Место, где пахнет горячим хлебом

Валентина Ивановна Погодина проснулась в шесть утра, как обычно. Ей было семьдесят три года, и уже десять лет она жила одна в своей двухкомнатной квартире на третьем этаже. Пенсию получала по расписанию — двенадцатого числа, а сегодня было как раз тринадцатое мая. Деньги лежали в старом конверте под стопкой газет, но Валентина Ивановна знала: к концу месяца в кошельке останется только мелочь. Она наливала себе чай с кусочком лимона и смотрела через занавеску на двор. Соседка снизу, Марина Сергеевна, недавно похоронила мужа. Уже почти месяц та не выходила из квартиры — только на лестничной площадке слышались её шаги, когда выносила мусор. Валентина Ивановна пыталась заговорить с ней — Марина Сергеевна отвечала коротко, иногда даже не поднимая глаз. Вчера Валентина Ивановна встретила дочь Марины Сергеевны у подъезда. Девочка стояла у стены, ковыряя подошвой бетон. — Мама спит… — тихо сказала Соня. Маленькой было восемь лет, и она казалась слишком взрослой для своих лет. Валентина Ивановн

Татьяна шла домой, кутаясь в шарф. Весна в этом году задержалась — март уже подходил к концу, но асфальт покрывала невесёлая слякоть, а ветер с пустыря, где когда-то был сад, пробирал до костей. В руках у неё был тяжёлый пакет с продуктами: молоко, хлеб, немного овощей и пачка кофе, купленного по акции. Рабочий день растянулся дольше обычного — бухгалтерский отдел сверял отчёты для налоговой. Татьяна работала старшим бухгалтером в той же управляющей компании, что обслуживала их дом; зарплату платили вовремя, экономить приходилось не из-за задержек, а из-за привычки. В подъезде было пусто. Рядом с лифтом висело объявление: «Уважаемые жильцы! В понедельник начнётся ремонт фасада». Почерк узнаваемый — председатель совета дома, Валентина Ивановна, писала всегда аккуратно, но на этот раз буквы чуть дрожали. Татьяна машинально провела взглядом по расписанию отключения воды и новым тарифам — всё как всегда. Лифт медлил, гудел где-то наверху. На стене возле кнопки кто-то оставил отпечаток ладо

В кухне было тепло, пахло жареным луком и сладкой выпечкой — Марина уже поставила в духовку шарлотку. Никаких гостей на сорок человек, как прежде, когда бабушки собирались за столом и спорили о том, кто как солил огурцы. Теперь всё проще: всего трое — Марина, её дочь Оля и муж Пётр. Петру шёл пятьдесят седьмой год; он вышел на пенсию в прошлом году из депо, но подрабатывал сторожем на стройке у знакомого. По вечерам возвращался домой усталым, но старался не жаловаться. Оле тридцать четыре; она бухгалтер в фирме по продаже стройматериалов, работает удалённо — как и многие после последней реорганизации. Марине пятьдесят один; всю жизнь она проработала медсестрой в районной поликлинике, а теперь добиралась до частной клиники маршруткой через полгорода. На столе громоздились миски: одна с салатом оливье, другая с варёным картофелем — для селёдки под шубой. В кастрюле остывала курица для холодца. В углу стоял чайник с выбитым носиком — он пережил ремонт кухни и даже двух котов, а новый поку

В подъезде на втором этаже, прямо между щитком и почтовыми ящиками, кто-то прикрепил новый листок бумаги — крупный шрифт, аккуратный, с оборванной полоской скотча. Алевтина Ивановна заметила его утром, когда выносила мусор. В очках — всё чётко: «Уважаемые соседи! В эту субботу приглашаем на общий субботник. Собираемся в 10:00 у входа. Перчатки, тряпки — приветствуются. Чай и печенье после уборки!» Она вздохнула. Невольно вспомнила, как лет десять назад такие записки писала сама — тогда ещё работала в районной библиотеке и казалось: если не она, то кто? Теперь ей шестьдесят два, на пенсии третий год. Ходит осторожнее, спина не всегда слушается. Но мусор во дворе замечает сразу — особенно весной, когда снег сходит и под кустами обнаруживаются прошлогодние фантики и смятые бутылки. На обратном пути Алевтина Ивановна встретила Оксану — соседку с третьего этажа. Молодая ещё, лет сорока пяти, работает экономистом в аптечной сети. Оксана шла быстро, с телефоном у уха, но успела кивнуть: — Вид

Светлана Петровна проснулась без будильника — глаза сами открылись, когда за окном только-только посветлело. Она потянулась, прислушалась: дом дышал ровно, без посторонних голосов и суеты. Лишь где-то в глубине квартиры тихо работал холодильник, а за стеной слышалась едва различимая возня — Соня, внучка, пришла из кухни за телефоном. Светлана Петровна посмотрела на часы — семь двадцать. Сегодня суббота. Вчера Соня сказала: «Бабушка, мне по технологии задали проект про семейные рецепты. Можно я напишу про твое смородиновое варенье?» — и тут же добавила, не отрывая взгляда: «И с фото процесса». Бабушка тогда улыбнулась: «Конечно, доченька». Она даже не стала поправлять — внучка всегда называла её только бабушкой, а вот Светлана Петровна иногда произносила это слово ласково, словно пробуя его на вкус. Встала неспешно, накинула поверх ночной рубашки тёплую кофту, чтобы не замёрзнуть на кухне. Прошла мимо зеркала в коридоре — волосы растрёпаны, щёки чуть припухли после сна. Ничего, для варе

Ольга проснулась чуть раньше будильника — привычка, которую она в себе не любила, но уже приняла. За окном лениво тянулись облака, а на подоконнике скучал стакан с недопитой вчера водой. Она какое-то время наблюдала, как по стеклу медленно скатывается капля, и думала о том, сколько дел сегодня нужно успеть: забрать посылку на почте, позвонить маме, купить куриное филе для ужина. Ещё до восьми она уже была в душе — горячая вода расслабляла плечи, где часто застревало напряжение после работы. Ольге недавно исполнилось сорок семь. Она работала бухгалтером в небольшой транспортной фирме: зарплата средняя, зато стабильная, без задержек. После развода семь лет назад она живёт одна; сын учится в другом городе, звонит по воскресеньям. Утро шло своим чередом: кофе в любимой чашке, быстрый взгляд на новости. Сегодня суббота, значит, можно не спешить. Ольга решила не включать ноутбук: вечером закончит отчёт, а сейчас просто порадуется тишине. Около половины десятого телефон завибрировал на столе.

Вера Афанасьевна пришла в МФЦ чуть раньше обычного — ещё не было восьми, в коридоре пахло свежей краской и мокрой тряпкой. Она шла по пустому залу к своему окну, на ходу поправляя воротник бежевого кардигана. Кардиган был аккуратно выстиран и чуть вытянулся на локтях, но это замечала только она сама. За стеклом окна номер семь всё было по-прежнему: стопка чистых бланков, компьютер с голубоватым экраном, пластиковая папка-уголок с надписью «Архив». Вера Афанасьевна села на свой стул — кресло скрипнуло, словно приветствуя её. Она достала из сумки термос с чёрным чаем и поставила его сбоку, чтобы не мешал документам. С утра приходили пенсионеры — знакомые по именам и привычкам. Клавдия Дмитриевна всегда спрашивала о погоде и жаловалась на новые тарифы. Николай Петрович приносил аккуратно сложенные квитанции и каждый раз забывал очки на носу. Вера Афанасьевна принимала их документы спокойно, не торопясь, отвечая чуть мягче, чем требовала инструкция. За годы она научилась слышать в голосах

Перед выходом из дома Наталья привычно проверила: платок, бутылка с водой, палки. На календаре стояло начало апреля — сквозь мутное стекло подъездной двери пробивался неуверенный рассвет, словно город ещё не решил, позволить ли весне вступить в свои права. Наталья приподняла палку к свету — на наконечнике застряла капля вчерашней влаги, резина чуть поблекла. Она шла к парку вдоль трамвайных рельсов. На остановке мелькнула знакомая фигура: Валерий — в синей ветровке и с неизменной кепкой с надписью «Аэрофлот». Он заметил её первым и, не улыбаясь, кивнул. — Доброе утро, — сказала Наталья, когда подошла ближе. — Утро доброе. Опять моросит чуть-чуть, — ответил он. Парк уже просыпался: редкие собачники, два мальчика на самокатах. Кружок скандинавской ходьбы собирался возле детской площадки — все знакомые лица. Маргарита Петровна с её неизменной яркой губной помадой, Володя из третьего подъезда — весёлый и шумный, всегда громче остальных. Новеньких сегодня не было. Руководительница кружка, с

В маленькой кухне на третьем этаже старого кирпичного дома Наталья стояла у окна и смотрела на мартовскую кашу из снега и грязи во дворе. Чашка с остывающим чаем ждала её на столе, рядом лежала газета, которую муж, Игорь, оставил утром. В углу стола стояла фарфоровая сахарница — белая, с голубыми цветами и тонкой трещиной по боку, словно нитка по фарфору. Трещина появилась прошлой осенью: Наталья задела локтем, когда спешила к телефону. Сахарница уцелела, только стала уязвимее. В комнате за стеной хлопнула дверца шкафа — Игорь искал рубашку. Теперь он работал из дома, но всё равно надевал рубашку, будто это помогало сохранить порядок. — Ты видела мою синюю? — спросил он из коридора. Наталья вздохнула и пошла помогать искать. Оказалось, рубашка висит на балконе — не высохла до конца. Она протянула ему свежую футболку. — Надень пока эту. Не простудишься. Он кивнул без возражений. Раньше бы сказал: «Я сам найду» или что-нибудь ещё колкое. Но в последнее время оба старались говорить помягч

Полосатый пластырь с лисёнком держит оборону на моём левом колене. Я разглядываю его, будто от этого станет легче — и боль, и неловкость. В коридоре приёмного отделения пахнет старым кафелем и чем-то вроде детской присыпки. Оля сидит рядом на жёстком стуле, скрестив руки на груди. Говорить нам пока не о чем — слишком ясно слышно, как за тонкой перегородкой спорит врач с медсестрой. Два часа назад я оступилась на крыльце магазина. Глупо: просто не заметила ступеньку. Колено сразу вздулось, синяк стал проступать прямо на глазах. Оля — та самая Оля, с которой мы учились в одном классе и потом ещё почти двадцать лет ходили друг к другу в гости чуть ли не каждую неделю, — оказалась ближе всех: магазин через дорогу от её дома. Она приехала за мной на своей старой «Калине», хотя уже собиралась ложиться спать. — Ты как? — спросила она в машине, не глядя. — Смешно, конечно. Думала, упаду только если лёд будет, а тут июнь… — Возраст не выбирает сезон, — буркнула она и включила печку. Хотя было т