Рецепты Джулии

Людмила стояла у раковины и медленно мыла огурцы. Её руки двигались машинально — столько лет одни и те же движения, одни и те же заботы. За окном уже темнело, а она всё готовила. Опять. — Люда, а пирог будет? — крикнул из зала Виктор. — Серёга так твой яблочный хвалил в прошлый раз! Она замерла. В животе что-то неприятно сжалось. Пирог... Конечно, пирог. А ещё салат оливье, и жареную картошку с мясом, и закуски на стол. Всё как всегда. Всё для его друзей. — Виктор, — тихо позвала она, вытирая руки о фартук. — Что там? — отозвался он, не отрывая глаз от телевизора. Людмила подошла к двери зала. Муж сидел в своём любимом кресле, переключал каналы. На диване уже лежали подушки — готовился принимать гостей, как король на троне. — Каждый раз гости, и я снова за плитой? — голос её дрожал от накопившейся обиды. — Ты вообще меня уважаешь? Виктор поднял на неё усталые глаза: — Ну не начинай, пожалуйста. Ты же всегда справлялась. И готовишь хорошо, чего ты расстраиваешься? — Справлялась... — пов

Сижу на кухне, смотрю в окно на наш палисадник. Михаил всегда говорил: «Ирка, цветы – это душа дома». И правда, каждую весну мы вместе сажали георгины, петунии, астры... Теперь октябрь, а я всё ещё не убрала завядшие стебли. Руки не поднимаются. Три месяца прошло с похорон. Три бесконечных месяца тишины в доме, который раньше звенел от Михаилова смеха. Он умел смеяться так, что соседи через забор улыбались. А теперь... Теперь я боюсь включить телевизор – слишком громко в этой тишине. Дверной звонок резко врывается в мои размышления. Кто это может быть? Друзья знают – я пока никого не принимаю. Может, почтальон? Иду открывать, поправляя халат. Господи, как я запустила себя... На пороге стоит Алексей. Брат Михаила. Высокий, подтянутый, в дорогом пальто. Всегда выглядел так, будто мир ему что-то должен. И сейчас его лицо выражает именно это – требовательность. – Здравствуй, Ирина. – Алёша... Заходи. – Голос дрожит. Не от радости его видеть, а от внутреннего напряжения. Что-то в его взгляд

Холодный октябрьский вечер застал меня на кухне за привычным делом — готовлю ужин для Виктора. Картошка шипит на сковороде, мясо томится в духовке, а я машинально режу салат, думая о том, что завтра снова понедельник. Снова офис, снова отчёты, снова бесконечные совещания с начальством, которое требует невозможного в нереальные сроки. Мне сорок два. Достаточно, чтобы понимать: жизнь не сказка, а достаточно мало, чтобы ещё надеяться на перемены. Восемь лет назад, когда я встретила Виктора, мне казалось, что наконец-то найду покой. После развода с первым мужем, после всех этих лет одиночества с маленьким сыном на руках — Виктор показался настоящим подарком судьбы. Надёжный, работящий, любящий. И главное — он принял моего Серёжу как родного. Но вот уже который год я чувствую себя не женой, а сиделкой. Не для него — для его матери. Звонок мобильного прервал мои мысли. На экране знакомое имя: «Антонина Петровна». Свекровь. Восьмой звонок за сегодня. — Олечка, дорогая, — слащавый голос просоч

Я стояла у приоткрытой двери кухни, держа в руках маленького Дениса, и слышала каждое слово их разговора. Саша сидел напротив своей матери, машинально поворачивая в руках ложку, а Тамара Михайловна негромко, но настойчиво говорила о том, что мне нужен отдых. — Посмотри на неё, Сашенька, она совсем измученная. Денис не даёт ей покоя, да и дома столько дел... Может, пусть съездит к своей маме на месяцок? И себя приведёт в порядок, и ребёнка покажет бабушке. Сердце моё ухнуло куда-то в пятки. Они обсуждали мою жизнь без меня. Снова. Как будто я не имела права голоса в собственной семье. — Мам, а она сама хочет ехать? — неуверенно спросил Саша. — А что тут хотеть? Женщине нужен отдых от быта. Я же вижу, как она устаёт. Да и Денис будет спокойнее на даче у бабушки, свежий воздух... Дениска заворчал у меня на руках, словно почувствовав моё напряжение. Я осторожно отошла от двери, стараясь не скрипнуть половицей. Нужно было переварить услышанное. В нашей спальне я посадила сына в кроватку и с

Солнце проникало через тонкие занавески, освещая маленькую комнату, которая стала моим убежищем после того страшного дня. Инсульт... Как же резко всё изменилось! Одна секунда — и ты уже не тот человек, которым была всю жизнь. Не та жена, которая готовила ужины к приходу мужа, не та женщина, которая могла постоять за себя. «Лариса, не переживай так», — говорил Игорь, когда мы собирали вещи из нашей уютной двушки. Продавать её пришлось — деньги нужны были на лечение, да и жить одной я больше не могла. Левая рука ещё плохо слушалась, речь иногда заплетается, память... ох, с памятью совсем беда стала. «К маме переедем, она не против. Там просторнее», — Игорь старался говорить бодро, но я видела, как он избегает моего взгляда. Валентина Петровна, его мать, действительно «не была против». Только почему-то, когда она это сказала, по спине пробежал холодок. Переезд прошёл быстро. Игорь с товарищем перетаскали наши нехитрые пожитки, а я сидела в углу, чувствуя себя чужой в том доме, где предсто

Я стояла у зеркала в спальне, любуясь своим новым платьем цвета морской волны. Наконец-то! После тридцати лет работы в школе я могла позволить себе думать только о себе. Пенсия — это же не конец жизни, а её новое начало. В сумочке лежали записи в группу йоги, список книг для чтения и билеты в театр на следующий месяц. Всё то, о чём я мечтала долгие годы, преподавая математику школьникам и ведя домашнее хозяйство. — Марин, нам надо поговорить, — голос Олега прозвучал как-то странно. Он стоял в дверях, мял в руках какую-то бумагу. Я повернулась к нему, уже предчувствуя неладное. За тридцать два года брака я научилась различать его интонации. — Что случилось? — спросила я, садясь на край кровати. — Никита поступил в институт. Помнишь, я говорил? Ему нужно где-то жить в городе. Общежитие дорогое, а условия там... — Олег замялся, избегая моего взгляда. — Я подумал, он мог бы пожить у нас. Всего год, пока учится на первом курсе. Мир словно качнулся. Я смотрела на мужа и не могла поверить в у

Лариса поправила передник и в последний раз оглядела кухню. Чистота. Порядок. Суп кипел на плите, картошка уже почти готова, салат нарезан. Как всегда. Как каждый день уже четыре года подряд. — Лар, а где мои носки? — донёсся голос Олега из спальни. — В шкафу, на второй полке! — крикнула она, помешивая суп. — Не нашёл! Она вздохнула, выключила конфорку и пошла искать носки. Олег сидел на кровати, даже не открыв шкаф. — Вот они, — Лариса достала чистые носки из стопки. — Прямо перед носом лежали. — Ну видишь, нашла же. А я бы полдня искал, — он натянул носки, не поднимая глаз. — Кстати, мама говорила, что вчера творог был кислый. Следи лучше за продуктами. Лариса замерла. Вчера она специально ездила в другой конец города, чтобы купить именно тот творог, который любит свекровь. Проверяла срок годности дважды. — Творог был свежий, Олег. Я сама покупала. — Мама не станет врать. Наверное, неправильно хранила. Она хотела возразить, но он уже встал и пошёл к двери. — И ещё, — остановился он н

Дверь хлопнула так резко, что задрожали стекла в старых рамах. Николай замер в коридоре, слушая, как стихают шаги жены по дорожке. — Когда ты начнёшь быть мужчиной, а не сынком своей мамочки? — эти слова всё ещё звенели в ушах. — Коля, сынок, что случилось? — из кухни показалась мать, вытирая руки полотенцем. — Ириночка куда-то уехала? Как объяснить матери, что произошло? Как сказать, что жена его ненавидит именно за то, за что мать его любит? — Мам, давай не сейчас, — тихо попросил он. — Ну что ты! Поссорились? Да ерунда! Знаешь, сколько раз я с твоим отцом ругалась? А сегодня утром всё рухнуло из-за такой ерунды. — Коля, я записалась к врачу на завтра в десять, — сказала мать. — Отвезёшь меня? — Конечно, мам. И только потом вспомнил. Завтра же суббота. Ирина взяла выходной, они планировали съездить за город. — Мам, а может, перенесём? У меня планы. — Какие планы? Коля, я уже записалась! Что у тебя может быть важнее здоровья матери? И он сдался. Как всегда. Утром он сказал Ирине: — Ко

Сижу на кухне, смотрю в окно на серое небо и думаю... как же всё изменилось за эти последние дни. А ведь ещё неделю назад я была совсем другой — тихой, покорной женой, которая всегда соглашалась. Но об этом позже. Всё началось с того разговора. Помню каждое слово, каждый взгляд Михаила, каждую интонацию. Мы сидели за столом после ужина — обычный вечер среды. Миша листал какую-то газету, а я раскладывала квитанции за коммунальные услуги. Вот тогда он и сказал, как будто между прочим: — Лен, а знаешь... маме новая дача нужна. Старая совсем развалилась. Я подняла голову от бумаг. В его голосе было что-то такое... предвкушение что ли. — И что? — спросила я, хотя уже начинала догадываться, к чему он клонит. — Ну... — он отложил газету и посмотрел на меня теми своими серыми глазами, которые когда-то казались мне такими честными. — Давай поможем ей. У нас же есть накопления. Вот тут я и опешила. Наши накопления! Те самые деньги, которые мы собирали по копеечке пять лет. Помню, как отказывали

Дорога к даче казалась бесконечной. Автобус покачивался на ухабах, и с каждым километром я всё больше предвкушала тишину нашего маленького уголка. После трёх недель городской суеты, больничных койек — мама, слава богу, уже поправилась — и бесконечных очередей в поликлиниках, душа просила покоя. Хотелось сидеть на веранде с книгой, слушать, как шуршат листья, и ни о чём не думать. Николай остался в городе — у него была важная встреча с партнёрами. «Поезжай одна, Лидочка, отдохни как следует», — сказал он, целуя меня на прощание. И я поехала. Сердце билось от радости при мысли о том, как сейчас открою наш дом, распахну все окна, наберу из колодца свежей воды... Но уже у калитки что-то насторожило. На участке висело бельё — мужские рубашки и джинсы, которых я точно не узнавала. А ещё от дома шёл дымок — не из трубы, а будто кто-то курил на крыльце. Сердце забилось тревожно. Неужели воры? Или бомжи поселились, пока мы отсутствовали? Я медленно подошла к дому, стараясь не скрипеть калиткой.