Москву. Поступил сразу в три театральных вуза: МХАТ, Щукинское, Щепкинское. В итоге выбрал «Щепку». Антон Хабаров с 2002 года активно снимается в художественных фильмах и телесериалах. Полюбился поклонникам после выхода на экраны сериала «И все-таки я люблю…». Его стали узнавать на улицах. В 2014 году снялся в фильме «Слава» о Валерии Харламове. Ради роли в сериале «Мурка» два месяца сидел на одной порции гречки, одной чашке кофе и одной банке тунца в день. Сбросил десять кило и выглядел так, будто уже умер. «Оно того стоило: я получаю много хороших отзывов и предложений после этой картины», — говорил актер. Во время съёмок в сериале «Доктор Живаго» с Хабаровым произошел несчастный случай. Он репетировал дома до ночи, заснул в линзах, одна засохла под веком и порвалась. На следующий день он не смог открыть глаз. Роговица была исцарапана линзой. «Страшное дело! Друг посадил в машину, повез в «Склиф». Оказалось, еще немного и лишился бы глаза! Два месяца восстанавливался. Из-за обширного кровоизлияния ничего не видел. Зрение вернулось», — вспоминал актер. Большую известность ему принес сериал «Братаны». Антон Хабаров женат на актрисе ЕЛЕНЕ СТЕПУЧЕВОЙ. Они были однокурсниками в театральном училище им. Щепкина. «Поначалу она не обращала на меня внимания как на ухажера. Встречалась с артистом постарше. Я же втерся в доверие и воспринимался как друг, что для меня было испытанием. Однажды Лена обмолвилась, мол, любит полевые цветы. С тех пор я ездил на вокзал и заказывал их шоферу автобуса аж из Смоленской области — все деньги тратил на это. А Лена лишь замечала: «О, полевых цветов нарвал, здорово!» Я, конечно, не рассказывал, что в Москве их не так-то легко найти», — говорил Антон. На третьем курсе поселились в 6-метровой комнате общежития. Поженились после окончания института в 2004 году. Сын Владислав (2007), дочь Алина (2010). «Я, как моряк, ухожу в дальнее плавание — на съемки. За год провожу дома максимум пятьдесят дней. И мы все от этого страдаем. Когда дети были крохами, перед выходом случались и хватания за ноги у двери, и слезы, и крики «Не уходи!» Малышам ведь не объяснишь, что папа их не бросает, просто работа такая», — делился артист. Антон Хабаров живет с семьей в Балашихе в 3-комнатной квартире на берегу реки. «Моя работа дает мне возможность выбирать не только, в каких фильмах сниматься, но и на что тратить свободное время. Я счастливый человек, занимаюсь любимым делом! Я в театре работаю для души!» — говорит он о профессии. Антон обожает играть в шахматы. К своей известности относится совершенно спокойно. Из Сети Еще больше интересных историй из жизни - в нашей группе. Подписывайтесь, чтобы не потерять 💛

Каждый день их разговор начинался примерно так: — Здорово казак! — Здравствуй папа. — А где твоя машина? Надеюсь, ты догадался ее поставить в гараж, а то у нас во дворе одни нaркoманы, могут поцарапать. — Поставил, поставил, не волнуйся (врал Вася, хотя их гараж снесли еще при Брежневе) — А лошадь где? Замерзать на улице оставил? Быстро вернись, выгони свой джип из гаража и заведи туда лошадь. Машина-то переживет, а вот лошади на улице совсем труба. Смеешься, что ли, такой мороз. Старик прожил в Столице лет пятьдесят, но теперь, в конце жизни, ему все больше виделись картины из далекого краснодарского детства, с лошадьми, сеновалами и погребами со льдом. — Не переживай, папа, конечно, я так и сделал – лошадь накормил, напоил, в гараж завел, а машину оставил на улице. Выбрал место без нaркoмaнов и оставил, так что все нормально. — А, ну, вот и молодец, сынок, молодец. Ну, какие новости, как там мои внучки..? …Однажды вечером, занесло Васю с женой и дочерьми в парк Кузьминки. Гуляют, видят – две молоденькие девчоночки катают малышей на стaрой, грустной кобыле. Васины дочки тоже захотели покататься на лошадке, но тут пришла Васе в голову безумная идея. Посадил он жену с детьми на такси, а сам остался торговаться с девчонками. Торговался долго и страстно, сулил хорошие деньги, а девчонки все опасались, предложение-то странное, но увидев удостоверение сотрудника МЧС, все же согласились… К тому же, Вася обещал после всего развезти девчонок от конюшни по домам, ведь метро ходить уже не будет. И вот, спустя четыре часа пути, осыпав половину Столицы конским навозом, Вася, грустная кобыла и две уставшие девчонки, были уже у подъезда старика. Отец спустился со своего двадцатого этажа, Вася подвел лошадь к фонарю и сказал: — Папа, мне нужен твой совет: глянь-ка, пора мне лошадь перековывать, или пускай еще так походит? Старик внимательно оглядел грустную кобылу, нежно похлопал ее по тoлcтoму брюxу, по-деловому осмотрел копыта и сказал: — Не переживай, подковы у ей хорошие, очень хорошие, походит еще. Да и вообще вид у нее справный. Хорошо в гараже перезимовала, молодец сынок. Я уж думал – ухайдокаешь скотинку, а смотрю — нет, молодец. А вот оседлал ты ее неправильно и за это я буду тебя ругать. Старик что-то подправил, где-то подтянул и вдруг неожиданно легко вскарабкался в седло. Девчонки, стоявшие поодаль, так и ахнули, но Вася их жестом успокоил. Казак сделал неспешный, трехметровый круг почета, спустился на землю и сказал: — Ты у меня молодец, сынок, я горжусь тобой, и деток каких хороших воспитал и лошадь у тебя справная. А я уж, по правде сказать, думал, что ты у меня дyрaкoм пoмрeшь… Ладно, поздно уже, пора вести лошадь в гараж. И запомни: лошадь в гараже – машина на улице…! Запомнил? Ну, иди, давай. До завтра. …Через неделю, стaрый казак тихо yмeр во сне… P.S. Я не уверен, что нужно баловать детей, но вот родителей нужно баловать обязательно… Автор: Грубас Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

У Оксаны с детства обнаружился прекрасный певческий голос, и классная руководительница посоветовала определить девочку в музыкальную школу. Так она стала петь, была участницей всех школьных концертов. Ее звонкий голосок покорял всех без исключения, а эта старая песенка звучала в ее исполнении просто божественно: Хоть поверьте, хоть проверьте, Но вчера приснилось мне, Будто принц за мной примчался На серебряном коне… Это был ее коронный номер, но не только. Эта песенка Золушки так глубоко запала ей в душу, что она стала мечтать о ее воплощении в жизнь. Раз уж бедная Золушка смогла найти свое счастье, а точнее, оно ее, то и Оксану тоже где-то счастье ждет, несомненно! В десятом классе она стала встречаться с мальчиком Володей Горским. Он Оксану обожал за ее внешность, музыкальность и характер спокойной и невозмутимой девочки. Они подолгу гуляли вечерами, мечтали о будущем, иногда по-детски, наивно целовались, просто нежно соприкасаясь губами, после чего Володя краснел, а Оксана улыбалась. Это были хорошие вечера, но они закончились после окончания школы. Родители Володи уехали из Москвы куда-то на Север вместе с сыном, и молодым людям пришлось расстаться. Оксана сама так решила, что расстаются они навсегда. Никаких переписок, звонков и надежд. Раз судьба их развела, значит так и нужно. Оксана окончила музыкальное училище, поступила в консерваторию. Друзья у нее были, а кавалеров не было. Она сама не хотела. Гулять просто так времени нет, заниматься нужно. Подолгу проводила в стенах консерватории, дома особо не напоешься, акустика не та, да и соседи косо поглядывают. Родители всячески поддерживали дочь в ее стараниях в учебе, но когда Оксане исполнилось двадцать лет, а она продолжала оставаться одна, мама забеспокоилась. - Должен же быть у нее близкий друг, Юра, - говорила она мужу. – Девушки в ее возрасте учатся общаться с мужчинами, заводят отношения, задумываются о замужестве. Но отец Оксаны беспокойств своей жены не разделял. Нет никого, значит так и надо. - Пусть консерваторию окончит, получит диплом, определится с работой, почувствует, что крепко стоит на ногах. Тогда и задумается о замужестве. Впасть в зависимость от мужчины легче всего, но в жизни нужно иметь собственный стержень. Всегда может пригодиться. Оксана об этих разговорах родителей не знала, а сама размышляла: есть ли в ее окружении такой человек, с которым ей хотелось бы сблизиться и задуматься о чем-то серьезном? Нет, не было такого. Некоторые парни нравились, вот Илюшка Лифшиц например, пианист от Бога. И красив к тому же, черные кудри, синие глаза. Но… на уме одно: «Окончить консу и смотаться в Израиль», как он сам говорил. Так что это не вариант. Да и остальные «гении» и не очень были ей как-то не по душе. Но наконец учеба позади. Оксана нашла очень интересную работу, став хормейстером в детской музыкальной студии «Колокольчик». Студия славилась своими концертами по всей России, занимались в ней очень талантливые ребятишки, и работать с ними было одно удовольствие. У Оксаны Юрьевны Поляковой была своя группа детского хора, с которой она очень много работала, готовила их профессионально. Ребята часто принимали участие в различных творческих мероприятиях. И на одном из них Оксана познакомилась со спонсором крупного городского фестиваля, бизнесменом Олегом Саблиным. После выступления он лично вручил ей букет роскошных роз, со сцены перед огромной аудиторией поблагодарил за работу и после фуршета предложил отвезти домой, а заодно и на свидание пригласил. Саблин Оксане понравился. Харизматичный мужчина, сам когда-то учился и немного играл на саксофоне, так, для себя. Он Оксану заинтересовал. Через полгода они поженились. Началась прекрасная жизнь, полная интересных событий: концерты, выставки, вернисажи. У Олега бизнес, у нее любимая работа. Отпуска вместе, поездки, путешествия. Родители Оксаны были на седьмом небе от счастья, радовались за дочь. Олег ее обожал. Ну еще бы: хорошо образована, красива, манеры, этикет. Все при ней. И Олег ей подстать, чего уж там говорить. К зятю они относились очень уважительно. Оксана как бы выстраивала свой замок в жизни, в котором ей было хорошо и комфортно. Неприятности начались с того момента, когда в музыкальной студии появилась новая начальница, Антонина Андреевна Свирская. К слову сказать, когда эта должность стала вакантной после ухода на пенсию предыдущего директора, Оксане Юрьевне ее предложили. Но она отказалась: бумаги, планы, отчеты, графики, показатели работы – это была далеко не ее стихия. Дети, хор, музыка, концерты – без этого она не мыслила уже своего существования. А вот с приходом Свирской у нее начались проблемы, они просто не сработались. Той казалось, что Оксана спит и видит ее подсидеть. Никогда не соглашалась с любыми ее предложениями и по улучшению работы студии, и особенно по набору. Свирская настаивала, что набирать нужно всех желающих, чьи родители в состоянии оплатить обучение, а Оксана настаивала на отборе талантливых ребят. Так не был принят в ее группу и внук Антонины Андреевны, совершенно бесталанный и безголосый паренек, мечтавший любыми путями попасть на сцену. На этой почве конфликт со Свирской обострился. Но Оксана решила не обращать внимания. Она работает добросовестно, все так же ее хор завоевывает призовые места, а муж ее поддерживает: не обращай внимания. Они уже были вместе пять лет на тот момент. Хорошо понимали друг друга. Порой не все гладко шло и у Олега, тут Оксана была его громоотводом и палочкой выручалочкой. Могла и успокоить, и дать дельный совет. Не по бизнесу, конечно, а по тому, как повести себя в той или иной ситуации. Все шло прекрасно у них в семье. Но тоже до определенного периода. Их обоих стало напрягать то, что у них не получалось с детьми. Оксана, постоянно работая с чужими, мечтала о своих. Олег же думал о том, кому передать в будущем свое дело, построенное с нуля. Не чужому же дяде оставлять бизнес. Но как они ни старались, как ни мечтали, с ребеночком не получалось. Обследования дали немного обнадеживающий результат: патологии не выявлено, все может еще получиться. Ждите и не переживайте. Надейтесь на лучшее. Оксана помнит тот вечер, как они с мамой на пару рыдали дома в одиночестве, без мужей. Только тогда мама призналась ей, что она сама была приемной дочкой у Оксаниных бабушки и дедушки, так как бабушка не могла иметь детей. Вот ей, Оксане, какой-то кармой и передалась эта напасть... Продолжение >>Здесь 

Девицу звали просто – Любкой Кошкиной. Вполне себе подходящее название для нее – Кошкина Любовь. Выглядела Любка соответственно: замурзанный топик, открывающий пупок, кожаная юбчонка непонятного происхождения, босоножки на «стриптизерских» каблуках. Грязный неровный загар и кое-как крашеные волосы. Красотка, нечего сказать. Непонятно, где на нее наткнулся Саша Уткин, чистенький, с иголочки, с румянцем во всю щеку, не парень, а воплощение здоровья и целомудрия! И дружил Сашка до этого случая с такими же румяными, целомудренными девушками. И вот, нате вам! Закомство получилось до банального просто: к Саше пристали на улице хулиганы. Именно, к Саше. Ну, а Любка его спасла. Сказать кому – не поверят. Саша пробирался домой по темной аллее, когда у него попросили «прикурить». Пока его мутузили двое в спортивных штанах, откуда ни возьмись, вылетела бешеной кошкой Любка. - Ты че, рамсы попутал, что ли, моего парня п….ь? – взревела Кошкина и, гикнув, заехала каблуком Сашкиному обидчику в пах. Тот осел, запищав. - Любка, дура! Опупела, что ли! – крикнул второй. - Канай отсюда, утырок, не всосал что ли? – орала Кошкина. Хулиганы ретировались. - Давай, поднимайся. Сильно они тебя? – Любка помогла Саше встать, - у-у-у-у, чувак, морду закрывать надо. Впрочем, - она закурила, - жить будешь. Добрели до пруда, где Александр умылся. Люба, добрая душа, деловито приказала, чтобы спасенный снял с себя рубашку. - Кровь сразу надо застирать. Засохнет, хрен отмоешь, - пояснила она. Саша подчинился. Кошкина стирать умела. Выполоскала одежду, выжала, встряхнула рубашку и накинула Саше на плечо. - По пути высохнет. В подъезде напялишь. А то матушка твоя в обморок хлопнется или инфаркт, чего доброго, схватит! - А вы знаете мою маму? – в Сашкиных глазах засветилось обожание. Не знаю. Чую. У таких, как ты, мамаши – или училки, или музыкантши! Только и делают, что в обмороки хлопаются, - Любка с интересом рассматривала юношу. Шли по аллее вместе, болтали. Кошкина рассказывала, как «втащить» по роже «лоху» и не получить за это ответку. Уткин с интересом слушал. У подъезда он попросил телефон Любки. Оказалось, что телефона у нее не было. Уткин, набрав в грудь воздуха, пригласил Кошкину на свидание. Согласие было получено. Саша не спал всю ночь. Он всегда мечтал встретить этакую Зену – королеву воинов. И вот она, совсем рядом, гордая и свободная амазонка, дикая Роза, воительница и чаровница. Влюбился Александр… «Чаровница» вернулась в свою халупу, где не только не было телефона – радио и черно-белый телевизор, и те проданы вечно пьяной мамашей, мирно храпевшей на продавленном диване. «Амазонка» прошла на кухню. На липкой клеенке – хаос: посреди стола сковородка с толстенным слоем нагара. В оставшейся картошке, накануне жареной, валялись окурки. Пустые бутылки плотной батареей венчали имповизированный «пир». Воняло застоявшимся перегаром. Мамаша, видимо, что-то праздновала. «Дикая Роза» смела огрызки и объедки в ведро. Вытерла до скрипа клеенку. Поставила замызганный чайник на убитую плиту. Нашла заварку, единственное, что еще можно было найти в расхристанной, разоренной квартире, заварила чай прямо в стакан. Выпив половину, поплелась в ванную с отбитой плиткой на стенах. Вытащила из-под ванны коробку, где хранился шампунь и душистое мыло, а также небольшая губка (мамины посетители даже предметы гигиены вечно утаскивали с собой), включила горячую воду. Выстирав заношенный топик и трусики, Любка закрылась в своей комнате на замок. Здесь, на Любкиной кровати, хотя бы лежало постельное белье, которое она берегла. Кошкина укрылась одеялом и задумалась о Сашке. «Вот если бы он втюрился в меня и женился» Она бы тогда была счастлива. Про поганое животное, которым была ее мамаша, даже не вспомнила. Ни разу! К дому этому бомжатскому близко бы не подошла! Она будет хорошей женой. Самой лучшей. Самой доброй. Ах, если бы… ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

…Ульяну Раиса Петровна растила одна. С мужем она развелась, когда малышке было пять лет. Алименты он не платил, с дочерью не виделся, пропал в неизвестном направлении, будто растворился. Но Раиса не переживала. Видеться она с ним больше не желала, а дочь прекрасно растила одна. Работала бухгалтером и на жизнь им хватало. А ещё они сдавали квартиру, оставшуюся от матери Раисы и имели неплохой доход. Ульяна росла смышленой, беспроблемной девочкой. Тихой, домашней. Однако именно это, возможно, и сыграло решающую роль в её судьбе: Ульяна никак не могла выйти замуж. Поступила она в вуз на филолога. Раиса ругалась на неё за то, что она выбрала факультет, на котором учатся одни лишь девушки. И шансы выйти замуж там близились нулю. — И где ты будешь искать себе пару? — задавала риторический вопрос мать. — Мам! Неужели тебе больше не о чем беспокоиться? Пару находят не только по месту учёбы, хватит волноваться, меня это сейчас вообще не интересует. — А что тебя интересует?! Сидишь дома целыми днями, никуда не выходишь. Одеваешься, как серая мышь! На тебя и в транспорте, пока едешь на свою учебу, небось никто не смотрит! Потому что не видно тебя в упор. Говорила, давай купим ту кофточку, что поярче. А ты все «попугайская», да «попугайская»! — передразнила мать. — И взяли очередную серость. Тьфу! — А что надо было сказать, если она и правда была попугайская? — невозмутимо отвечала Ульяна. — И не носят сейчас такие. И неудобно, и не практично. Нормально я одеваюсь, не придирайся. И вообще у меня диплом на носу! Некогда о нарядах думать. Я занята очень. «Все девки, как девки, и учатся, и гулять успевают, а ты… Синий чулок!» — бормотала себе сердито под нос Раиса Петровна. Она готовила ужин на кухне и дочь её не слышала… Так и жили. Выучилась Ульяна, получила диплом. Надумала поступать в магистратуру. — Боже мой! Хватило бы и этого образования! — удивилась мать. — Неужели тебе охота? — Мам. Мне нравится учиться, не возмущайся, — Ульяна тепло обняла мать и поцеловала в щёку. — Я ж о тебе беспокоюсь, дурашка. Думала отучишься, на работу выйдешь и тогда… — Отучусь и выйду… — А личная жизнь? — задала мучивший её вопрос мать. — Сложится как-нибудь, какие мои годы! — Лишь бы как, да как-нибудь… — недовольно пробормотала Раиса Петровна. — А тем временем все твои подружки уже замуж повыскакивали. — А что если я не хочу «выскакивать»? Хочу по нормальному! И за нормального. — Так нормальных, чем ты старше, тем меньше становится! Разбирают! — Хватит меня пугать, мам. Все сложится, вот увидишь! Но складываться, и правда, что-то не спешило. И начала Ульяна думать, что права была мать. Раньше надо было думать. А теперь… Как бы и правда одной не остаться. Но такую мысль Ульяна не допускала. Она всё же мечтала о семье, хоть мать ей и не верила. Только Ульяне хотелось, чтобы всё было по её плану и в своё время. Без ненужной спешки. — Я хочу ребенка родить. Для себя, — заявила она как-то матери. В то время ей исполнилось тридцать три года. Раиса так и села от такой новости. — От кого? Где ты его найдешь? — Я уже нашла, — улыбнулась Ульяна и погладила живот. — Какой срок? — ахнула мать. — Два месяца уже… Ему я и говорить ничего не стала и не собираюсь. Он женат. — Боже мой! — Раисе стало дурно от таких подробностей. Не так она себе это представляла… — Не охай, пожалуйста. Всё будет хорошо. Я справлюсь, — снова улыбнулась Ульяна и снова задумчиво прикоснулась к ещё не округлившемуся животу. И Раиса Петровна подумала о том, что дочери идёт беременность. Она как будто бы светилась изнутри, была спокойна и уравновешена. Она знала, что делала. «А что? Может и правда, хорошо это? — подумала Раиса Петровна. — Я пока ещё в силах. Помогу. Вырастим» Мысль о том, что она скоро станет бабушкой, приятно взволновала её. Чего греха таить, ведь она уже и разуверилась, в том, что такое когда-нибудь произойдёт. Многие школьные подружки дочери, которые жили неподалёку, уже второго родили, и Раиса всегда грустила, глядя на них, счастливых, везущих коляску. А теперь… Теперь она сама скоро будет возить коляску с малюточкой! С родной кровинкой! — Вырастим! Не волнуйся, я помогу, лишь бы здоровеньким родился, дал бы Бог! — сказала Раиса Петровна дочери и в порыве чувств обняла её. — Будет здоровым! Я отца ребенка тщательно выбирала, не просто так. Здоров, как бык! — пошутила Ульяна. — Ох, дочка! — неодобрительно покачала головой мать. Ровно в срок родилась хорошенькая девочка, Ярослава. Раиса Петровна была очень рада. Она с первого взгляда полюбила внучку и активно помогала дочери её растить. Едва выйдя на работу после декрета, Ульяна встретила мужчину, в которого влюбилась без памяти. — Вот так, мам, видишь, судьба какая затейница. Теперь и замуж выйду, — улыбаясь, говорила Ульяна. Раиса Петровна конечно рада была за дочь, смущало только то, что жених был совсем без надежного тыла: ни работы нормальной, ни дохода, ни жилья. Однако с первого взгляда было понятно, что дочь он любит по-настоящему и решила Раиса Петровна не вмешиваться в их жизнь. Пусть живут, лишь бы Ульяне было хорошо. С малышкой Ярославой Вадим, муж Ульяны, поладил, всё шло хорошо. После свадьбы поселились они в той однокомнатной квартире, которую некогда Раиса Петровна сдавала. Что поделать? Молодым нужно отдельное жильё, а у Вадима его не было и не предвиделось, вот мать великодушно и предложила… Пожили они два года вместе и решили, что хотят совместного ребёнка родить. Забеременела Ульяна легко и в срок родила сына. Казалось, счастью не будет конца. Однако малыш рос очень беспокойным и Ульяна с ним очень выматывалась. — Ничего, скоро подрастёт, полегче будет, — говорила Раиса Петровна. — В садик пойдёт, да и Ярослава уже совсем большая, в школу собирается. Ничего. Это у всех так. Сначала сложно, а потом как по маслу пойдёт… — Я беременна, — заявила Ульяна матери. — Будешь рожать? — ахнула мать. — Как же ты справишься? Да и здоровье уже не то… Ты подумай… — Мам, ты о чём?! Даже вопроса такого не стоит, понятно?! Я не смогу избавиться от малыша! Я потом себе этого не прощу. — Понятно, чего ж непонятного. Как ты только будешь с двумя такими малышами? Вопрос Раисы Петровны остался без ответа... ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

Так и отвадила всех. А Вероника, душа покорная, перечить не смела. Сначала вздыхала ночами в подушку, а потом и вздыхать перестала. Привыкла. Сердце свое, видно, в самый дальний уголок спрятала, на ключ заперла и ключ тот, поди, в речку выбросила. Мать схоронила пять лет назад. Вся деревня думала: ну, теперь-то Вероника заживет. А она будто еще больше в свою скорлупу ушла. Дом, огород, да курицы - вот и вся ее жизнь. Ходила всегда в темном, не улыбалась почти, говорила мало, только по делу. Люди ее жалели, конечно, да только жалость - она ведь колючая, как репей. Никто к ней с душой и не лез. Так и жила - тихая, незаметная тень. Старая дева, как у нас за спиной шептались бабы. Не со зла, а просто по привычке. А тут вдруг началось что-то странное. Я первая заметила. Пришла она ко мне как-то давление померить. Садится на кушетку, а я гляжу - платок на ней новый. Не серый, не черный, как обычно, а в мелкий васильковый цветочек. И так этот цвет ее глазам идет, что они из туманных вдруг ясными сделались, будто небо после дождя. - Что это, Вероника Игнатьевна, - говорю, а сама манжету тонометра надеваю, - обнова у вас? Красивая. Она вспыхнула, как девчонка, щеки залились румянцем, которого я у нее лет тридцать не видела. Руками затеребила краешек платка. - Да так... В автолавке приглянулся. Старый совсем износился. А я-то знаю, что старый ее платок еще лет десять носить можно. Да и давление у нее, обычно как у космонавта, сто двадцать на восемьдесят, а тут - сто сорок на девяносто. Сердце частит. - Волнуетесь чего, Игнатьевна? - спрашиваю ласково. - Сердечко-то трепыхается, как птаха в клетке. - От погоды, Семеновна, от погоды. Вон, тучи ходят, - и смотрит в окно, а на небе ни облачка. Отпустила я ее с валерьянкой, а сама задумалась. Что-то с нашей Вероникой творится. А через неделю вся деревня уже гудела, как растревоженный улей. Вероника занавески новые на окна повесила! Не старые, выцветшие, а белые, кипенные, с кружевом по краю. И герань на подоконнике у нее зацвела огненными шапками. Бабы на лавочке у магазина только и судачили. - Ума, что ли, лишилась на старости лет? - А может, наследство какое свалилось? - Да какое наследство, у нее кроме кур да огорода отродясь ничего не было! А разгадка-то рядом ходила. По той же улочке, что и Вероникин дом. Михаил Петрович. Болтун наш деревенский, тракторист бывший. Он лет десять как овдовел, жил один в своем домике, аккуратном, как игрушечный. Мужик он был непьющий, работящий, но молчаливый донельзя. Слово из него клещами не вытянешь. Поздоровается - и то хорошо. И вот этот самый Михаил стал все чаще у дома Вероники прохаживаться. Пройдет раз, другой, на заборчик покосившийся глянет. А забор тот еще при отце Вероники ставили, совсем на ладан дышал. И вот однажды утром деревня ахнула: стоит у Вероники заборчик новый. Ровный, ладный, из свежих досочек. Тут уж все всё поняли. Пришла ко мне Вероника снова, уже не давление мерить, а так, за травами какими-то. А сама вся светится. Стоит, перебирает пакетики с ромашкой да со зверобоем, а улыбку спрятать не может. И глаза у нее - два озерца, в которых солнце отражается. - Ну, рассказывай, невеста, - говорю я ей по-доброму. - Чьих это рук дело заборчик твой? Она опять зарделась, опустила голову. - Да Михаила Петровича... Говорит, неладно, когда у хозяйки во дворе непорядок. - И давно он за твоим порядком приглядывает? И тут она рассказала, как все началось. Подошел он к ее дому с месяц назад. Она как раз из калитки выходила, а та в очередной раз, скрипнула так жалобно, так протяжно, на всю улицу. Он подошел, остановился, посмотрел на нее, потом на петли ржавые. Потрогал их шершавым пальцем. - Скрипит… - сказал он своим тихим, хрипловатым голосом. Помолчал, вздохнул и добавил, глядя ей прямо в глаза: - Тяжело одной, Вероника Игнатьевна? А она от этих простых слов возьми да и расплачься. Впервые за много лет. Стоит перед ним, взрослая женщина, а слезы из глаз градом катятся, и остановить их нет никакой мочи. Она и сама не знала, что столько слез в ней скопилось. А он не утешал, не хлопал по плечу, не говорил глупостей. Просто стоял рядом, большой, немного неловкий, и ждал, пока она проплачется. Дал ей время всю свою боль из себя выпустить. Когда она немного успокоилась, утерла глаза краешком платка, он кивнул сам себе, будто что-то решил. - Я завтра зайду. С масленкой, - сказал он просто. И ушел. И пришел ведь. Не только с масленкой. Принес инструменты, петли новые. Снял старую калитку, возился с ней полдня, пока та не стала открываться легко и беззвучно. С того дня все и началось. Потом он ей забор поправил. Потом крыльцо подлатал, что совсем прогнило. Потом дров на зиму наколол - целую поленницу, высокую, ровную. И все молча. Придет, сделает дело и уйдет. А она ему то крынку молока на крыльцо выставит, то пирогов с яблоками напечет. И тоже молча. Они словами почти не говорили, им слова были не нужны. Они душами разговаривали. И вот в конце лета, в теплый августовский вечер, когда в воздухе пахло яблоками и увядающей травой, они пришли ко мне в медпункт. Вместе. Он держал ее под руку так бережно, будто она была не из костей и плоти, а из тонкого фарфора. А она шла рядом, с прямой спиной, и в глазах ее было такое спокойное достоинство, что все бабы на лавочках языки прикусили и только молча смотрели им вслед. - Мы это, Семеновна... расписаться решили, - сказал Михаил, глядя куда-то мне за плечо. А Вероника просто кивнула и улыбнулась. И в этой ее улыбке было столько тихого, выстраданного счастья, что у меня у самой сердце защемило. Свадьбу они не играли. Просто расписались в сельсовете и вечером собрали у себя за столом самых близких - меня позвали, да пару соседей. Стол был простой: картошка, соленые огурцы, грибочки, да пироги. Но давно я не сидела за таким светлым столом. Они сидели рядышком, Михаил и его Вероника, и нет-нет да и поглядывали друг на друга. И в этих взглядах было все: и нежность, и запоздалое признание, и обещание быть рядом до последнего дня. Смотрю я на них, седых уже, с морщинками у глаз, а для меня они - самые красивые жених и невеста на свете. Потому что счастье их не юностью дадено, а жизнью заслужено. Вымолено долгими одинокими ночами, выплакано горькими слезами, выстрадано терпением. Такое счастье не сломается и не потускнеет. Вот и думай потом, у каждого ли счастья свой срок? Кому-то оно дается в семнадцать, как буйный весенний цвет, а к кому-то приходит на закате лет, тихим и теплым светом осеннего солнца. А вы как считаете, дорогие мои, бывает ли у любви такое слово - «поздно»? Если вам по душе мои истории, подписывайтесь на канал. Будем вместе вспоминать, плакать и радоваться. Всем большое спасибо за лайки, комментарии и подписку. Низкий Вам поклон Автор: Ваша Валентина Семёновна. Блог: Записки сельского фельдшера Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

Перерыв на работе - священное время. Время, когда офисный планктон, оторвавшись от клавиатур и мониторов, выбирается на свет божий, чтобы подышать пылью кондиционеров и обменяться сплетнями. Дима, конечно, был из таких. Сплетни он обожал. Как слушать, так и рассказывать. Но теперь у него не сплетни, а реальный повод для гордости. - Ребята, вы просто не представляете! - Дима размахивал руками, чуть не сбив с ног коллегу, проходившего мимо с подносом кофе, - Наташа моя - просто находка. Умница - диссертацию пишет, красавица - ну, вы же видели, как она одевается, какая у нее прическа, какая она… вся. А готовит! Я вчера чуть не захлебнулся от счастья, когда она меня борщом угостила. Я такой вкусный только у мамы ел. А главное - квартира у нее! Своя! Ну, однокомнатная, да. Сорок квадратов. Но своя! Коллеги, привыкшие уже за это время к рассказам Димы, кивали: кто-то изображал зависть, кто-то - восторг. Все знали: Дима - человек обстоятельный, и его счастье, как и его рассказы, было тщательно отшлифовано. Местами преувеличено. Но тут он не врал и не приукрашивал. Наташа - подарок судьбы. Дима ходил по офису, как павлин, распушив хвост, и казалось, что весь мир вращается вокруг его гениальной персоны. - А ты ее любишь? - спросила Даша, единственная девушка, которая сейчас сидела в их мужской компании. - Как ее можно не любить? Я же говорю… - Угу, говоришь. Про борщи, про квартиру. А ее саму-то любишь? - Обожаю. Второй такой нет. Да что там говорить, - продолжал Дима, прихлебывая кофе, - Я ей просто говорю: “Наташа, может, съездим куда-нибудь на выходные?” А она: “Конечно, Дима!” - и сразу покупает вместе со мной билеты. Не то что некоторые, которые семь раз отмерят, один раз отрежут, а потом скажут: “Может, лучше дома посидим?”» Он многозначительно посмотрел на своего соседа по столу Петю, который как раз пытался поставить на стол свой контейнер с обедом. Петя, человек тихий и незаметный, только пожал плечами и уткнулся в еду. Он Диму вообще воспринимал, как фоновый шум. - А еще, - Дима никак не отставал, - Она мне рубашку подарила. Ну, ту, что я вчера надел с костюмом, - будто все помнили, в чем он вчера приходил, - Я ей просто сказал, что она мне нравится, и все! Она на годовщину отношений и подарила, а рубашка-то дорогая… Идеальная женщина. Даже денег не просит! Никаких “а мне надо”, никаких “у меня денег нет”. Красота! Следующие полгода Дима продолжал петь дифирамбы Наташе. Каждый перерыв превращался в бенефис “моего сокровища”. Коллеги уже знали наизусть, что Наташа идеально шьет пижамы, что у нее есть дача (разумеется, ее личная, доставшаяся по наследству) и что она способна пережить любые личные и Димины катастрофы с улыбкой, а не обвинениями. Дима распускал хвост, наслаждаясь вниманием и, главное, своей предполагаемой удачей. Мало кому так везет, а вот ему повезло! И вот однажды, когда Дима, как он сам это называл, “находился на своей территории”, то есть, у Наташи, разразилась гроза. Не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Лило как из ведра, и они решили отложить поход в кино. - Зато накраситься успею! - сказала она. Наташа легким движением руки отправила Диму отнести квитанции за квартиру на положенное им место. - Дима, милый, - позвала она, - Будь добр, забери их из прихожей и положи в верхний ящик комода. Дима, конечно же, с удовольствием отправился на поиски. Его не напрягало подобное поручение, наоборот - оно казалось ему проявлением доверия, еще одним кирпичиком в фундаменте их идеальных отношений. Он открыл массивный деревянный ящик, заставленный папками с надписями “Налоговая”, “Страховка”, “Ремонт”. И тут среди прочих бумаг его взгляд упал на… дарственную. Дима не был от природы скромным, зато был любопытным, поэтому он тут же вытащил эту бумажку из прозрачной папки. - Дарственная? - прошептал он, бережно взяв документ, - На имя Наташи… Квартира… Ой, как это паршиво… Это было похоже на внезапную трещину в зеркале, в котором он так гордо любовался своим отражением. Квартиру Наташе подарили, да не кто-нибудь, а мужчина. Он прокрутил в голове все Наташины рассказы о том, как она “упорно работала”, “копила”, “старалась”. Теперь все это казалось… слегка приукрашенным. Чуть-чуть. Он нашел Наташу там, где и оставил - она продолжала красить ресницы у зеркала в ванной. Она, как всегда, была прекрасна, даже когда кривилась, сосредоточенно возя кистью. В свете лампы ее глаза казались еще более бездонными. - Наташа… - начал Дима резко, но чуть поубавил уровень злости, вспомнив, что подарить-то мог и родственник, например, а он сейчас закатит Наташе скандал, а она потом вообще с ним расстанется, - Наташ, а что это за дарственная интересная на твою квартиру? Он протянул ей листок. Наташа вздрогнула и уронила кисточку. На мгновение ее выражение лица ее выдало. - Это… ты где это взял? - пролепетала она, пытаясь прочесть документ, как будто видела его впервые. - Это дарственная, Наташ. На эту квартиру. Ты мне говорила, что купила ее сама. Поэтому у меня к тебе есть несколько вопросиков. Кто тебе ее подарил и за какие заслуги? - Дима вглядывался в ее глаза, пытаясь прочесть в них хоть что-то, кроме паники. Наташа закрутила тюбик туши, вышла из ванной и положила дарственную на столик. - Дима… я… - она глубоко вздохнула, - Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя неловко, вот и не сказала. - Неловко? Почему я должен чувствовать себя неловко? - Дима, который все еще надеялся, что Наташе эту квартиру подарил родственник, уже понимал, что она ответит. - Потому что… потому что квартиру мне подарил мужчина, - сказала Наташа. - Какой мужчина? - его голос стал жестче. - Мой бывший мужчина. - Да неужели? И когда? - он снова схватил документ, - Семь лет назад. Это с кем ты крутила романы, что тебе квартиры дарили?? Наташа забрала бумажку. Поэтому вот и не хотела говорить… - Это было давно, Дима. Когда я училась в магистратуре. У меня был... ухажер. Богатый, женатый... - Женатый?? - не считал бы Дима себя таким благородным, он бы ее ударил. Обязательно найдется подвох! Только подумал, что встретил идеальную женщину, как сразу нашелся подвох… А Наташа рассказывала. - Он хотел встречаться со мной, ну, и встречался, но, естественно, не мог уйти от жены. И вот… на прощание, как бы… в качестве отступных, он подарил мне эту квартиру. Мол, прости, что не женился, прости, что я такой, но вот тебе, чтобы ты не обижалась. Примерно так все и было. Дима схватился за голову, потом выдохнул, посмотрел на нее… Он смотрел на Наташу, на ее прекрасное лицо, на ее изящные руки, и перед его глазами проносились кадры его собственных хвастливых рассказов. Похвастался! Теперь от его самолюбия вообще ничего не осталось. И тут его осенило. - Так ты встречалась с ним ради подарков? - психанул Кирилл, - То есть, я думал, что ты нормальная женщина, которая своим трудом зарабатывала, а ты обыкновенная шл***. И сколько у тебя было таких, с которыми ты была “за подарки”? Наташа, обычно такая спокойная, вздрогнула. А потом… потом она дала ему пощечину. Не сильно, скорее от отчаяния, чем от злости. - Один! И не ради подарков, Дима! - сказала она, - Не рассчитывала я на подарки! У нас были чувства, но - да, он был женат, что меня, конечно, не красит. Но встречались мы по любви. Почему не сказала? Я не хотела, чтобы ты думал, что я какая-то… меркантильная! Я у него ничего не просила и ни на что не надеялась, но от подарка отказываться не стала, в этом каюсь. Дима, ошеломленный пощечиной, потер щеку, еще не веря, что Наташа оказалась на это способна. В смысле, на пощечину. Он попятился, как от огня. - Хорошо, прости за “ш”, ты не такая, я понял, - прохрипел он, - Но жить здесь я все равно не смогу. В этой квартире. Это… это унизительно для меня. Жить со своей женщиной в квартире, подаренной ее бывшим. Нет. У меня тоже гордость есть, хоть я и не богат. Я мужчина, я должен обеспечить тебя жильем сам! Мы съедем! Наташа, хоть и не хотела, но согласилась. Она видела, что с Диминой гордостью шутить опасно. И вот они оказались в съемной квартире. Куда менее комфортабельной, чем была у нее. Дима старался вести себя как настоящий герой, “свой дом - наше все”, “мы справимся”. Наташа соглашалась. Прошло больше года. Они решили пожениться. И тут Дима поставил новое условие. - Наташа, - сказал он, когда с женитьбой все было уже решено, - Я очень рад, что мы поженимся. Но есть один момент. Эта квартира… из твоего прошлого. Я не хочу, чтобы у тебя оставалось что-то, связанное с твоим бывшим. Ты должна ее продать. У моей жены такого быть не может, а ты теперь будешь моей женой… Наташа согласилась. Какая разница, думала она, если они все равно будут жить вместе, а он такой… требовательный. Туда он точно не пойдет. Поэтому и она там жить, конечно, не будет. *** ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

— Лен… Я же тебе говорила, что у меня важный корпоратив сегодня, уже выезжать собиралась, одетая стою… — Блин… А может, не пойдёшь? Ну что там делать? На пьяные рожи коллег смотреть? Лучше с племянником посидишь, поиграете, и то пользы больше! — Ты что? Я давно хотела пойти туда, неформально пообщаться, да и коллега один ждёт… Мне кажется, между нами что-то есть… — Алис… Успеешь ещё шашни покрутить, тебе сестра дороже или непонятно кто?! Мне очень надо… Забрать подарок для Паши, у него же юбилей скоро, привезли из другого города. Меня ждут, понимаешь? А с Сашкой ехать не вариант, его укачивает вечно… — Так меня тоже ждут! Извини, но я не смогу! В другое время с удовольствием, сама знаешь, но не сегодня! — Ну, ладно… Придётся Анну Петровну просить, соседку пенсионерку. Тоже мне, сестра называется… Лена скинула звонок. Алиса с недоумением пожала плечами. Вот интересная сестра… Всё брось, беги сидеть с ребёнком… Вот всегда так было. Лена старшая сестра, её надо слушать! Алиса жила в съёмной квартире недалеко от Лены. И всегда с радостью навещала их. Но сегодня она была непреклонна. Глаза блестели от радостного предвкушения. Денис увидит её особенно красивой, не такую, как в офисе обычно… Корпоратив был в самом разгаре. Музыка, смех, искрящееся шампанское. Денис не сводит с неё влюблённых глаз… Алиса только начала расслабляться, как завибрировал телефон. — Алиса?! Ты где?! — Голос матери был сдавленным, почти истеричным. — Сашеньку в больницу забрали! Скорую вызвали! Отравление! Мне Лена сейчас позвонила! Выезжаем с отцом в больницу! Ледяная волна накрыла Алису с головой. Зал, музыка, улыбки, всё поплыло. — Как?! Что случилось? — Он выпил какую-то гадость! — мама рыдала. — Лена перед приходом соседки убиралась… Оставила в детской бутылочку с чистящим средством! Анна Петровна на минуту отвернулась, а он хлебнул! Думал, что сок! Алиса выскочила из зала, не замечая любопытных взглядов. Даже Денису ничего не сказала от волнения! Хоть бы всё хорошо с Сашкой было! Она его очень любила, своего пухлого племяша! Холодный, пропитанный специфическим запахом коридор больницы. Лена металась у дверей процедурного кабинета. Мама сидела на кушетке, закрыв лицо руками. Отец ходил из угла в угол, сжимая кулаки. — Как он? — выдохнула Алиса, подбегая. — Живой, — прошипела Лена. — Промывали желудок. Говорят, не смертельно, слава Богу… Если бы ты пришла, как я просила, ничего бы этого не случилось! Мне не пришлось бы в панике убираться перед приходом соседки! Она такая чистюля, не хотелось выглядеть засранкой в её глазах. Я бы спокойно всё убрала после, если бы ты пришла. И не оставила бы эту чертову бутылку на комоде! Алиса остолбенела. — Подожди… Ты оставила опасную химию в детской? А виновата я?! — Конечно, ты! — раздался низкий голос отца. Его лицо было искажено гневом. — Если бы ты не подвела сестру, не потащилась на свою пьянку, Лена бы не металась, не оставила бы ерунду где попало! Мама подняла заплаканное лицо. — Алисочка, ну как же так? — всхлипнула она. — Ребенок маленький, Анна Петровна старушка, она не уследила, конечно… Но если бы ты была там, то не допустила бы такого! Лена ударила кулаком в стену. — Да! Анна Петровна виновата, что недоглядела, я виновата, что оставила… Но корень зла где? — Она ткнула пальцем в Алису. — В твоем эгоизме! В твоем «важном корпоративе»! Ты запустила эту цепь! Ты — причина! Если бы ты не попёрлась на эту дурацкую вечеринку, ничего этого не было бы! Я не хочу тебя видеть! Мой сын чуть не погиб из-за тебя! Слова сестры, отца, матери обрушивались на Алису градом тяжелых камней. Она чувствовала, как земля уходит из-под ног. Лена оставила бутыль в комнате ребенка. Соседка отвернулась. Но виновата она, Алиса, потому что, не пришла посидеть? Она стояла последним звеном в цепочке роковых ошибок других, но именно на неё обрушился весь гнев, вся боль семьи. Не «как же мы допустили?», а «как ты посмела не прийти?». — Я должна была знать, что ты оставишь отраву в детской? — громко спросила Алиса, но её голос потонул в гулком коридорном молчании и в осуждающих взглядах родных. Лена отвернулась к двери кабинета. — Иди уже. Тебе ведь, наверное, еще на корпоратив надо? Женишок ждёт? Ты своё дело сделала… ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

Однако одноклассники, примерно в шестом классе, в конце концов, сократили имя до Аси, и всех это устроило, особенно саму Агнессу. Впервые, после школьных лет, о своём необычном полном имени Ася вспомнила, когда встретилась с Лёликом. Парень назвался так, когда они познакомились в университетской столовой, где девушка обедала, сидя за столиком. Ася сразу вспомнила старый мультик про Лёлика и Болика, а ещё, про Лёлика из «Бриллиантовой руки» и прыснула от смеха в кулачок. Парень нисколько не смутился и присел за её столик. Он притащил целый поднос еды и ел с большим аппетитом. Ася, удивлённо раскрыв глаза, наблюдала, как исчезают с его тарелки котлеты, салат и гарнир. А потом и булочка с компотом. Асе бы той еды хватило раза на три. Она была худенькая и ела, как птичка (так ей всегда говорила бабушка). А ещё бабушка говорила, что мужчина должен питаться хорошо, сытно и обязательно мясом. Ася на минутку загрустила. Ведь бабушки давно не стало, как и её родителей. Ася жила одна. А этот молодой человек со смешным именем был очень обаятелен… — Значит, вас зовут Агнесса, а не Ася? На самом деле, меня тоже зовут не Лёлик, а Леонид, — важно заявил он, поглаживая себя по животу, после того, как съел свой комплексный обед. — Но почему-то все меня зовут Лёлик. А я и привык. Как я вас раньше не видел? Вы же на пятом курсе учитесь? Скоро диплом? — Да… — задумчиво сказала девушка. — Даже не верится. Эти годы были для меня очень насыщенны событиями. Когда я училась на втором курсе, у меня погибли родители, и я осталась одна. Сначала было очень тяжело, но потом я привыкла, а теперь, спустя три года, мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор. Я научилась самостоятельно справляться с трудностями, и это оказалось не так уж страшно. Ася замолчала и подумала, что слишком уж разоткровенничалась с едва знакомым человеком. Раньше она себя так не вела. Обычно была молчалива и замкнута. И уж точно не рассказывала о таком личном. — Когда вы грустите, ваши глаза похожи на два изумруда. Никогда не видел таких удивительно красивых глаз! — вдруг сказал парень, а потом улыбнулся и добавил: — Но это не повод, чтобы грустить специально, надеюсь, вы это понимаете? — Понимаю, — улыбнулась Ася. Ей стало смешно. Она подумала о том, что только дурак станет грустить ради того, чтобы выглядеть красивее, чем есть на самом деле. Так, болтая о всякой чепухе они провели некоторое время. Потом обменялись телефонами и с тех пор стали встречаться. Лёлик оказался полной противоположностью Аси. Он был, мягко говоря, не сильно самостоятельным. Жил с мамой, зависел от неё и финансово, и немного психологически. Хотя, к её нравоучениям относился философски, да и она не сильно его контролировала. Ему тоже оставалось доучиться один год. Что делать дальше, он пока не придумал. У Аси же был подробный план. Она уже узнавала насчёт вакансий и присмотрела пару мест. Она не могла себе позволить долго думать — нужно было на что-то жить. Накопления родителей помогли ей доучиться, но они быстро таяли… Молодые люди полюбили друг друга. Получив дипломы, они расписались и стали жить у Аси. У неё была просторная трёшка, в которой они когда-то жили вместе с родителями. Мама Леонида не вмешивалась в их жизнь. Ася ей очень понравилась, женщина была приятно удивлена надёжностью и серьёзностью этой хрупкой девушки. Очевидно, она сочла, что передала Лёлика в «надёжные руки» и потому успокоилась. Ася устроилась туда, куда планировала. Всё вышло отлично. А у Лёлика с трудоустройством было похуже. Соответственно его уровню образования ничего подходящего не попадалось и, в конце концов, помыкавшись пару месяцев, он устроился на ту же фирму, что и Ася, только гораздо менее удачно. Это мама, Нонна Альбертовна, уговорила его, когда однажды сын заглянул к ней в гости. — Так нельзя, дорогой. Ты мужчина. Нужно зарабатывать деньги. А то Ася бросит тебя. На что ты ей нужен такой? Смотри, она какая молодец! Хорошая девушка. Иди, приткнись туда пока хоть кем, а потом покажешь себя с лучшей стороны, и будет тебе карьерный рост. Образование же я тебе, слава Богу, дала! — Ну, мам… — бубнил Лёлик, угощаясь пирожком с капустой, которые Нонна Альбертовна напекла специально для любимого сына. — Это не вариант. И зарплата там маленькая. Надо поискать что-нибудь получше! — Зато какой соцпакет! Иди, говорю! — прикрикнула она на сына. — Ладно… ладно… Так и устроился Леонид. Место было не престижное и не денежное. Стимула у него никакого не было. Вместо того чтобы показать себя с лучшей стороны, Лёлик всячески увиливал от своих обязанностей, норовил уйти пораньше или взять отгул. А дома ныл и сводил с ума, уставшую после работы, Асю. У неё же — напротив, было всё отлично. Начальство то и дело поощряло способную работницу и намекало на скорое повышение. Правда ради этого Ася работала, как вол. Сидела в обеденный перерыв, оставалась после работы, словом выкладывалась полностью. Однако мужа жалела. В тонкости она не вдавалась, что происходило у него там на самом деле, не знала (муж работал в другом здании, в другом отделе) и верила его словам. А по ним выходило, что Лёлика несправедливо обижают, не замечают его заслуг, не ценят, не уважают и мало платят. Придя с работы и едва поужинав, Ася принималась за уборку и готовку. Лёлик любил хорошо поесть. До этого был ещё поход по магазинам с целью закупки мясных деликатесов (Ася помнила слова своей бабушки). Агнесса очень старалась, но Лёлика ничего не радовало. Он всё время жаловался и ныл. Через некоторое время, та должность, которая гипотетически «светила» Леониду, была отдана его коллеге. Видимо это он, а не муж Аси, показал себя с лучшей стороны… Лёлик три дня ходил, дулся, ворчал и злился на всех и вся, а потом неожиданно взял и уволился. Асе клятвенно пообещал, что нашёл замечательный вариант и уж теперь всё пойдёт, как надо. Ася только успела порадоваться, как услышала, что это за вариант и задумалась: Лёлик решил заняться бизнесом на пару со своим университетским товарищем. Надёжным товарищем. Только нужно было вложиться. — У нас же есть кое-какие деньги? — наивно спросил Лёлик. — У меня. У МЕНЯ есть деньги. Только я копила их не для этого. Хотела создать некоторую «подушку безопасности», — заявила Ася. — Ну, малыш, пойми — это окупится. Но сначала надо вложиться. Как без этого? Я так люблю тебя! Скоро у нас будет много денег, вот увидишь! На отдых съездим. Куда ты захочешь… Леонид умел уговаривать. Ася сняла и отдала деньги на развитие будущего бизнеса. Она побоялась, что Лёлик возьмёт кредит. Он что-то говорил об этом. Уж этого точно было не надо! Бизнес сначала шёл ни шатко, ни валко. Раскрутка давалась тяжело. Было много ошибок и со стороны мужа, и со стороны его партнёра по бизнесу. Потом, вроде как, всё наладилось. И даже стали появляться излишки. Лёлик начал шиковать. С работы часто задерживался. Они с другом отправлялись в ресторан, боулинг и ещё Бог знает куда. Ася видела, что деньги буквально утекают сквозь пальцы, но никакие уговоры на мужа не действовали. В конце концов, она узнала, что он набрал долгов и взял-таки кредит. В то время Ася родила ребёнка, сына, и была полностью поглощена заботами. Шло время. И, наверное, оно было наиболее тяжёлым за все предыдущие годы семейной жизни, ведь кормильцем в семье был теперь только Леонид. Малыш подрос, и Ася отвела его в садик, а сама вышла на работу. Вот тогда и смогли они расплатиться с кредитом и, наконец, вздохнуть свободно. Однако к тому времени и бизнес зачах. Муж снова стал несчастен и стенал целыми днями. Ася опять уговаривала его и поддерживала и морально, и материально. Правда теперь, снова создав некоторые накопления, решила ни за что не отдавать их Леониду. То, как бесшабашно он обращается с финансами, пугало её. Если у него были деньги, то он гулял на всю катушку. Копить не умел и не собирался и совершенно не думал о будущем. А если денег не было — он, похоже, решал, что Ася его всегда спонсирует, если что… Почти год Лёлик валялся на диване и страдал. И ничего не хотел менять. Работать «абы кем» или простым служащим его не устраивало. Он заявлял Асе, что, побывав у руля собственного бизнеса, теперь просто не сможет по-другому. Он изменился! Изменилось его мировоззрение! Ася только качала головой. «Мировоззрение-то как раз у тебя нифига не поменялось. Только лежать и ныть…» — грустно думала она. В её глазах Леонид падал всё ниже. Однако сына он любил, её тоже любил и в целом был добрым, хорошим человеком. Только вот с деньгами и работой, ну никак не клеилось. А ещё лень… И задумала Ася разводиться. Достало её всё. Надоело. Как только эту новость узнала свекровь, она принялась уговаривать женщину. — Асенька! Не торопись. Не разрушай семью, дай ему шанс, прошу тебя! — умоляла свекровь. — Я всё понимаю, и даже мне лично как раз и стыдно от того, что я воспитала такого балбеса, но он ведь хороший человек! Не бросай его, пропадёт же! Он тебя любит, знаешь как! Сколько раз мне говорил. Ну, вот не везёт ему! Ася не могла взять и «послать» пожилую женщину, окаянства не хватило. Разговор отложили, и она обещала подумать. Только дальше события понеслись, словно скорый поезд. Нонна Альбертовна отправилась в санаторий на юг отдыхать, и там у неё случилось обострение давней болячки. Понадобилась срочная операция. Её положили в местную больницу. С этими новостями она позвонила Лёлику... ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

Северодвинский детский дом находился в получасе езды от его завода. Володьку мучила спина, был он вялым и собирался идти на больничный, но на работе нужно было закончить проект, и он держался. Ближе к обеду Наташа, прихватив папку с документами и мельком глянув в зеркало, направилась на остановку. Наверное, в документах необходимости сейчас нет, но за время оформления всех выписок и справок для усыновления, она уже привязалась к этой папке. Бумажная волокита была позади, но помимо воспоминаний о беготне, вызывала теперь и гордость – там в этой папке собрано все, что нужно, и даже больше. В зеркало она глянула тоже не случайно. Оттуда на нее взглянула высокая молодая женщина с длинными русыми волосами, красиво спадающими из-под бежевой шапки, мягкое лицо с чистой белой кожей, широко расставленные серые глаза. Ничего пугающего в этом лице не было. Скорее – наоборот. Дело в том, что "смотрели ребенка" они второй раз. В первый раз ехали воодушевлённые, нарядные, волнующиеся и собранные. Ехали к мальчику – на предварительную встречу. Тучный бородатый Володя, муж, и лёгкая миловидная Наталья вошли в игровую. Там был один мальчик Паша с воспитателем. – Привет! Какой ты симпатичный. Давай знакомиться, – наклонилась Наталья к ребенку ещё в дверях. И тут мальчик взревел, бросился к воспитателю, спрятался за белый ее халат. Воспитатель тоже была удивлена. Они ещё долго просили мальчика не бояться, познакомиться. Даже вышел из игровой Володя. Они подумали, что испугался ребенок его размеров и бороды. Но испуг мальчика был настолько сильный, что пришлось воспитателю ребенка увести. Во второй раз Наталья приехала одна – результат тот же. – Не его типаж, – объяснила им опытная психолог детдома Елена Николаевна, – Понимаете, они все подспудно ждут маму. Наверное, Вы на нее совсем не похожи, а может похожи на человека, который его обидел. Мы не знаем, что происходило у детей в семьях. Все они психологически травмированы. – И что делать? Может нам приезжать, проводить с ним время. – Я б не советовала. Ему нужна другая мама. Не переживайте, лучше немного обождите. Но, если есть у вас время и желание, давайте попробуем и с Пашей. Они приехали ещё несколько раз. Паша плакал, даже если кругом были дети. И сегодня они ехали на предварительную встречу с другим мальчиком. Ему было шесть, звали его Коля. С неба сыпалась колючая холодная крупа, она таяла на тротуарах, блестящих и скользких. Наташа думала о муже. Тяжело ему по гололеду будет идти. Весил он под сотню килограмм, а тут ещё и спина. Но он уже ждал ее на парковке. Детский дом снаружи был очень похож на детский сад. Вокруг здания –запорошенные клумбы. Когда приезжали они летом, тут во дворе носилась ребятня. А сейчас никого не было – погода. Они прошли в кабинет директора. На этот раз их просто отвели в игровую. Детей тут было немного. Сдержанный, все понимающий, смотрел Коля на них поначалу пытливо. Поговорил с Натальей, устал, начал оглядываться – спешил к дружку. На скамейке сидела темноволосая девочка. Пока общалась Наталья с Колей, девочка разглядывала Володю. Смотрела на него широко открытыми глазами, и глаза эти были такими взрослыми, что Володе вдруг стало не по себе. Что-то таилось в этих глазах. Боль, страх или какая-то надежда? Они ещё посидели тут, понаблюдали за детьми, за Колей. Они не боялись отсталости его развития. У Коли оно было налицо. Директор им сразу сказала, что здоровых детей у них нет. – Если ищите идеального ребенка, не получатся из вас усыновители. Здоровых у нас нет, и идеального не найдете. Усыновление - это проблемы на голову. И если вы к ним не готовы, нечего и начинать. – Мы готовы, – ответил тогда Володя за обоих. Они и правда были готовы. Обоим к сорока, позади борьба за рождение своего собственного ребенка, неудавшиеся ЭКО, молитвы, мотание по больницам. Когда Володя понял, что Наталья подорвала здоровье, глотая бесконечные пилюли, когда сам он от волнений, забот и какого-то курса лечения превратился в толстого борова, он решил – стоп! Им нужен ребенок, и где-то есть тот самый ребенок, которому нужны они – родители. Они прочитали кучу статей о детях из неблагополучных семей, они знали каверзы усыновления, они не спали ночами, обдумывая, нужна ли им эта нервотрёпки и забота. – Мы готовы! Наталья наблюдала за детьми, за Колей, за той темноволосой девочкой в застиранном платьице. В облике девочки чувствовалось что-то – не то кавказское, не то цыганское, она была чернобровая, с чуть вздернутым носиком. Но главное, что притягивало, так это взгляд темных глаз, такой проницательный и, отчего-то, терзающий чувства. Девочка не играла. Она лишь наблюдала за детьми. Они ехали домой, оба были, в общем-то, довольны встречей. – Большой, конечно. Но...мы же справимся, Вов? Муж, крутя руль, морщась от боли в пояснице, задумчиво ответил: – Должны. Сама знаешь – возвращать нельзя. Они читали отзывы родителей, которые возвращали усыновленных детей. И ничуть не осуждали. Понимали, люди старались изо всех сил, как они тогда с мальчиком Пашей ... Но есть обстоятельства, справиться с которыми и жить с которыми просто невозможно. Усыновители писали, что дети, попав в семью, вдруг становились неуправляемыми, они сами себя ставили в опасные условия, доводя родителей до отчаяния. Нужно было быть готовыми и к этому. – Ты на работу? – Домой. Уколешь меня? Отпросился. Все важное сделали на сегодня, а спина... просто кошмар какой-то. – Разотрём сейчас, уколем, полежишь. Володька, худеть надо. – Надо. Сам на себя смотреть уж не могу. И кому это понравится? Оба замолчали. Через пару минут Володя покосился на жену. – Чего ты? – спросила Наташа. – А ты? О чем думаешь? Не о том же, о чем и я? – А ты о чем? – Я – бородатый толстяк, а сегодня один человек смотрел на меня как-то по-особенному. С надеждой что ли... – Володь, ты о той девочке? Да, и я о ней думаю. Ты угадал. – Про нее ничего тебе не говорили? – Нет. Но ведь мы и не спрашивали. И теперь уж поздно. Мы же берём Колю. – Может двоих возьмём? – Ох... Вов, я не знаю. Это перебор, наверное. Мы с одним ещё справится не попробовали. Но девочка эта... Да, она удивительная какая-то. Девочку звали Надя. Надежда ... В детском доме она всего пару месяцев. Опеку на нее оформить можно. А вот удочерить пока нельзя. Ожидается суд над матерью и по всем канонам ее должны лишить материнских прав – судили женщину за гибель второго ребенка, годовалого мальчика. Жили они в далёкой деревне, в которой органы опеки никогда не появлялись. Ребенка уже мертвым обнаружили соседи. Женщина была для деревни неместная, говорили, что цыганка. Родни нет. Отцов детей тоже найти не удалось. Правда, соседи утверждали, что мужья ее были русскими, и второй ушел от нее совсем недавно. Робко рассказала Наталья вечером мужу о своем звонке. И уже по глазам поняла – заинтересовался. Решили – берут двоих. И это решение было судьбоносным. Потому что в усыновлении Коли вскоре им отказали – нашелся у него отец. Ещё несколько раз побывали они в детдоме. Девочка на контакт шла плохо, отвечала на вопросы однообразно, была напугана лишним вниманием к себе. Но и не убегала, не бросалась в слезы. Хотелось узнать о ней побольше. – У нас только официальные данные, но я могу вам дать телефон опеки ее района. Позвоните. Правда, отвечают на подобные вопросы они неохотно. Этика, знаете ли..., – ответила ей Елена Николаевна. Удочерение – дело ответственное. А Наталья привыкла – уж если за что берется, то подходит серьезно. Уговорила мужа, и как только он немного поправился, они поехали в Лешуконский район на встречу с Татьяной, сотрудницей, которая изымала Надю из семьи. По дороге мела позёмка, мчались навстречу ели и сосны. Дорога не близкая, но Наталья была уверена – им нужно знать о девочке больше. Договорились, что встретятся с Татьяной в кафе, какое она указала. Ещё заканчивался октябрь, но тут уже намело снега. Кафе порадовало – уютное, теплое и вкусное. – Лишать надо таких! – твердо и с ожесточением говорила Татьяна. Была она практически их ровесницей, – Я б ещё и стерилизовала тварей! – Что? Там так все плохо было? – сначала даже неприятно стало от такой открытой злости. – Плохо? Плохо не то слово. В сарае лучше. Мы с полицией приехали. Они мать сразу забрали. Дом крепкий такой... живи – радуйся. А заходим: гнилой запах перегара, немытых тел, шерсти палёной какой-то и ещё черт знает чего... И чудо это одутловатое, синюшное, щеки в сиреневых прожилках, вылезает... Такая пьяно-радостная – нас увидела, гостей. Улыбается беззубо. Ещё один там у нее валяется в пустых бутылках. А потом вспоминает, видать, лицо, как яблоко печеное, сморщила, завыла: "Ребёночек у меня помер". Сосед, такой же пьяница, к ней зашёл, а потом жене сказал, мол, парнишка у Лидки помер. Она – "Как помер?" Спрашиваем ее: "А дочка где?" Она давай искать! То на печку, то в кладовку, во двор покричала. Ходит, орет, зовёт. А девочка уж тоже давно у соседей. Сутки. Она и не заметила пропажи. Руками развела и говорит: – Тоже померла что ли? Вот гадина! Я в дом больше и не заходила – там дышать нечем. Вот скажите, как после этого не реветь? Менять надо работу, не могу я..., – Татьяна выхватила салфетку, утерла глаза. Наполнились слезами и глаза Натальи. Володя пошел за кофе. – Надя замкнутая очень, – Наташа втянула носом, сдерживая слезы, – Как будто прячется. – Можно понять. От такой жизни точно захочется спрятаться. Неужели повезет девочке – возьмёте вы ее? Господи, как хорошо, что вырвалась она из этого кошмара, уцелела. А вот братика ее жаль – не успел ребенок. После этой встречи ещё больше захотелось забрать Надюшу. И им это удалось. В коридоре детдома пахло гороховым супом, когда они приехали забирать Надю. Пока – в гости. У Володи потели ладони, Наталья все время перебирала что-то в сумке. Волновались... Вспоминали разговор с директором и психологом. – Мы не знаем, что там происходило в семьях наших детей. Понимаете? Но Надя очень хорошая девочка. Это-то и пугает. – Пугает? Почему? – удивилась Наталья. – Она пытается быть тенью... – Это как? – Володя уточнял. – Она пытается быть незаметной. Ходит по стеночке, никого не касается руками, игрушки в руки не берет, на занятиях так переживает, что ей становится плохо, приходится ее просто сажать в сторонке. – Но она не плакала при виде нас. Не шарахалась, – они оба боялись, что будет, как в тот – первый раз. – Понимаете, первое время, когда дети попадают сюда, они едят, едят, воруют из кухни хлеб... Проходит месяц-два и они забывают об ужасе, из которого их зачастую привозят, привыкают к свежим постелям, начинают понимать, что это место – другое. Надя не успела привыкнуть, наверное. Или травма психологическая была особая. Она очень старается быть хорошей. И вывод она сделала такой – чтобы быть хорошей, надо быть незаметной: ничего не делать, не брать в руки, спрятаться, в общем... – Ее били? Вы думаете ее били за какие-то проделки? – Наталью этот вопрос интересовал. – В ее деле травм нет. Но все может быть. Ведь ребенка можно не только физически травмировать. В общем, я не знаю... Нужно время... Мне кажется, именно время будет играть на вас. И любовь, конечно. И любовь... Надю привели к ним, в кабинет директора, уже собранную. Наташа купила ей славный пуховичок – черный с оранжевыми человечками. – Надюш, – Наташа села на корточки, – Тебе сказали, что ты поедешь с нами, в гости? Они уже были знакомы. Глаза девочки были слегка напуганы, руки напряжены, но она кивнула. Вздохнула тяжело, оглядываясь на воспитателя и няню как-то обреченно, когда спускалась вниз по лестнице. Да, все усыновляемые волнуются и ведут себя поначалу идеально. Наташа села с нею в машине сзади, пыталась показать Надюше красивый, уже украшенный к новому году город, рассказывала, казалось, занимательные вещи. Но вскоре поняла – Надя только делает вид, что слушает – волнение захватило ее. Она боится. – Надюш! Ты чего? Если хочешь, мы поедем обратно. Хочешь? Сейчас повернём... Девочка замотала головой – нет. – Тогда успокойся. Ты так волнуешься... – Я больше не буду, – произнесла Надя шепотом. – Да нет, ты не так меня поняла..., – Наталья поняла, что эти слова ещё больше разволновали Надю, – Волнуйся, конечно, если тебе так хочется. Но тебя там ждёт чудесная комната и много нового и интересного. Мы очень хотели, чтоб ты к нам приехала. Ждали. Надюшка кивала. – Тебе жарко? – спрашивал Володя. Девочка мотала головой – нет. – Может шапку снимем? Нет. – Хочешь конфетку. Нет... Припарковались. Выходя из машины, замешкались с сумкой. – Постой, – велела Наташа. Володя не слышал этого. – Надь, чего ты встала тут, иди к тете Наташе, – он прикрыл со стуком багажник. У Нади подкосились колени, она оглянулась на Наталью: – Я больше так не буду, – она шла к Наталье, в глазах стоял страх. Наташа хотела схватить ее на руки, но Надя не далась, упёрлась в грудь. – Надюш, Надюш, ты чего? Дядя Вова не ругается, нет. Ты чего? Он просто так говорит громко. – Надя, я не хотел тебя обидеть. Прости... Простишь? Надя мотала головой в отрицании, пятилась от них к сугробу. Вот, ещё не приехали, а уже испугали ребенка. Наташа не знала, что и делать. Бросаться уговаривать? Успокаивать? Психолог сказал, что Надя пытается быть незаметной тенью. Тенью... – Володь, пошли. – В смысле? – Володя готов был на руках нести девочку, сейчас он не понимал жену. – Сделай вид, что ничего не случилось. Они медленно направились к своему подъезду. Надюшка огляделась и побрела за ними. Подъезд открыли, Володя зашёл, а Наташа придержала дверь, пока не зашла Надя. По ступенькам шли молча. Они – чуть впереди, Надюшка – следом. – Надь, ты умеешь раздеваться сама? – спросила Наташа в прихожей. – Да. Нет, – неопределенно ответила Надюшка. В общем, выбирайте сами – какой ответ вам больше нравится. – Разрешишь, я помогу тебе сапожки снять? – спросил Володя. Надя кивнула. – Вот, смотри. Или сюда, – Надя почему-то неохотно давала руку, поэтому перед ней просто открыли комнату, – Это твоя будет комната. Нравится? Голубые обои с корабликами, детская мебель, о которой так много было меж ними споров и рассуждений, детский уголок с домиком Барби, светлый ковер и даже велосипедик. Надя смотрела на все с напряжением. Глаза ее бегали, казалось, что она что-то искала или пыталась запомнить. – Нравится, Надь? – Наташа спрашивала уже без улыбки, совсем не такую реакцию ждала она от ребенка. Столько сил потратили они на эту комнату. – Да, – кивнула девочка. – Тогда располагайся, проходи. Здесь все твое. Кроватка, диванчик, шкаф, книжки. Вон, смотри какая кукла. Наташа подтянула Надю к дивану, дала ей в руки кудрявую красавицу-куклу. Надя держала ее осторожно, а потом аккуратно положила на диван и, казалось, выдохнула. Наталья опять решила, что нужно оставить ее одну. Пусть освоится. – Мы с дядей Вовой в соседней комнате сейчас переоденемся и все будем кушать. Хорошо? Надя кивнула. Когда минуты через три заглянули они в комнату, Надю не увидели. Меж книжным шкафом и кроватью была щель сантиметров в тридцать пять. Туда и залезла Надя. Она сидела на полу, охватив колени и со страхом смотрела на них. – Надюшка, ты чего тут? – Наталья уж и не знала, что предпринять, совсем расстроилась. Володя лег на спину и заехал под кровать. – Ааа... Чего я придумал! Классное место! У нас тут шалаш будет. Да, Надюха? Мы тут будем от тети Наташи прятаться. Ладно, Надь? Надя кивнула. Тут же дала Наталья плед, простынь, на пол положили подушку от дивана из зала. Володя соорудил занавес. – Володь, ты чего? – шептала Наталья, – Ее адаптировать к пространству надо, к нам, а ты отгораживаешь. Она и так в угол свой забитая. – Пусть адаптирует хоть угол. А потом... Хочет человек жить в углу, так пусть. Не мешай ей, Наташ... Вскоре в этот угол засунули матрас с кровати. – Подкроватная жизнь какая-то, – пожимала плечами Наташа. Она была готова ко многому, но не к тому, что ребенок отгородится совсем. Володя взял пару выходных. Спина болела, да и такое событие – в семье появился ребенок. На работе с делами поутряслось, он не скрывал от коллек информацию о том, что взяли девочку из детдома, его легко отпустили. Но дома, с приездом Нади, сложилась какая-то напряжённая атмосфера: они с женой шепчутся меж собой, решают как поступить в той или иной ситуации лучше, а Надюшка живёт под кроватью. Она ходит в туалет самостоятельно, закрываясь там, делает свои дела. Быстро кушает на кухне, стараясь убежать в свой угол, как только позволят, отвечая на вопросы однозначно – да...нет... А ещё вскоре обнаружилось, что Надя прячет у себя в углу потихоньку утащенные с кухни продукты. Наталья нашла там куски хлеба, мандарин, конфеты и даже раздавленную картошину. – Говорила тебе – не надо ее отгораживать! – винила мужа Наталья. – Она там чувствует себя уверенней, понимаешь? Наташа Надю купала, но было ощущение, что купает насильно. Девочка в ванну сесть не согласилась, на заигрывания и шутки Наташи не реагировала. Все время цеплялась за край ванны, пытаясь скорей закончить эту муку. Струй душа пугалась, от ополаскивания ковшиком приходила в ужас. Когда мыли голову, вцепилась в руку Натальи в какой-то страшной панике. Наташа почувствовала всем своим нутром, как боится она воды. – Надюш, вылезаем уже... Давай, хватит. Не домыла, не получила удовольствия, насмотрелись на страх ребенка и быстро вытащила из ванной. – Что ты, что ты, моя хорошая... Купаться, это ж так весело. Вон бомбочки не попробовали, утяток не помыли... Ну, в следующий раз. Хорошо? Надя кивала. Ей хотелось в свой угол. А Наталья вошла в зал со слезами. – Что? Худо..., – уже догадывался муж. – Ей бы голову просушить, но я как представлю, что включу фен... Володь, ну как она с сырой головой опять там на полу? – Ничего. Там теплый пол. – Но не в этом углу. – Не переживай, подстилка, матрас... Я слазаю к ней. "Слазать" для Володи было делом трудным. Спина ещё болела, вес мешал. Но минут через пять он взял простую мозаику и полез под кровать. – Тук-тук! К вам можно? – он приоткрыл занавеску. Надя сидела, прислонившись к подушке, перебирая мокрые волосы. – Надь, с лёгким паром. Давай-ка поиграем, – он открыл коробку, начал втыкать кнопочные мозаинки в дырочки, – Помогай мне, вот по краям красные втыкай. Надя играть хотела, на игрушку смотрела внимательно, но по всему было видно – боялась. Она несмело взяла красную мозаинку, нажала на нее, и когда она вошла, резко отдернула руку. – Здорово у тебя получается. Ещё давай, а я вот жёлтое солнышко посредине выложу. Надя начала играть, но стоило Володе мозаику перевернуть, она опять забилась в угол, и больше играть он ее так и не упросил. Через десять минут под кровать полезла Наташа с уговорами – пойти на кухню, покушать. Так и прошли первые дни. Володя вышел на работу, а Наташа осталась наедине с Надюшкой, не вылезающей из своего угла. Надя словно воздвигла стену, отгородилась от них и от внешнего мира, и изо всех сил старалась не позволить их теплу и свету проникнуть внутрь… Чем больше тепла они пытались вдохнуть, тем сильнее становилось ее отторжение. – Никак, Елена Николаевна. Мы – сами по себе, она – сама по себе. Знаете, как Снежная королева, безучастная, – Наталья жаловалась психологу детдома. – Я же говорила, что серьезных психологических заболеваний мы не обнаружили. Но все же проконсультируйтесь с хорошими психологами. Могу порекомендовать... – Ох, таскать ее по врачам, по чужим людям – сами понимаете... Пока подождем. Было жаль девочку невероятно, сидит там, как щенок брошенный, в своем углу. И эта жалость вынуждала делать ошибки. Наташа навязывалась, Надя все больше отворачивалась от нее. День рождения Нади – 31 декабря. Ей исполнялось пять лет. Они уже и правда шутили, что у девочки льдинка в сердце, а день рождения это подтверждал. Наталья раньше была полна идей относительно дня рождения будущих своих детей. Какой чудесный праздник можно организовать. Но нужен ли он Наде? – Нет, Наташ. Ей не нужно этого. Она не простая девочка. Ты же понимаешь... Испеки свою Прагу, да и все... Отметим тихо. – Володь, ну, хоть шары, да и цветы ей... Ну как? Надя должна понять, как дорога она нам. Должна... – Смотри сама. Но мне кажется – рано пока. Хотя ...ты знаешь, на днях стал вылезать из угла, спину прострелило. Говорю ей, крем там на тумбочке, принеси. Так она мигом полетела, все нашла, принесла. Ты её к делам приобщай, проси помочь. – Так ты ж видишь, что она бросается помогать, а у самой ужас в глазах – вдруг сделает что не так... – Все равно. Эта взаимность должна помочь вывести ее из подполья. Но даже профессиональному психологу было б трудно предугадать, что поможет Наде, а что отпугнёт. Новогодние праздники приближались. За все время пребывания у них Надя ни разу не плакала. Вот только и не смеялась – ни разу. Попытки переложить ее на кровать не удались. Наталья пыталась спать с нею, удержать в постели, Надя послушно лежала с ней до поры до времени, но как только оставалась одна – переходила в свой угол. Наташа чесала ей спинку, рассказывала сказки, а Надя, как отбывала наказание – казалось, ждала, когда Наталья уйдет. Даже мышцы ее были напряжены – вот-вот вскочит и убежит. Как-то раз, когда Володи дома не было, после обеда, чтоб подольше удержать Надюшку рядом с собой, Наталья попросила: – Подай чашки, Надь. Поставь сюда. Надя была мала ростом. Чашка съехала со стола прямо под ноги девочки и звонко ударив о пол, разлетелась на кусочки. – Ох! – от неожиданности выдохнула Наталья. А Надя замерла, лицо ее сделалось бледным. – Я больше не буду... – Чашка? Это к счастью. Мне она давно не нравилась, у нас столько красивых... Но Надя уже умчалась в свой шалаш. Наталья вытерла руки, аккуратно перешагнула осколки и вошла в комнату девочки. Но стоило ей открыть занавес, как Надя дернулась, зажала голову в колени. Наталья прикрыла занавеску, и, прижавшись к ножке кровати. – Надь, ты не порезалась? – Нет... И тут Наталья начала говорить. Наверное, это был разговор с собой. Пятилетнему ребенку навряд ли можно объяснить то, что чувствовала она сейчас. – У меня никогда не было дочки. А я так хотела. Молилась Богу, ходила по врачам. Много лет, Надюш. Мечтала...и дядя Володя мечтал, хоть и не очень часто говорил об этом. Мы хотели, чтоб она росла и радовала нас. Просто так радовала. Она не обязательно должна быть самой хорошей. Нет. Но мы её все равно будем любить, – Наталья помолчала, – А вот сейчас, наконец, у нас появилась ты. Мы тебя очень любим. Очень. И теперь ты – наша дочка. Но теперь так хотим, чтоб и ты нас полюбила тоже. Мечтаем... А чашка это такая ерундовина... Я сама их, знаешь, сколько перебила. Наталья ещё что-то говорила, про себя в детстве, про Володю, про свою маму. Потом поднялась с пола и направилась на кухню. Она убирала осколки, а руки дрожали, слезы почему-то текли из глаз. Напряжение последних дней давало о себе знать... Как себя вести? Как в этой ситуации доказать ребенку, что они его любят? Психолог сказала – создавать теплую уютную атмосферу. Но они ее создают уже второй месяц, но с мертвой точки ничего не сдвигается. Продолжение >>Здесь