Истории обмана и любви

Анна стояла у плиты, помешивая соус, который тихо булькал на медленном огне. На кухне пахло специями, а на душе у Ани было тяжело. Почти каждые выходные уже третий месяц превращались в бесконечный марафон готовки для свекрови и золовки, живущих в соседнем подъезде. Она вытерла руки о фартук, когда Дима зашел на кухню, держа телефон. — Мама с Леной завтра к обеду придут, — сказал он, глядя в экран. — Приготовишь что-нибудь вкусное, как обычно? — Да, я помню, Дима. Но тебе не кажется, что они к нам зачастили? — Анна повернулась, стараясь говорить спокойно. — Я только с работы, вымоталась, но опять должна готовить для твоей родни! Дима отложил телефон и посмотрел на нее с удивлением. — Ань, ну что ты? Они просто хотят посидеть вместе, поесть домашнего, поболтать. Мама всегда хвалит твои салаты. — Хвалит? — Анна отставила кастрюлю, ее щеки запылали. — Она каждый раз учит меня, как резать лук или сколько соли класть! Я стою тут часами, режу, мешаю, мою, пока вы болтаете, а я как прислуга! —

Я стояла на кухне с Сашкой на руках, он хныкал и цеплялся за мою шею, а я одной рукой мешала суп, который вот-вот мог пригореть, потому что огонь был слишком сильным. Дверь в прихожей хлопнула, Дмитрий вошел, сбросил ботинки где попало, прошел мимо меня, не взглянув, и швырнул носки прямо под диван, прежде чем развалиться в кресле с телефоном. — Ты что, правда думаешь, что поскольку я в декрете, то теперь весь дом только на мне висит? — слова вырвались у меня сами, громко, с той накопившейся обидой, которая жгла изнутри уже недели. Дмитрий оторвался от экрана, его лицо исказилось от удивления и усталости после долгого дня в офисе, где он просиживал часы. — А в чем проблема-то? Я же каждый день ухожу на работу, сижу там до вечера, стараюсь, чтобы у нас все было нормально с деньгами. Ты весь день дома, так разве не естественно, что ты берешь на себя эти домашние дела? Я прихожу вымотанный, хочу просто посидеть. Его слова повисли в воздухе и я почувствовала, что готова заплакать от неспра

— Я ухаживала за ним, я всё для него делала, а теперь меня выгоняют, как собаку! — мои слова эхом разносились по залу суда. Я стояла, вцепившись в край трибуны, пальцы побелели от напряжения. Судья, Андрей Викторович, листал документы, не глядя на меня. Его очки поблёскивали под лампами, как будто он был машиной, а не человеком. Зинаида Павловна сидела в первом ряду, её лицо — каменная маска, только уголки губ чуть подрагивали, выдавая торжество. Ирина, её дочь, расположилось рядом, с холодной улыбкой. А я… я чувствовала, как внутри крепнет безнадега. — Вы не прописаны в квартире, — судья говорил так, будто зачитывал инструкцию к чайнику. — У вас нет юридических оснований для проживания. — Юридических?! — я почти кричала. — А то, что я пятнадцать лет там жила? Что я ночами сидела у его кровати, когда он еле дышал? Что я всё бросила ради него? Это что, ничего не значит? Зинаида Павловна кашлянула, отводя взгляд. Ирина наклонилась к ней, что-то шепнула, и они обменялись быстрыми кивкам

— Полина, это что за цирк у вас на даче был? Всю ночь орали, музыка гремела, спать невозможно! Если ещё раз такое повторится, я полицию вызову, и не посмотрю, что ты соседка! — голос тёти Вали в трубке был очень злым. Я стояла посреди кухни, держа телефон, и пыталась понять, о чём она говорит. Утро было тихим, солнце лилось через занавески, а кофе в кружке уже остыл. Дача? Какая гулянка? Мы с Аркадием не были там с прошлых выходных. — Тёть Валь, подождите, я не понимаю, — сказала я, чувствуя, как в груди зарождается тревога. — Никто там не был. Мы дома. — Да не заливай! — отрезала она. — Машины туда-сюда катались, смех, крики, шашлыки жарили до утра! Думаешь, я глухая или сумасшедшая? Спать не давали! Я медленно повернулась к Аркадию. Он сидел за столом, нервно теребя ремешок от часов. Он знал, что произошло на даче. Знал, и молчал. — Аркадий, — я старалась говорить спокойно. — Тётя Валя говорит, что на даче ночью была вечеринка. Ты что-то об этом знаешь? Он поднял глаза, и его лицо

— А ты думала, я отдам свою долю в наследстве просто так? — я рассмеялась, глядя свекрови прямо в глаза. Татьяна Эдуардовна, с её идеально уложенной причёской и яркой помадой, даже не моргнула, но я видела, как её пальцы крепче стиснули ремешок сумки. — Это моё, понимаете? Моя бабушка всю жизнь работала, чтобы оставить мне наследство. Павел, мой муж, сидел на диване в гостиной, уставившись в телефон, будто происходящее его не касалось. Его младший брат Саша лениво листал ленту в соцсетях, развалившись в кресле, а Маша, его сестра, нервно крутила браслет на запястье, переводя взгляд с матери на меня. Но главная битва была между мной и свекровью. — Анна, ты не понимаешь, о чём говоришь, — начала она, поправляя шёлковый платок на шее, словно это могло придать её словам больше веса. — В нашей семье принято делиться. Ты теперь часть этой семьи, а семья — это когда всё общее. Квартира, деньги… Это всё должно быть поделено поровну. Саше нужно жильё, Маше — машина. Это же справедливо, разве

— В смысле, Лиза поедет за мой счёт? Она мне вообще никто, Кирилл! — Настя почти кричала, а пальцы крепко сжимали край кухонной столешницы. Кирилл, с детской бутылочкой в руках, медленно повернулся от раковины. Его лицо напряглось, брови сошлись, но он говорил спокойно, словно стараясь удержать хрупкое равновесие. — Настя, мы же уже обсуждали это. Мы все — одна семья. Лиза, Света, малыши… Если бы я зарабатывал, я бы ни секунды не думал, чтобы взять Свету с нами. Почему ты так? Настя резко выдохнула, отбрасывая тёмную прядь волос с лица. Её зелёные глаза метали молнии, но за ними пряталась боль, которую она не хотела показывать. — Потому что я много работала, чтобы мы могли позволить себе этот отпуск, а ты хочешь, чтобы я ещё и за твою дочку платила? Я не благотворительный фонд, Кирилл! Кухня, ещё утром наполненная смехом двойняшек — Сони и Миши, — теперь казалась тесной. Света, тринадцатилетняя дочь Насти, сидела в гостиной, уткнувшись в телефон, но её пальцы замерли на экране — она я

Людмила Павловна сидела во главе стола, словно председатель важного собрания, и аккуратно положила вилку рядом с тарелкой. Её глаза, цепкие и требовательные, остановились на Надежде. — Надежда, ну когда же вы мне внуков подарите? Я, знаешь, не молодею, — сказала она. Надежда медленно отложила ложку. Её пальцы слегка дрожали от напряжения, но лицо оставалось спокойным. Этот вопрос она слышала десятки раз, и каждый раз он задевал её. Михаил, её муж, сидел рядом и смотрел в тарелку с картофелем, будто там можно было найти ответ, который избавит его от необходимости говорить. — Мы очень хотим ребёнка, Людмила Павловна, — ответила Надежда, тщательно подбирая слова. — Но в нашей студии, где шагу ступить негде, это невозможно. У вас же есть две квартиры в Твери, которые пустуют. Может, продадите одну? Мы продадим свою студию, и купим что-то нормальное здесь, в Москве. Людмила Павловна откинулась на спинку стула. Её лицо стало жёстким. Она посмотрела на Надежду так, будто та предложила продать

— Лера, ну посмотри на себя! Волосы растрепались, ногти в земле, как у огородницы какой-то! — Игорь стоял в дверях кухни, держа в руках пустую кружку, его тон был холодным, но с той знакомой ноткой превосходства, от которой у меня внутри всё переворачивалось. — Я в банке перед людьми за тебя краснею. Жена должна выглядеть достойно, а не как... как это! Я стояла у плиты, пытаясь разогреть вчерашний суп, ноги гудели после двенадцати часов в мастерской — 1 сентября на носу, заказы сыпались один за другим, руки ныли от бесконечных букетов. Хотелось просто упасть на диван, а не выслушивать, как я снова не дотягиваю до его стандартов. — Игорь, я весь день цветы собирала, для твоих же друзей, между прочим тоже! — я повернулась к нему, чувствуя, как усталость сменяется раздражением. — Может, мне в туфлях на шпильках розы обрезать? Или ты мне маникюр в мастерской сделаешь? Он поставил кружку на стол с таким звуком, что я вздрогнула. — Ты всё в шутку переводишь, Лера, а я серьёзно говорю! — его

— Это есть нельзя! — крикнула Тамара Петровна так, что я инстинктивно отшатнулась от плиты, где ещё дымился мой свежесваренный суп. Она уставилась на кастрюлю, как на личного врага, и без предупреждения схватила её за ручки, плеснув бульоном на пол, пока я стояла в шоке, не в силах вымолвить ни слова. Андрей сидел за столом, только что доев последнюю ложку, и поднял голову, но вместо того чтобы вмешаться, просто пробормотал что-то неразборчивое, отводя взгляд в сторону, как всегда, когда его мать брала верх в наших домашних баталиях. В тот момент я почувствовала, как весь мой день — от утренней суеты в очереди на рынке за свежими овощами до аккуратной нарезки кабачков и моркови — рушится в один миг. Но это было только начало, потому что Тамара Петровна уже маршировала в сторону ванной, бормоча под нос о "гадости" и "ужасном вкусе". ***************** Мы с Андреем женаты полтора года, и наша жизнь в его небольшой квартире на тихой улице казалась мне шансом на новый старт после моего пер

— Катя, я ухожу. Это не спонтанное решение и не временный каприз. Я понял, что не могу жить по плану, где свадьба — просто очередной пункт в списке дел. Я встретил женщину, с которой всё по-другому — она видит меня настоящего, понимает без слов, и с ней я живу, а не просто существую. — Алексей говорил медленно, подбирая каждое слово. Катя, с огненными рыжими локонами, струящимися по плечам, и глазами, полными боли и гнева, вскочила с дивана: — Ты издеваешься, Лёша? Два года вместе, кольцо на моём пальце, приглашения на свадьбу разосланы, а ты теперь заявляешь, что всё это было ошибкой? Ради кого? Ради женщины, которая старше тебя на двадцать лет? Она же почти как твоя мама по возрасту! Что в ней такого, чего нет во мне — молодой, полной сил, готовой рожать тебе детей, строить дом, где будет тепло и уют? Скажи, что она даёт тебе, чего я не могу? Алексей смотрел в пол, потом поднял глаза, в них горела решимость: — Катя, дело не в том, кто моложе или красивее. С тобой всё было по прави