Пойдём со мной

В том, что случилось с дочерью, был виноват только он. Дима даже не отрицал. Жена била словами хлёстко, в самое сердце. — Я тебе сказала: позвони, проверь! — её голос был сиплым от слёз и крика, и каждое слово оттачивалось холодной яростью и врезалось в него, как камень в стену, оставляя глубокую вмятину. — От тебя требовался всего один звонок! Спросить: «Юль, ты сделала укол?» И всё! Но нет же! Занят был? Это было важнее твоих дел? Всё ещё важнее, да?! —Нет,- отвечал Дима бесцветно. — Ты недоглядел, ты, ты! Совсем её запустил, она на шею села, а ты только умилялся! Всё говорил: она такая взрослая! Где там взрослая?! Получил свою взрослую?! Она говорила, говорила обидное, горькое, страшное. Но по сути Дима был с ней согласен во всём. Его вина. Он был ответственен. У жены работа такая - командировки вечные, разъезды. За дочь отвечал он. Он сидел, как столб, в кресле у окна, закрыв руками лицо, упершись локтями в колени. Ладони были влажными, а под веками горел огнём яркий, жуткий ка

Уже неделю Лена жила со своей учительницей, Ольгой Матвеевной - ближе никого не осталось. Теперь она была совсем одна: бабушка, которая её растила, умерла, а других родственников не было — все забрала война. Вечером, лёжа в постели, Лена услышала негромкий разговор взрослых. Спали они все в одной комнате, разделенные тонкой тканевой перегородкой, так что каждое слово было отчётливо слышно. — Ну, как думаешь? Может, оставим девочку у нас? — неуверенно предложил муж. — Вроде ребёнок неплохой, тихий... — Жалко её, Петь, безумно жалко, — вздохнула Ольга Матвеевна. — Но как мы двоих поднимем? У нас ведь свой ребёнок через несколько месяцев родится. Мы слишком молоды, да и времена сейчас тяжёлые... Нет, завтра после уроков я отвезу её в детский дом. Директор сегодня сказал, что нам дадут машину, водитель подъедет. — Но почему именно ты должна её отвозить? Разве это твоя обязанность? — Не знаю. Меня попросили. Да и я для неё сейчас ближе всех, как учительница. Со мной ей будет не так страшно

— Не понимаю, что за нужда одному туда ехать? — голос матери звучал мягко, но в нем явственно проступала тревога. — Всегда же с товарищами на охоту ходил. Почему на этот раз один? Данил почему не может? Мать стояла в дверях гостиной, обняв себя за плечи, словно в прохладном осеннем доме было по-настоящему холодно. Ее взволнованный взгляд был прикован к спине сына. Степан, стоя у зеркала в прихожей, чесал отросшую за отпуск щетину. На нем уже был надет поношенный камуфляжный костюм, от которого пахло дымом и прошлогодней листвой. Он не оборачивался, продолжая изучать свое отражение. — Данил не может, работы много, — ответил он, рассеянно проводя пальцами по подбородку. — Заказов по мебели насыпалось, сезонка. Народ из отпусков летних вышел и занялись ремонтами. Да и вообще я один хочу, так сподручней: и дичь не спугнёт никто, да и разговорами донимать не станут. Данил знаешь же какой болтун. — Серёжа у тебя не болтун, почему не с ним? Жена не отпустила. Свесила детей на него, а сама ус

Заметив движение на гребне холма, Николай нахмурился. Признал в полной бабьей фигуре Наталью. Раздражающе суетливая походка, ковыляющая по пыльной грунтовке, её поспешность и колыхание тела - всё это он не хотел сейчас видеть. Николай с силой швырнул окурок под ноги, сплюнул — густо и зло, будто смывая с языка горький привкус этого внезапного раздражения. Он уже почти ощутил призрачный покой жаркого полудня, даже думал подремать, как вдруг - она прётся. — Снова идёт, — прошипел он сам себе, вырывая под боком клок травы и швыряя его в сторону коров, своих подопечных. — Сказал же, чтоб ноги её тут не было! Совсем не понимает баба человеческой речи! Он сделал вид, что не замечает её, и уставился на своё мирное стадо. Коровы делали несколько шагов и продолжали размеренно щипать траву. Но вот он слышит её тяжёлое, запыхавшееся дыхание, шарканье стоптанных босоножек по тропинке, шелест травы, когда она свернула к нему... Наталья остановилась в двух шагах, не решаясь подойти ближе, и от неё

3. — У меня есть жених, ты понимаешь? Оставь меня в покое! - умоляла Дина. — Не оставлю. Ты сама этого хочешь, просто боишься признать. Мы созданы, чтобы быть вместе! После той прогулки Миша не оставлял ее в покое и постоянно искал встреч, звонил, писал сообщения, уверял в чувствах, говорил, что после встречи с ней окончательно для себя все понял... Жених Дины (который пока еще пребывал в полном неведении о надвигающейся угрозе) Мишу нисколько не смущал. Дина хоть и пыталась держать оборону, но внутренне начала сомневаться в правильности выбранного пути. Червь сомнения тонко подтачивал образ Андрея, хорошего, но не слишком перспективного парня из нормальной семьи, чьи цели и амбиции были скромны по сравнению с размахом Мишиных планов. По существу, Дину удерживало лишь чувство долга и приличия. Не то чтобы она безумно любила Андрея и была готова пойти за ним хоть на край света... Да и родители парня относились к ней с прохладцей, считая, что их сын мог найти себе и более подходящую па

2. Миша внимательно следил за дорогой и пытался представить себе свою первую любовь, но уже истрепавшуюся. Ну, хорошо, просто более взрослую, ведь сейчас ей должно быть около двадцати четырех лет. Однако женская красота недолговечна, многие всего за несколько лет успевают растерять всю свою юношескую привлекательность. Интересно, какой же в итоге стала Дина? Мише хотелось, чтобы она оставалась такой же стройной и красивой — так будет гораздо проще разыгрывать пылкую влюбленность, ведь если она располнела и подурнела, его горячность может показаться подозрительной. С той их последней встречи минуло уже целых шесть лет. За это время в жизни Миши произошло много интересного, но главное — он доказал этому миру, на что способен: он уже успел достичь того, чего многие не добиваются за всю жизнь. В отличие сверстников его всегда отличали высокая амбициозность и несоизмеримое самомнение. Свой первый заработок Миша получил еще в десятом классе, согласившись за пятьсот рублей сделать заставку дл

— О-о, девочки, улыбаемся! К нам идёт столичный франт, вы посмотрите какой ути-пути! Дина, я готова поспорить на сотню, что он снова будет признаваться тебе в чувствах, - сказала с ехидной улыбкой Настя и, потушив бычок о край лавочки, стала потирать руки, дожидаясь потехи. Дину толкнула локтем другая девица: — Не проморгай, красотка, а то потом локти себе пооткусываешь! Ты погляди какой важный, не чета нашим гопникам! Все девушки, кроме Дины, разразились громким смехом и уставились на приближающуюся фигуру. Прямо через двор, стоптанный и убогий, как старый башмак, к их подъезду направлялся мальчик Миша. Клетчатая рубашечка, идеально выглаженные брючки. Он шагал широко и нелепо, словно аист по болотным кочкам. Это было его первое лето у бабушки, без родителей. Дина терпеть его не могла с той же силой, с какой Миша её боготворил. — Ну до чего же он мне надоел, этот навязчивый щенок! — возмутилась она. — И как он вообще смеет надеяться? И главное, он же абсолютно уверен в своём успехе! Е

Она никогда не испытывала ко мне любви, хотя я являлась ее единственной внучкой. Любая наша поездка в Горно-Алтайск была для меня испытанием, сравнимым по сложности с проверкой космонавта на прочность, и мы оба – папа и я, - неизменно с грохотом проваливали этот экзамен. Но вот прошёл год, и отец вновь везет меня в этот проклятый город своего детства и, будучи человеком со своими причудами, он по-прежнему оставался слеп к тому, как сильно мы бесим нашу строгую ба, внося суету в ее скромное жилище и нарушая безупречный распорядок дня. — Где ты бросила зайца? Немедленно поставь его на место! Поправь покрывало на диване, посмотри, как всё измяла! — властно повелевала мне бабушка, указывая пальцем то на меня, пятилетнюю и испуганную, то на следы моих проступков. — Не бегай! Смирно сиди! Оля, я сейчас поставлю тебя в угол, угомонись! Невыносимая, невоспитанная девчонка, сразу видно, что растешь как трава в поле, родители совсем не учат тебя элементарным вещам! — Прям уж таки не учим? — всту

Встречая на улице бывшую подругу, Юля не чувствовала ни антипатии, ни злобы. Все давно улеглось, оставив в душе осадок из сожаления, перемешанного с разочарованием и легкой брезгливостью. Она даже поздоровается в ответ, если Алла скажет первая: — Привет, Юль. — Добрый вечер, Алла. Они внимательно смотрят друг на друга, отмечая перемены. Алла неотрывно разглядывает Юлю цепким, царапающим взглядом — деловую, стильную женщину — с надеждой и виной в глазах. Но в ответном Юлином взгляде нет ни ненависти, ни неприязни. Просто доверие и вера в их дружбу были разрушены много лет назад. После стольких лет близости Алла стала для нее чужим человеком. Но Алла не сдается. Она резко останавливается за спиной у Юли и спрашивает: — Как твоя дочь, Юль? Как сама? — Дочь прекрасно, покоряет столицу. Ты извини, я спешу, — не успела кое-что доделать по работе. — Да-да, не задерживаю... Юля уходит, не желая продолжать разговор. Алла же поправляет сумку и идет своей дорогой, поджав тонкие губы, накрашенные

Я вылетела за калитку вся взъерошенная, сжимая в руках расчёску и белый бант. Кудри мои, выжженные морским солнцем до цвета слоновой кости, были спутаны в привычный колтун. В голове стучало набатом: "Опоздаю! Я так ждала этот день! Где же мама?!" Она меня разбудила и ушла! А если бы я уснула опять?! Оделась я сама, благо, мама приготовила с вечера мой наряд первоклассницы. «Куда она запропастилась?» — крутилось во мне, перерастая в панику, пока я металась под черёмухой, сбивая шлёпанцами росу. — Мам! — крикнула я с нотками отчаяния. — Ма-а-ам! В ответ мне залаяла собака соседей. Решение пришло мгновенно: конечно, она у соседок, предаётся своему любимому утреннему делу — чешет языком. Я рванула в конец нашей тупиковой улицы. Меня окликнули сразу, едва я промчалась мимо первого же дома. — Куда это ты, стрела такая, летишь? — раздался голос с подзаборной лавочки. На лавке сидели две женщины: тётя Катя, молодая ещё, и вторая, постарше. Они смотрели на меня с ухмылкой, и мне сразу стало