Домашний скандал | Рассказы

— Может, всё-таки тёмно-синий? Металлик. Он выглядит дороже, — Инга провела пальцем по глянцевой странице автомобильного каталога, словно могла ощутить холод идеально отполированного металла. — У белого нет такой глубины. — Как скажешь, дорогая. Мне главное, чтобы тебе нравилось, — Валерий отхлебнул кофе, не отрывая взгляда от экрана ноутбука. На его лице играла уверенная, всезнающая улыбка человека, который держит мир под контролем. — Ещё пара зарплат, и пойдём в салон. Накопили уже прилично, я всё контролирую. Осталось совсем немного, последний рывок. Инга с обожанием посмотрела на мужа. Вот он, её мужчина, её каменная стена. Надёжный, спокойный, уверенный в завтрашнем дне. Он никогда не подводил. Пока её подруги жаловались на мужей, которые не могли гвоздя в стену забить, её Валера строил планы, копил деньги, вёл их семью к общей мечте. Мечта пахла новой кожей салона и блестела на солнце хромированными дисками. Она уже представляла, как они поедут на выходные за город, включив любим

— Ещё бокал вашего лучшего просекко, пожалуйста. И, будьте добры, принесите меню ещё раз. Ольга произнесла это с улыбкой, которая, как она чувствовала, трещала по швам, словно тонкий фарфор под давлением. Официант, молодой парень с безупречной выправкой, кивнул и бесшумно удалился. Она осталась одна за столиком на двоих, лучшим столиком в «Le Ciel», с панорамным видом на вечерний город. Сверкающий хрусталь, белоснежная скатерть, тяжёлые столовые приборы из серебра — всё это было декорациями к её триумфу. Сегодня её назначили руководителем отдела. Это был пик её карьеры, результат пяти лет бессонных ночей, сорванных отпусков и работы на износ. И Виктор, её муж, хотел, чтобы этот вечер был идеальным. Он сам выбрал этот ресторан, сам заказал этот столик. «Для моей королевы — только лучшее», — сказал он утром, целуя её в висок. Прошёл час. Первый час она провела в приятном возбуждении. Поправляла шёлковую бретельку платья, рассматривала огни города, представляла, как он войдёт, немного зап

— Юль, ну посмотри, это же не собака, а облачко на ножках! Представь, приходим мы домой, а нас встречает вот это чудо. Сразу же всё настроение поднимается! Артём сидел на диване, подавшись всем телом вперёд, и тыкал в её сторону телефоном. С экрана на Юлю смотрел неправдоподобно милый щенок корги с огромными ушами и умными глазами-бусинками. Это была уже третья неделя осады. Каждый вечер, как по расписанию, Артём начинал свой монолог о том, как собака изменит их жизнь к лучшему, как наполнит дом радостью и смехом. Он говорил об этом с таким упоением, с таким детским восторгом, что на секунду можно было и вправду поверить, что маленький рыжий пёс — это и есть ключ к абсолютному счастью. Юля не отрывала взгляда от книги, которую делала вид, что читает. Страница не переворачивалась уже минут десять. — Артём, мы это уже обсуждали. У меня аллергия. Я начинаю задыхаться не то что от шерсти, а просто от присутствия животного в одной комнате. Ты хочешь, чтобы я жила на антигистаминных? Он отма

— София, благодарим вас. Ваш кейс по оптимизации логистических затрат выглядит весьма впечатляюще. У нашего финансового директора, мистера Грэхема, есть к вам последний вопрос. София сдержанно кивнула, сохраняя на лице маску вежливого профессионализма, которую она оттачивала годами. Её ладонь, лежавшая на мышке, была влажной, а сердце колотилось где-то в горле, но голос, когда она отвечала, звучал ровно и уверенно. Это был он. Финал. Последний, решающий рывок перед тем, как должность руководителя отдела, о которой она мечтала последние два года, которую она выгрызала бессонными ночами и десятками переработок, станет её. Три этапа отбора, два тестовых задания, и вот сейчас, на онлайн-конференции с топ-менеджментом из лондонского офиса, решалась её судьба. На экране появилось лицо солидного, седовласого мужчины в строгих очках. Он благодушно улыбнулся, открыл рот, чтобы задать тот самый, решающий вопрос, и… застыл с полуоткрытым ртом. Картинка рассыпалась на уродливые пиксельные квадраты

— Ты хоть видишь, во что превратился твой ребёнок? Весь в муке, как мельник. А у тебя даже тряпки под рукой нет. Голос Тамары Игоревны, сухой и колючий, как прошлогодняя полынь, резал воздух на кухне. Вера не обернулась. Она продолжала раскатывать тесто для печенья, которое они лепили вместе с пятилетним Мишей. Мальчик, чумазый и счастливый, сосредоточенно вырезал формочкой кривую звёздочку. Мука была повсюду: на его щеках, на полу, на столе. Это был не беспорядок. Это был островок чистого, незамутнённого детства посреди будней, но Тамара Игоревна видела только грязь. Она вообще всегда и везде видела только грязь, несовершенство и поводы для критики. Она вошла в их квартиру час назад, без звонка, своим ключом. Вошла как ревизор, с поджатыми губами и цепким, оценивающим взглядом, который методично сканировал пространство на предмет изъянов. Сначала она прошлась по комнатам, проводя пальцем в белой перчатке по поверхности книжного шкафа, чтобы продемонстрировать слой пыли. Потом заглянул

— Да сколько ещё твоя мать будет переставлять мебель в нашей квартире, пока меня нет дома?! Ты вообще понимаешь насколько это ненормально?! – кричала Люба на мужа, когда пришла домой и в шестой раз за месяц обнаружила, что её гостиная превратилась в чужое, уродливое пространство. Этот крик, полный накопившейся за месяцы горечи, ударился о спину Романа и разбился о стену его оглушительного равнодушия. Он сидел, сгорбившись над ноутбуком, и даже не подумал обернуться, лишь дёрнул плечом, словно отгоняя назойливого комара. На экране деловито ползли вверх какие-то зелёные столбцы — его мир, понятный и упорядоченный, в котором не было места её хаосу. — Люб, ну не заводись. Ну, передвинула. Тебе сложно обратно поставить, что ли? — его голос был ровным, почти убаюкивающим. Это было не примирение, а анестезия. Укол успокоительного, который должен был утихомирить очередную её «вспышку». Она застыла посреди комнаты. Сумка с продуктами выскользнула из ослабевших пальцев и глухо стукнулась о пол.

— Свет, мне нужно тысяч пять. Там акция на премиум-аккаунт, я не могу упустить. Он произнёс это, обращаясь к её спине, и слова повисли в густом кухонном воздухе, пропитанном запахом жареной курицы и моющего средства. Кирилл стоял на пороге, не решаясь войти. Горящий стыд от вчерашнего разгрома ещё не остыл. Его взвод был смят, а его танк, неповоротливый и слабо бронированный, лопнул как мыльный пузырь от первого же точного попадания. Он помнил едкие смешки в голосовом чате, замаскированные под дружеское сочувствие. «Да, Кирюх, без голды ты тут мясо», — протянул кто-то из парней, и эта фраза въелась ему под кожу, как заноза. Он был мясом. Расходным материалом. И сегодня он твёрдо решил это изменить. Светлана не обернулась. Она сидела за столом, склонившись над ровными стопками купюр, будто полководец над картой боевых действий. Это был её священный ритуал в день зарплаты. Деньги, только что извлечённые из банкомата, ещё пахнущие пластиком и чужими руками, она раскладывала по старым почт

— Мам, чешется. Голос Артёма, тихий и сонный, донёсся из детской. Оля, сидевшая с ноутбуком на кухне, замерла. Это было не просто слово. Это был сигнал тревоги, звук сирены, который она научилась распознавать с безошибочной точностью. Холодный узел, привычно свернувшийся в её животе при каждом визите бывшей свекрови, затянулся туже. Она молча встала, отодвинув стул, и направилась в комнату сына. Артём сидел на кровати, почёсывая шею и живот под своей футболкой. Оля мягко взяла его за руку, не давая расчёсывать нежную кожу, и аккуратно приподняла край одежды. Так и есть. Мелкая красная россыпь, уже начинающая сливаться в яркие, неправильной формы островки воспалённой кожи. Горячая на ощупь. Классическая, хрестоматийная картина аллергической реакции, которую она изучила лучше любого медицинского справочника. — Где болит, зайчик? — спросила она спокойно, хотя внутри всё клокотало от ледяной ярости. — Тут и вот тут, — он ткнул пальцем в живот и снова потянулся к шее. Оля не стала задавать

— Ань, скоро там ужин? Голос Егора, ленивый и довольный, донёсся из комнаты, пробиваясь сквозь шипение масла на сковороде и монотонный гул вытяжки. Анна не обернулась. Она продолжала механически нарезать овощи, её нож двигался по разделочной доске с отработанной, безразличной точностью. Каждый удар лезвия об дерево отдавался в её голове глухим раздражением. — Скоро, — бросила она в сторону дверного проёма, откуда лился синий свет телевизора и доносились звуки какой-то бессмысленной комедии. Она пришла домой сорок минут назад. Сорок минут, которые начались с давки в метро, продолжились подъёмом на пятый этаж с тяжёлыми пакетами и плавно перетекли в эту кухонную каторгу. Егор был дома весь день. Весь день он «искал себя», «прорабатывал бизнес-планы» и «готовился к важному собеседованию». Анна знала, что это собеседование, скорее всего, представляло собой двадцатиминутный разговор по видеосвязи, после которого он с чувством выполненного долга провёл остаток дня на диване, в обнимку с теле

— Опять вся кухня в этих обрезках. Наташ, это надолго? Сергей стоял на пороге кухни, скривившись, будто увидел на полу не россыпь цветного картона, а что-то по-настоящему отвратительное. Его взгляд, полный плохо скрываемого раздражения, скользил по столу, превращённому в творческий хаос. Для него это был именно хаос: обрезки тиснёной бумаги, катушки с атласными лентами, баночки с блёстками и микробисером. Мусор, который его жена почему-то называла «материалами». Для Наташи же это был не хаос, а её маленький, упорядоченный мир. Каждый сантиметр стола был частью её личного святилища. Вот лежал специальный коврик для резки, испещрённый миллионами едва заметных царапин — шрамами от сотен рождённых на нём идей. Рядом — коллекция фигурных дыроколов, способных превратить обычный лист бумаги в ажурное кружево. В прозрачных органайзерах, словно драгоценности, покоились металлические подвески, брадсы и люверсы. Это была её сокровищница, её отдушина. Она могла часами сидеть здесь, подбирая тексту