Архивариус Кот

Так будут приветствовать Рябова-младшего в день празднования победы наш шведами… Рябов, Иевлев, Крыков… Все они входят в роман молодыми людьми, но уже со сложившимися характерами. Но ведь есть в книге и персонажи, которых мы можем наблюдать с самого начала их пути. Вернувшись с верфи, Рябов узнаёт радостную новость – Таисья, «плача счастливыми обильными слезами», сообщает: «Ванечка, рожать мне скоро. Ребёночек у нас будет...» И этот «ребёночек», Ванятка, а потом и Иван Иванович, займёт своё место в повествовании. Портрет его дан в сцене возвращения отца: «Во дворе мальчик, стриженный под горшок, розоволицый, крепенький, словно репка, поднял на кормщика зелёные с искрами глаза». Но познакомимся мы с ним ещё раньше, когда Иевлев придёт к ним в дом и увидит своего крестника, «того Ванятку, который в сапожках и вышитой рубашечке стоял сейчас возле матери и спокойно, лукавым, отцовским взглядом смотрел на незнакомого офицера со шпагою». Капитан-командор заметит, что «выражение особой матер

Как это ни грустно (для меня, во всяком случае), но и этот мой цикл уже понемногу приближается к завершению. Осталось ещё несколько персонажей, статьи о которых потребуют некоторых усилий, а пока – о тех, кто занимает не так уж много места в романе, но вносит свою неповторимую интонацию. Совсем немного страниц отведено занимает дядюшке Иевлева - окольничему Родиону Кирилловичу Полуектову, но запомнился, думаю, он всем, кто книгу читал (в фильме, к сожалению, ему уделено ещё меньше внимания). Окольничий - второй (после боярина) думный чин Боярской думы, но занимающий достаточно высокое место Родион Кириллович не богат («всего и имения, что рухлядишки вот в дому»). Его богатство – в другом. В знаниях. Племянник застаёт его, когда он «читал толстую на застёжках книгу». Он от души смеётся, когда «Сильвеструшка» говорит, что корабельное строительство – «дело новое, небывалое», и «по памяти читает» древние летописи, где сказано, что «идут руссы на Царьград скедий десять тысяч». Он знакомит

«Итак, припряжём подлеца!» - писал Н.В.Гоголь, начиная рассказ о Чичикове. Наверное, и мне пришла пора «припрячь подлеца», а именно поручика Мехоношина. Его первое появление в романе довольно своеобразно. С одной стороны, мы от души смеёмся, когда, явившись в монастырь, он «почтительнейше - на иноземный манер – поклонившись игумну, доложил, что с обители для строения цитадели следует двести сорок штук монахов», а затем поправится: «Виноват, отче, обмолвился: не штук, но екземпляров», - да ещё и объяснит: «А как же выразиться? Монаху человеческое чуждо, и смею ли я, грешный, иноков человеками обзывать?» Посмеёмся и когда, убедившись, что монахи «ногу не знают», поручик станет их учить: «А ну вздень, какой рукой креститесь!.. Как скажу - правой, значит и думайте, чем креститесь - тем и шагайте». Или его реакции всё на того же Варсонофия, который, по словам Афанасия, «капралом будет али разбойником»: «Об твоем здоровье, отче, даже и спрашивать скоромно. Становись правофланговым, может ещё

Эти язвительные слова архиепископа Афанасия удивительно точно определяют состояние князя Прозоровского перед нашествием. Трусость воеводы видна всем («Офицер, доставивший из Москвы письмо о шведской эскадре, разглядывал князя с наглостью»). Но если бы только трусом был князь… Боится он не только шведов. Главный его страх – мятеж в городе («Тут измена вокруг, воры, обидчики»). Поэтому, не считаясь ни с кем, он затевает розыск, стремясь допрашивать с пристрастием даже тех, кто необходим для обороны (приказывает забрать на съезжую Кузнеца, готов взять и Крыкова, наговаривая на него Иевлеву), при этом не видя шпионов, находящихся рядом с собой, и не веря в обвинения их. При высылке Дес-Фонтейнеса Сильвестр Петрович вынужден напомнить: «Пенюар, подсыл, тайный шпион – вот кто есть твой магистр, и я властью своей, данной мне государем, приказал выслать его вон, ты же, князь-воевода, потеряв совесть, за него вступаешься. Ежели не отдашь лекаря добром, я предположить склонен буду, что и ты ему

Очень долго не решалась я подступиться к образу воеводы Прозоровского. Не решалась потому, что хорошо знаю: Прозоровский в романе мало похож на реального. «Сей воевода Прозоровский злонравен, глуп, труслив безмерно, можно ждать от него любой беды. В грядущей баталии от него, кроме помехи, ничего не будет», - так рассказывает о нём Иевлев. А насколько это верно? Что точно известно об Алексее Петровиче Прозоровском, происходившем из знаменитого княжеского рода? Позвольте несколько ссылок на источники. В Родословной Прозоровских читаем: «В Смотреном списке 179/1671 году значит в стряпчих и был в том году на смотре Великого Государя Царя и Великого Князя Алексей Михайловича в Москве», «В Записных книгах 179/1671, 180/1672, 181/1673, 182/1674 и 183/1675 годов писан в стольниках. И в тех годех за ним же, Великим Государем, ездил в зимних и летних походех». «Смотренные списки» - это, как уточняют словари, «росписи ратным людям 16-17 вв. с указанием их имени, должности, времени явки на службу

Наверное, картина будет неполной, если не вспомнить о ещё некоторых персонажах романа, занимающих пусть не главное, но очень заметное место. Рядом с Рябовым мы постоянно видим ещё одного «морского дела старателя» - Семисадова. Он держится всё время как бы «на вторых ролях» (даже имени его мы не знаем), но, тем не менее, образ этот очень выразительный. Впервые о нём (и тоже вместе с Рябовым!) упомянут поморы, рассказывая приехавшим Иевлеву с Ворониным: «Семисадов – добрый кормщик, искусный - старшим над артелью в норвеги отправился; Рябов Иван сын Савватеев - от монастыря Николо-Корельского - моржа промышлял на Матке, там и поныне, видать, зимует»). Затем он появится среди других рыбаков, ждущих суда от монахов, потом мы увидим его среди заключённых в монастырской тюрьме, куда заодно с другими попал из-за «спора пребольшого» с монахами. А после освобождения начнётся его служба – он «пойдёт без отговорок» за Рябовым и довольно быстро покажет хорошее знание кораблей, за что и будет назна

Наверное, всё же нужно хоть несколько слов сказать о той, которая вызывает немало споров и сожалений у читателей, - о жене Иевлева. Спорят немало, потому что в конце романа мы видим не совсем ту Машеньку, которую привыкли представлять себе. Но давайте всё же посмотрим на неё попристальнее. Итак, первое появление в романе – в доме дядюшки Иевлева: «Марья Никитишна, дядюшкина названная дочка, сирота - родственники её сгорели вместе с избой в Белом городе в летний пожар». Вероятно, любовь между ней и Сильвестром Петровичем зародилась уже давно (он спросит, сватают ли её, «испугавшись того, что спросил»), но пока оба об этом ещё молчат. Наверное, сказывается и бедность («Ни у него, ни у неё ни кола, ни двора, ни рухлядишки! И ждать не от кого!»), и молодость… Проверкой чувств явится болезнь Иевлева, когда Маша будет «спрашивать себя, чем он ей так полюбился? Почему не хочется жить ей, ежели он умрёт?» И, приглашая к больному «баб-ворожей», - «мелко крестилась в сенцах, молила пресвятую Бог

Думаю, что после ярла Юленшерна нужно вспомнить и ещё одного врага, который занимает в романе более заметное место, - шхипера Уркварта. В экранизации его сыграл В.И.Стржельчик, и сыграл так, что, несмотря на некоторое внешнее несходство («маленький, толстенький человек» - так он описан в романе), другого Уркварта себе не представляю. Этот враг мне кажется ещё более опасным, чем ярл. Юленшерна – враг открытый, а здесь… Уркварт опасен, потому что сумел завоевать практически полное доверие русского царя. Этот «добрый человек» появится в самом начале романа, ещё на Переяславском озере («в июне на озеро приехал Пётр Алексеевич… с иноземным шхипером и негоциантом Яном Урквартом»), будет «рассказывать гиштории - одну другой забавнее: про плавания в дальних морях, про выгоды, которые дают государствам корабли, про пиратов, про доблесть конвоев, про жестокие морские штормы, про страшного царя китов». Наверное, он многими воспринимается просто как весёлый собеседник. Но вот Патрик Гордон ему не

Написав о русских людям, обращаюсь к образам тех, кто противостоит им Командир шведской эскадры - ярл шаутбенахт Эрик Юленшерна. Не нашла никаких сведений, насколько описанный в романе персонаж соответствует историческому лицу, да и существовал ли этот ярл вообще, потому пишу только об образе в романе. «Ярл Эрик Юленшерна издавна внушил страх всем, кто когда-либо плавал под королевским флагом», - точные слова! Ему около шестидесяти лет. Портрет ярла дан глазами Крыкова – это «старичок с жёлтым лицом и бровями ёжиком, который неподвижно стоял и слушал, отогнув сухой ладонью большое твёрдое ухо», «жёлтый лысый старик, с пухом на висках» (супруга ярла будет допытываться: «Вы были блондином или шатеном? Расскажите, коль скоро этого нельзя увидеть»). Дес-Фонтейнесу хорошо известно его прошлое: «этот надменный старик, много лет тому назад приговорённый к колесованию за свои пиратские похождения, этот сановник, прощённый покойным королём только за то, что пиратские сокровища пополнили отощавш

Разместив на сайте «путеводитель» по циклу, я сразу же получила вопрос от комментатора, сколько будет статей, «потому что роман "многонаселённый"». Да, действительно, персонажей в романе очень много. На ком-то я остановилась подробно, на ком-то, наверное, остановлюсь ещё. А пока хочу обратиться ещё к нескольким персонажам (не знаю, как перевести это слово в женский род – не «персонажкам» же!), которых вслед за автором могла бы назвать «строгими жёнками». Всего две странички в моём издании книги занимают сцены с «Еленкой» - невесткой Алексея Кононовича Корелина (в фильме несколько персонажей объединены в образ Тимофея Кочнева), но до чего же колоритна эта поморка! Пренебрежительно отказавшись от золотого, данного на угощение («У нас, чай, не постоялый двор, не кружало. Почтим гостей и без твоего монета»), она на обвинение в гордости спокойно ответит: «Какова уродилась». И поспорит с Ворониным: «Бабе бы и потише надо жить». - «Бабами сваи бьют. А я рыбацкая жёнка, сама себе голова». – «Г