Душевные истории

Будет полдня перебирать: «Денег нет, но все равно примеряет. Уверен, что там». Лида позвонила матери: «Не отвечает. Значит, ты прав. Наверное, с подругами по магазинам шатается. Всё, папа, умрем от голода. Придется ждать». Включила дочь компьютер, отец тоскливо смотрел в окно. Не выдержал: «Слушай, Люське позвони. Если наша молчит, то та точно ответит. Понимаешь, неудобно мне, подумает что-нибудь плохое». Дочь позвонила, трубку положила: «Нет, они не встречались. Тете Оле звонить не буду, она злая». Он еще раз набрал жену: «Ничего не понимаю, как сквозь землю провалилась. Сегодня футбол, поесть бы да посмотреть». Молчат оба, дочь с кем-то переписывалась в социальной сети: «Строго с ней поговори, ты же муж. А я не могу, мне нельзя. Она про нас с тобой совсем не думает, только о себе». Отец деликатно промолчал. Нервно ходил по комнате: «Уже седьмой час. Обнаглела твоя мать. Загуляла где-то». Спросил: «Может, ты что-нибудь приготовишь»? Дочь оторвалась от компьютера: «Чтобы по башке получить? Она же критиковать станет. Нет уж, папа, уволь». Решили чай заварить, бутерброды сделать. Пришла мать, устало прошла в комнату, села, глубоко вздохнула. Дочь недовольно: «Где была? Мы с папой волновались». Муж руки на груди скрестил: «У тебя, между прочим, семья. По магазинам ходила»? У нее немного дрожали руки: «Проходила мимо третьего подъезда, на лавочке старички сидели – очень древние. Старушка остановила и попросила найти женщину, которая бы за деньги смогла помыть их квартиру. Бабушка сама справлялась, но вчера давление подскочило, а сегодня слабость. Неделю не прибиралась. Жалко стало, зашла и помыла, и пол, и сантехнику, и пропылесосила, и пыль убрала. Думаю, что надо тетю Валю попросить из пятой квартиры. Она за деньги сможет к ним ходить». Дочь возмутилась: «Ты с ума не сошла? Давай за всеми стариками ухаживать! У них родня должна быть. Ты даешь»! Мать прилегла, руки вдоль тела: «Да, тяжело после работы. А у них действительно грязно. Старенькие, с палочками. Сидят на скамейке, на брошенных детей похожи. Вы бы их лица видели. Я чуть не заплакала. Подумала, состарюсь, а ты замуж выйдешь и уедешь. И я, как эти старики, буду страдать на лавочке, никому не нужная». Муж сказал: «Полежи. Только скажи, что надо сделать, мы с Лидой быстро. Картошку почистить»? Отец с дочерью что-то приготовили. Мать умылась, переоделась, села за стол. Не критиковала, печально ела, вздыхала. Автор: Георгий Жаркой

В соседней комнате раздался звон. Опрокинув кастрюлю, Устинья бросилась туда. Мальчишка растеряно смотрел на разбитую вазу. — Ты, что наделал? – закричала хозяйка и огрела внука мокрым полотенцем. — Баба, сейчас уберу! – бросился тот к осколкам. — Я тебе сейчас уберу, — и полотенце вновь опустилась на спину мальчика. – Сядь на кровать и не шевелись! Убрала, вернулась на кухню. На полу лужа, в которой лежит картошка, хорошо хоть, сырая. Собрала, перемыла, поставила в печь. Села и заплакала, мысленно ругая дочь: «Ну, почему, почему у всех нормальные семьи. А у меня? Своего мужа – нет, и у дочери – тоже. Хоть бы так всё и осталось. Так дочь в город на вокзал поехала, привезёт на мою голову нового мужа… тюремщика. Видите ли, хороший он. Она с ним три года переписывалась. Любовь у них, а сама его в глаза не видела. И он теперь у меня жить будет. Мало, что я её саму с внуком кормлю, так теперь ещё и его кормить придётся. Ну, я этого «зятя» со света сживу! Убежит, как миленький». — Баба, можно на улицу. — Иди, иди! Только оденься хорошо. И к реке не ходи, со дня на день ледоход начнётся. — Ладно, баба! «Вроде, приехали, — Устинья посмотрела в окно. – Отсюда видно, что всё рожа в шрамах. Что же она, дyра, делает? Мало того, что тюремщик, так ещё и страшила». Дверь открылась. Зашли. — Мама, знакомься! Это – Харитон. Устинья, смерила его взглядом, едва кивнула, и стала доставать картошку из печи. Выложила в тарелку. Поставила рядом грибы, огурцы, капусту. И бутылку с мутной жидкостью. — Садитесь! – хмуро кивнула на стол. — Спасибо, тётя Устинья! — произнёс мужчина. — Но я не пью. — Что, совсем? – ухмыльнулась хозяйка. — Совсем. Устинья скривила лицо – непьющие мужики в деревне всегда вызывали подозрение. — Ну, как хотите. Обедайте! — накинула на голову платок. – Пойду, посмотрю, где там Ярослав. *** Вышла хозяйка во двор. И тут участковый: — Привет, тётя Устинья! — Привет, Юра! — Что такая хмурая! — Фаина жениха привела. — Во, я как раз к нему, — ухмыльнулся участковый. – Справочку об освобождении проверю. Да, и посмотрю, что за человек твой зять. — Иди! Они как раз обедают. Только никакой он мне зять, и никогда зятем не будет. *** Пошла Устинья за внуком. А что его искать? Вон с мальчишками бегает. Но так ей домой идти не охота. Постояла, с соседками поговорила. Хочешь, не хочешь, а домой идти надо. Зашла во двор. Огляделась. «Совсем дров не осталось». Посмотрела на огромные чурбаны. Разве их разобьёшь? Зашла в сарай, взяла топор, и стал откалывать от самого маленького чурбаны щепы. Размахнулась в очередной раз и…, чья-то сильная рука перехватила топор. — Тётя Устинья, дай-ка попробую! — Попробуй! – хмуро взглянула на зятя. Тот провёл пальцем по острию, покачал головой: — Брусок какой-нибудь есть? — Зайди во времянку, там, у мужа мастерская была. *** Зашёл Харитон в мастерскую и глаза разбежались. Чего там только нет? Включил наждак. Работает! Наточил топор. И колун взял, который рядом стоял. Вышел и давай чурбаны разбивать на две части. А затем уж топором эти части на поленья разрубать. До вечера все дрова перерубил и в сарай стаскал. Вышла тёща головой покачала. И даже улыбка, по лицу скользнула. — Тётя Устинья, — говорит он тут. – У забора, брёвна лежат. — Они уже третий год лежат. Распилить-то некому. — А я в мастерской бензопилу видел. — Не работает она. — Может, я посмотрю? — Вот завтра и посмотришь, — проворчала Устинья. – А сейчас баню затопи! Помыться тебе надо. Да, и мы все помоемся. — Сейчас истоплю, — улыбнулся зять. *** На следующий день вытащил Харитон бензопилу во двор. Разобрал по частям. И понял, что не заработает она – звёздочка маленькая полетела и всю цепь размолотила. А тут старик, какой-то подошел: — Привет сосед! — Привет! — Тебя, как зовут, мил человек? — Харитон. — А меня – Анисим. Вот моя изба! – кивнул он на соседний дом, затем над запчастями наклонился. – Что не работает? — Не! И уже не заработает. — Пошли ко мне у меня такая же. И тоже не работает. Может, из двух одну соберёшь. Пришли к деду. У того бензопила совсем убитая, а звездочка – цела, и цепь вполне справная. — Забирай всё! – улыбнулся Анисим. — Спасибо! А чего я должен? — Ну, если заработает, и мои брёвна перепилишь. — О чём разговор? — Да, Харитон, у меня мотоплуг есть. Забери, может, и его починишь. — Дядя Анисим, а ты как? — Мне уже восемьдесят скоро, и без плуга-то кое-как хожу. — Ну, тогда я тебе огород вскопаю и картошку посажу. — Ну, лады! – улыбнулся старик. *** Собрал Харитон бензопилу. Перепилил дрова и тёщины и деда Анисима. И даже соседа – бизнесмена. Тот для камина целую машину березовых брёвен привёз. А сосед этот и говорит: — Слушай! Ты мне переколи их и в сарай перетаскай! – и две пятитысячные купюры суёт. Сделал Харитон, всё как тот бизнесмен просил. Вернулся домой, положил деньги на стол: — Тётя Устинья, возьми деньги! Покачала та головой, на лице довольная улыбка мелькнула. В деревне редко деньгами расплачиваются. Обычно, другая валюта в ходу. *** На следующий день Харитон мотоплугом занялся. Пора и огороды пахать. Сидит во дворе запчасти перебирает. Тут пацан забегает, глаза перепуганные. Как закричит: — Мы на льдинах катались, а вашего Ярослава унесло… он спрыгнуть не может… Выбежала и Устинья с дочерью, и все к реке побежали. Льдина, со стоящим на ней мальчишкой медленно отходила всё дальше и дальше от берега к средине реки. А по течению другие, огромные, льдины надвигались, видно, где-то, выше по реке, затор прорвало. — Сейчас раздавит мальчонку, — раздался чей-то испуганный голос. Завопила Фаина. Но Харитон уже бросился в холодную воду и поплыл к льдине. Доплыл. Забрался на неё. А к ним уже огромная льдина приближается. Сейчас сомнёт их. — Слушай, Славик! – наклонился Харитон к мальчишке. – Ты ведь настоящий мужик. — Да, — утвердительно кивнул головой пацан. — Когда большая льдина приблизится, нам нужно перепрыгнуть на неё, иначе она нас раздавит. У нас будет всего пара секунд. Сможем? Давай руку! Приготовься! Прыгаем! Харитон схватил мальчишку за руку и, буквально, бросил на льдину. Прыгнул и сам, сильно ударившись о край ногой. Штанина брюк стала окрашиваться в красный свет. Мальчишка с испугом смотрел на свои расцарапанные руки. А льдина уже на средине реки, где течение набирает силу. И их понесло в неизвестность. *** С берега все с ужасом наблюдали за удаляющейся льдиной. — Пропадут ребята! – вновь раздался чей-то голос. Его заглушил женский плач. — Может и не пропадут, — вслух стал размышлять участковый. – Впереди река делает резкий поворот…, а Харитон, вроде, человек умный. И Юрий бросился к своей «Ниве», стоящей здесь же на берегу. Харитон обнял мальчишку, стараясь, хоть немного его согреть: — Слушай, сынок! Одно испытание мы преодолели. Сейчас будет другое. Льдина не сможет обогнуть вон тот выступ суши, и мы в него врежемся. Очень сильно врежемся! Давай отойдем на другой край льдины. Суша всё ближе и ближе. Удар! С огромной силой они перелетели всю льдину и очутились на прибрежной гальке. — Жив! – поднял Харитон мальчишку. — Руку больно и ногу – тоже. — Пустяки! – улыбнулся мужчина. – До свадьбы заживёт. — Ага! А кровь течёт. — Терпи! На дорогу выбираться надо. — Болит, — потер мальчишка локоть. — Не ной! Ты мужик. *** Через пару минут они вышли на дорогу. И тут из-за поворота показалась «Нива». Из неё выскочил участковый: — Живы?! — Вроде, живы! – кивнул головой Харитон. — Ой, что-то вы мне не нравитесь! Быстрей садитесь! В город в больницу поедем! *** Дочь лежала на кровати и ревела. Устинья не отходила от окна. Мелодия на сотовом заставила вздрогнуть обеих. Фаина схватила телефон. На дисплее высвечивалась надпись: «Участковый». — Что, что с ними? — крикнула она, прижав телефон к уху. — Ярослав, твой вон сидит, весь перевязанный и заклеенный. Сейчас ему трубку дам. — Мама, — послышалось в трубке. — Сыночек, сыночек, с тобой всё в порядке? — Нормально, мама! Я не мужик что ли? — Вот видишь, Фаина, всё нормально! – раздался голос уже участкового. Устинья выхватила телефон из рук дочери: — Юра, Юра, а как там мой зять? — Зашивают его… Подожди, вон вышел. — Что, Харитон? – послышалось в трубке. — Да, нормально всё. — Тётка Устинья, всё нормально! – послышался голос участкового. – Сейчас привезу тебе и внука и зятя. Устинья облегченно вздохнула и махнула дочери головой: — Хватит лежать. Сейчас наши мужики приедут, голодные, поди, с утра не ели… *** Автор: Александр Паршин

Татьяна села за стол, но аппетита не было. Думы о непутёвом сыне не давали покоя: «В кого он такой? Наверно, в отца. Отца-то он никогда и не видел, одна я его воспитывала. Разве только гены. Он ведь и в школе на одни двойки и тройки учился. Зато каждый день с кем-то дрался. Сколько раз хотели исключить, но видно меня жалели. После девятого класса его и посадили на два года. Вернулся, работать не хотел. Вскоре ещё раз посадили, уже на четыре. В эти годы только и чувствовала себя спокойно. Хоть знала, где он и, что живой. А два месяца назад…» Перед глазами невольно всплыл тот день. *** Взрослый сын зашёл с гримасой на лице, изображающей недовольство и раздражение: – Мама, у меня серьезные проблемы. – Трофим, что опять? – страх подступил к сердцу. – Меня опять посадят или… совсем зароют. – Ну, почему ты такой. – Мама, выручай! – жалостливо посмотрел в глаза. – Деньги нужны. – Нет у меня денег, – но всё же спросила. – Сколько? – Миллиона полтора-два… – Сколько?! Я таких денег никогда в глаза не видела. – Мама, продай квартиру. – Что?! – Ты ведь не желаешь, мне смерти, – и добавил тихим голосом. – Я же твой сын. – А где мы жить будем? – Мама, ты у бабушки, а я…, – он скорбно склонил голову. – Пойду на войну по контракту. – Сынок… – У меня нет выхода. *** «Теперь квартиры нет, и сын куда-то пропал, но явно, никакой контракт он не заключал. И телефон его молчит. Мы с мамой и здесь в посёлке в своём доме проживём, лишь бы Трофим нашёл своё место в жизни, – непроизвольно помотала головой. – Не найдёт». На телефоне зазвучала мелодия. Номер незнакомый. – Я вас слушаю, – произнесла испуганным голосом. – Это Татьяна Анатольевна Афанасьева. – Да. – С вами разговаривает оперуполномоченный, старший лейтенант Котов Илья Леонидович. В патологоанатомическое отделение городской больницы поступило тело, предположительно вашего сына, Афанасьева Трофима Борисовича. Вам необходимы прибыть для опознания. – Трофим… – С вами всё в порядке? Вы сможете прибыть? – Да, да. – Я вас жду возле входа в больницу. Она, застывшая, смотрела на выключенный телефон. Подошла мать: – Таня, что случилось? – Надо ехать в морг на опознание… Трофим… – Всё, всё, доченька! Сядь на диван. Сейчас такси вызову, вместе поедем, – произнесла мать, как можно спокойней, сама, едва сдерживая слёзы. *** Какой ужас идти по коридору этого заведения. Открыли дверь, зашли. Белый стол, а на нём: – Трофим!!! – С вами всё в порядке? Резкий запах нашатыря. Голос медсестры… С трудом помнит, как её вывели из этой страшной комнаты. Не глядя расписалась, в протоколе. Рядом плачущая мама… подъехавшее такси… *** Едва вошли в квартиру, бабушка умершего упала на колени перед иконой: «Господи Иисусе, прими в объятия свои душу раба Твоего Трофима, прости ему все согрешения, даруй ему вечный покой и мир. Помоги нам, его родным, принять Твою волю и не унывать, помня о Твоей любви и милосердии». Дочь упала на колени рядом с матерью и заплакала. – Вставай, доченька! – первый встала с колен мать. – Будем надеяться, что Господь услышал наши молитвы. Дочь встала, дошла до своей кровати, уткнулась в подушку и вновь заплакала, перед глазами невольно всплывали эпизоды жизни, но почему-то не было острой боли от потери единственного сына: «Когда он был маленький, постоянно хулиганил. Казалось, что вырастит и станет хорошим и примерным, а он выпускном вечере после девятого класса сильно побил своего одноклассника и его первый раз посадили. Ждала, на свидания ездила, посылки слала. Думала: вернётся, исправится. Вернулся. Полгода на работу устроится не мог. Не нравились ему вакансии, а у самого девять классов образование. А деньги постоянно просил, а разве я могла удовлетворить все его хотелки? Отобрал у кого-то деньги, и опять его посадили. Четыре года ждала, вновь слала посылки, ездила на свидания. Вернулся. Запросы стали ещё больше, я уже их и удовлетворить не могла, а работать он так и не собирался. Иногда у него деньги откуда-то появлялись, а откуда не говорил. И вот два месяца назад пришлось продать квартиру. Только не спасло его это». Вновь потекли слёзы из её глаз. Вконец обессиленная, заснула лишь под утро. Снился ей, конечно же сын. Маленький, когда ещё только в садик ходил и вдруг сразу… вчерашний день, и он на белом столе, под белой простынею. *** Открыла глаза. За окном раннее утро. Мать, гремит посудой на кухне, видно совсем не спала. «Надо вставать и идти, готовить сына в последний путь, – и тут вспомнила. – У меня же денег нет». Зашла на кухню: – Мама, у тебя деньги есть? – Есть. На похороны себе накопила. Вот на них и похороним Трофима. – Я поеду. – Сейчас Макар на своей машине приедет. Повозит тебя сегодня, – Софья Яковлевна глянула в окно. – Вон уже подъехал. – Какой Макар? – Сосед наш. *** Сосед открыл перед ней дверку старых жигулей: – Здравствуй, Таня! Садись! – Здравствуй, Макар! Тут у неё мелькнула мысль: «Он постарел. И так никогда красавцем не был, а сейчас… Никогда на него внимания не обращала, ни в молодости, ни за эти полтора месяца, которые с мамой живу. А он в трудную минуту решил помочь». *** Всё Татьяна успела сделать. На следующий день похоронили сына. Разве думала она, что придётся хоронить сына? А бабушка, тем более, и предположить не могла, что будет оплакивать взрослого внука. А ещё через день на телефоне Татьяны зазвучала мелодия. Номер незнакомый: – Татьяна Анатольевна Афанасьева? – раздался женский голос. – Да – Вам необходимо явится к одиннадцати часам в городской следственный отдел, в двести тридцать четвертый кабинет, по поводу гибели вашего сына. Мы находимся в том же здании, где городской отдел полиции. – Хорошо, я приду. *** Через час она зашла в приёмную, где за столом сидела секретарша: – Здравствуйте! Я – Татьяна Анатольевна Афанасьева. Мне сегодня звонили. – Минуточку! – та заглянула в кабинет. – Валерий Андреевич, Афанасьева пришла. – Пусть зайдёт! – Заходите! – вежливо произнесла секретарша. Татьяна скользнула взглядом по таблички на двери кабинета: «Следователь по особо важны делам: Валерий Андреевич Калинин». Он поднялся и пошёл навстречу: – Здравствуй, Таня! – он старался не улыбаться, но едва заметная улыбка скользнула по его губам. – Валера! – Заходи! – дружески положил руку на плечо, усадил на стул, усевшись напротив, произнёс. – Татьяна, искренне соболезную! Подождал, пока его одноклассница окончательно успокоится, продолжил: – Я пригласил тебя по поводу гибели твоего сына. – Как он погиб? – Татьяна, давай поступим так. Вопросы буду задавать я, и по ходу разговор буду всё объяснять. – Ладно. – Ты недавно продала свою квартиру. Зачем? – Сын сказал, что его или посадят, или убьют, если он не заплатит. – Когда вы продали квартиру? – Два месяца назад. – За сколько продали? – продолжил задавать вопросы следователь. – За миллион семьсот тысяч. – У кого были деньги, полученные за квартиру? – У Трофима… у сына. – Теперь слушай, что случилось три дня назад. Твой сын с двумя такими, как и он…, – на секунду замолк. – Таня ты не обижайся, что я так прямо. – Всё нормально. Я хорошо знаю, что из себя представлял мой сын. – Между ними произошла ссора, переросшая в драку. Бдительная соседка, сразу позвонила в полицию. К тому же, она слышала из-за чего произошла ссора. Видно, она стояла возле стены и прислуживалась. Так вот, ссора произошла из-за денег. Следователь подождал, пока женщина усвоит сказанное и продолжил: – Когда полицейские вошли, взломав дверь, твой сын был уже…, – он сделал паузу, чтобы не причинить своей однокласснице боль. – Другой – лежал без движения, а третий был сильно перепуган. В карманах у твоего сына были обнаружены деньги, немного более миллиона рублей. Вновь сделал паузу. – Из допроса обвиняемых следовало, что они собирались заняться бизнесом. Деньги были лишь у вашего сына, которые остались от продажи вашей квартиры. Он отдал долг пятьсот тысяч, на остальные решил раскрутить бизнес. Когда его, так называемые друзья, поняли, что они для него не партнёры, как вначале думали, а обычные работники, возмутились, решили завладеть деньгами. Возникла драка. Одного из них удалось спасти, он сейчас в больнице, твоего сына – нет. И тут в голову Татьяне пришла страшная мысль: «Ведь могло быть ещё хуже. Ведь мог и Трофим их убить. Как бы я тогда жила с клеймом матери, у которой сын убийца». А следователь продолжал: – Дело с обвинительным заключением передано прокурору и, в дальнейшем, будет передано в суд. После суда, деньги тебе вернут. Твой номер телефона у меня есть. Буду тебя держать в курсе. *** На работе Татьяне дали отпуск. В мае в своём доме много работы. За работой потихоньку стала приходить в себя. Вот и девять дней справили. Сходили на могилку, поплакали вместе с матерью, повспоминали, легче на душе стало. Стала она замечать, словно мир вокруг другим стал, более ярким что ли. Какие красивые цветы у них расцвели в палисаднике. Какая вкусная веточка молодого укропа, сорванная в огороде. Солнышко светит, а кругом голубое небо и птицы поют. Однажды, пропалывая грядки резко обернулась и поймала восхищённый взгляд соседа Макара. Тот сразу отвернулся и куда-то пошёл. Мелькнула мысль: «А куда он смотрел? – огляделась, и тут в голову пришла другая, совсем уж невероятная, мысль. – На меня?! Таким взглядом?!» Немного успокоились, но грядки, как-то забылись: «А ведь, сорок пять мне только через полтора месяца исполнится. Ну, на ягодку я не похожа. Какие-то глупые мысли мне в голову лезут. Наверно, я плохой человек. У меня полмесяца назад сын погиб, а на душе, почему-то всё спокойнее и спокойнее становится». *** За ужином спросила у матери: – А что наш сосед Макар так и не женился? – Жил он с одной, но не долго. Ушла она от него. В городе ей жить захотелось. Это давно было лет пятнадцать-двадцать назад, – Софья Яковлевна, как-то удивлённо посмотрела на дочь. – А ты, что это про него спросила? – Да сегодня на огороде, как-то странно на меня смотрел… – Ну, правильно! Он мужик, а ты женщина красивая. – Мама, ну, о чём ты говоришь? – Тебе ещё сорока пяти нет. – Мама, прекращай! Мать-то прекратила, а у самой думка о соседе, нет-нет, да появится в голове. *** Сегодня суд. Валерий предупредил заранее. Пришла села. Зал стал заполнятся. Ввели подсудимого, молодого мужчину, чем-то похожего на её сына. Вдруг рядом с ней села женщина. Из глаз её текли слёзы: – Татьяна Анатольевна, простите! – произнесла она, глотая их. – За что? – За сына моего. Он не со зла. Они просто подрались. – Вы его мать? – кивнула Татьяна на решётку, за которой сидел подсудимый. – Да. Он у меня единственный. – У меня тоже единственный был. – Простите! – продолжала упрашивать убитая горем мать, словно это зависело от Татьяны. – Успокойтесь! Я не держу на вас зла, – на секунду задумалась. – И на вашего сына тоже. Женщина замолчала, как-то удивлённо посмотрела на Татьяну: – Спасибо вам! Женщина закивала головой и стала осторожно пробираться к решётке, за которой сидел её сын. *** Суд присудил подсудимому восемь лет. Татьяна встала и направилась к выходу. Взгляд упал на решётку, возле которой стояла та женщина и сквозь слёзы что-то говорила своему сыну. «А ведь эта участь вполне могла и меня постигнуть. Очередные восемь лет посылки, поездки на свидания и никакой надежды, что через восемь лет всё изменится». *** Подходя к дому увидела соседа, чем-то занимающегося у себя во дворе. – Здравствуй, Таня! – произнёс с какой-то надеждой в голосе. – Здравствуй, Макар! – и по её лицу неожиданно даже для самой скользнула приветливая улыбка. Глаза мужчины радостно засияли. Татьяна зашла в свой дом, где прошло детство, где и сейчас ждёт мама. Самой ей всего сорок пять и в сердце найдётся места, и для мамы, и для любви, и для сына, на могилку которого будет ходить до самой смерти. Автор: Рассказы Стрельца

Вот это талант! Аж отлегло. Отличный юморист

Гляжу – глазами уж стреляешь! – А то мало дел-то! Каша у Вас вон стынет, поешьте... – Да погодь ты со своей кашей, пиши... Людмила пишет сидя за сколоченным из досок столом посреди двора, а дед убирает в скирду высушенную траву и пытается сосредоточиться. Но в последнее время это к него получается не очень хорошо. Вот как похоронил дочь, так и сдал. Совсем сгорбился, часто бесцельно бродил по двору, за дела, вроде, брался, но до конца не доводил, бросал. Потом уходил в лощину и сидел там долго у извилистой их реки. Он давно мечтал о лодке. Людмила знала – внука он очень ждёт. Может даже больше, чем она... Да и ждёт ли она уже мужа своего? Три года, как в глаза не видела... Познакомились они с Алексеем на полузабытом проезжем тракте. Туда выходили местные из деревень с товаром, какой есть. Кто с яйцами, кто с грибами, а кто и с медом. Народ ехал со станции, с базара – обменивались и покупали. Вышла туда и Люся с матерью – чернику продать, сезон как раз. А Алексей ехал на телеге с дедом. Остановились, хотели чернику на сливу выменять, поговорили сердечно. Дед и шуткани: – А эту чумазую нам не отдадите с черникой заодно, мы ее отмоем, банька у нас... Мать оглянулась, а Люська ее и правда стоит – губы черные, руки черные... – Да и забирайте, у меня ещё две есть..., – рассмеялась звонко. – А чё, Леха, заберём? А то мать наша че-то совсем разболелась. Уж и Фиалку сам дою. А? Люся краснела, Леха отводил глаза. А мать – возьми да расскажи, какая хата у них, да где стоит. И явился-то Леха всего пару раз, посидели на скамейке на расстоянии. А тут и дед с дочерью своей – Анной, матерью Алексея – сваты. А Люся, вообще-то, учиться хотела, в техникум. Да где уж там! Теперь – замуж. Алексей ей нравился очень, только какой-то заботы и большой любви она от него не чувствовала. Как будто надо жениться – вот и женился. Дождались, когда восьмилетку Люда закончит, и забрали к себе в дом, далековато от родного села. Только через год и расписались. Дети не родились. Может потому, что объявлялся Леха в доме редко. Подрабатывал он в леспромхозе, и приезжал лишь на побывку, и не каждый даже выходной. Люся в его приезды расцветала, заплетала красиво свои длинные темнорусые косы. Мать брала на себя все дела, лишь бы молодые побыли вместе. Да вот только Алексея тянуло обратно – в леспромхоз. Люся его волновала мало. – Скукота тут у вас. – Так возьми меня с собой. – Да ты что! Мы с мужиками в бараке живём. Куда там тебя? Да и мать с дедом не оставишь. Болеет мать-то? – Болеет. При тебе храбрится только. Мать, действительно, чувствовала себя хуже и хуже с каждым днём. Уже отвозил её дед в больницу, лечилась. А все хозяйство: корова, овцы, поросята, птица – на Люсе. А Алексей надумал уехать на заработки – на Дальний Восток. Кто-то его позвал. – Понимаешь, заработаю, отстроим новый дом... Люся ждала, писала письма, и от себя, и от матери с дедом под его диктовку. Свекровь умерла. Хоронить помогли родственники Людмилы, Алексей не приехал, а дед – был не помощник, совсем расклеился в те дни, дочь жалел. – Я то чего живу, коли Клавы нет, Нюры нет?– низко опустив голову, горевал он вечером на пороге. – Алексей есть, внук Ваш, и я..., – пыталась успокоить Люся. Дед махал рукой. Она приносила ему неловко склеенную и уже зажженую цигарку. Докурив, он притаптывал окурок. – Иди в дом! Нече тут! Застынешь... Люся уходила, а потом подсматривала, как дед ударом ноги отворял дверь сарая, входил внутрь, бросался лицом вниз на солому, катался по земле, плакал глухим стариковский плачем. Но потихоньку жизнь вошла в свое русло. Люся – из дома на ферму и обратно. Да и старику есть чем заняться. То картошку перебирал, то дрова колол, то косил. Все со скидкой на возраст – потихоньку. А вот ворчал безбожно. – Фиалка мычала утром! Не доена она у тебя чи шо? – Доена, ещё перед фермой доила. Вперёд ведь ее всегда... – Значит так доила, руки б тебе оторвать... Вот Леха приедет – все расскажу! – Сами доите, коли не нравлюсь. – Молчи, девка! Ишь, взяли на свою голову бездельницу! Нашли на дороге... Люся жала плечами – опять не с той ноги встал. Иногда огреть его сковородкой хотелось очень. Становился он все упрямее. Исхудал, а есть не дозовешься! Как-то был случай. Надумал дед лодку строить. Вбил две жердины посередь двора, и что-то все строгал там. Люся раз есть позовет, два, три, а он – как и не слышит. Да ещё и огрызается: – Цыц! Ничего ты не понимаешь! Баба и есть баба! Так бы и убил... Несколько мгновений Люся стояла с ведром в руках, глядя на деда, а потом кинула ведро в скирду со всего маху. – Да и подите Вы, со своим хозяйством! Я учиться уеду! Вот! Она заплакала от обиды, убежала в дом, покидала в чемодан свои вещи. Надоело все! К матери лучше пойти, чем выслушивать каждый раз такое ... Люся, как была простоволосая, из дома выбежала с чемоданом. Дед стоял, отвернувшись, но ничего уже не мастерил, стоял тихо. Она громко хлопнула дверью калитки и быстро пошла по грунтовке через село. Лицо ее потемнело, думы были злые. Распалил дед обиду. А за селом остановилась, села на чемодан. Сердце в груди защемило. Просидела полчаса, подумала, и вернулась обратно. Подошла потихоньку ко двору. Дел сидел на скамье, прижавшись спиной к стене. Господи, куда ее понесло? – подумалось Люсе, – И как он без неё? Она зашла во двор. Услышав её, он вскочил и, вроде как, принялся за свои дела. – Есть будете? – строго спросила Люся, стоя ещё с чемоданом. – Давай поедим, давай... И это ... Лёше надо написать, давно что-то не писали. Людмила не сказала деду – главное. Последние письма их вернулись на почту – адресат выбыл. Вот только куда выбыл, почтальону неизвестно. И Люда, уж который раз, писала письма под диктовку деда и убирала их за образа. Там и лежали они плотной связкой. Куда отправлять? А может вернётся и вправду…тогда и прочтет, как жили они тут без него с дедом. Вот только верилось в это уже мало. Но она – жена, должна вести хозяйство и приглядывать деда. Никуда не денешься… А человеку свойственно надеяться на лучшее. Она и в деревне, и на ферме не говорила никому, что не знает адреса мужа. Стыдно как-то … А дед чудил и чудил. Однажды поздней осенью, когда Люся возвращалась с вечерней дойки, увидела она дым черный над их домом. На несколько мгновений застыла, а потом бросилась бежать. Горело за сараем сено. А дед раскинув руки, прижимался к сараю, словно надеялся своим телом укрыть его от огня. Штаны на нем чуть не горят. Люся подхватила ведро, набрала воды в бочке, плеснула. Казалось, огня стало даже больше. – Уйдите оттуда, уйдите! – но дед не слышал. Тогда она прыгнула по языкам огня, схватила его за руку и потянула к себе. Осмотрела – не ожегся ли, сунула ведро: – Воду неси! И сама помчалась за лоханью. Они таскали воду, боролись с огнем. И огонь постепенно стихал. Последние его плевки гасли на догорающем сене. Люда подошла к деду – лицо его измазано жирной копотью, да и она не чище… – Курили? Сколько говорить, не бросайте цигарки! Сколько? Дед растерянный, виноватый и вымотанный, смотрел на нее испуганно. Люся смягчилась. – Баню затоплю, побрить Вас надобно. Совсем заросли. – Люсь! Тут … – Что? – Да ничего … Ладноть … Баньку растопили, сажу отмыли. Дед побритый, в белой рубахе, сидел у печи. Но весь он было какой-то потерянный, и не кричал на неё как обычно, не ворчал привычно уже. – Вы не заболели ли часом? И вода Вам сегодня ни холодна – ни горяча. Обычно столько брани слышу, как баня у нас. А тут… – Да нет. Спать хочу просто, – и заковылял в свою каморку. А наутро на ферме заведующая так ласково, будто жалеет. – Люсенька! Там тебя письмо деловое в правлении дожидается, ты забеги потом. Люся и не сразу поняла, что там написано. Председатель пояснил – Алексей с ней разводится, и надо ей в город съездить, бумаги на развод подписать. И все – не жена она больше Алексею Пономареву. Председатель прятал глаза, и самому неприятно сообщать такое: – Зато свободная женщина ты теперь, Людмила! И детей нет к лучшему, – думал тем успокаивал, – Опять замуж выйдешь. А хочешь учиться пошлем? – А дед? – А что дед? – Да беспомощный он совсем стал. Вчера вот чуть дом не пожег … кормлю чуть не насильно. В общем … – Так чей дед-то? Лехин же. Вот и пусть думает… Не твой это дед, и дом теперь не твой. Людмила возвращалась домой. А как – не домой? Уж стал этот дом родным. На землю падал первый осенний снег. Дед как-то беспомощно сидел на пороге, запрокинув вверх лицо. Снежинки, одна, другая, падали ему на лицо, как будто желали утешить, сказать ласковое слово. Но, видать, неуютно показалось им в его морщинках, и они срывались и летели дальше искать себе другой уголок. Люся, зайдя в калитку, начала ворчать, гнать деда в дом. Он встрепенулся, но не встал с места. Она подошла. – Знаешь уже? – спросил тихо. Люся сразу поняла, что и дед тоже знает о разводе. Кто-то уж доложил. – Знаю… – Прощаться будем? – казалось, дед не смог усидеть дома, так ждал ответа Людмилы, вот и вышел… Людмила помолчала, поставила сумку на порог. – Гоните? Дед поморгал глазами, а потом закрыл их морщинистой ладонью – не хотелось слабость показывать. Хотел что-то сказать. Хотел, но перешибло слова рыданием. – Ну, коли, не прогоните, останусь, – скорей вставила Людмила, – С Вами поживу пока, а там, как Бог даст. Не горюйте так. Он шмыгнул носом, отер тыльной стороной рукава лицо, ухватившись за перила, поднялся. – Я там … в общем, самовар достал. Думаю, а хвать – да не уйдешь …, – он махнул рукой, – Ты прости меня, дочка, коли че! Виноват я. Да и за Лешку стыдно. Мы с тобой щас такое письмо напишем этому гаденышу! Ух! Я уж придумал все. Вмиг вернётся … Людмила глянула на образа. – Напишем! Обязательно напишем, дедуль. Как не написать! *** Цена величия – ответственность…. Спасибо, друзья, что читаете мои рассказы Автор: Рассеянный хореограф

Женский голос был злым и усталым. Оля, даже не видя ту, что походя прокляла ее, знала – глаза у этой женщины грустные. Не велик секрет. Не будет человек, у которого хоть какая-то радость в жизни есть, зла другому желать. Пусть даже и на эмоциях. - Вставай, дочка! – грязная, измазанная мазутом, рука была такой большой, что Ольга невольно подалась в сторону, испугавшись. – Да не боись! Не испачкаешься! Коленку-то, вон, как расквасила! Погоди-ка! У меня в кабине йод есть и бинтик. Сейчас поможем горю твоему! Пожилой водитель рейсового автобуса, на котором Оля должна была отправиться в село к тетке, принес пузырек с йодом, ватку и бинт, а потом совсем по-отечески подул на коленку Оли, когда та зашипела сквозь зубы. - Щиплется? Ничего, потерпи немножко! Пройдет! - Спасибо… - Да было бы за что! – усмехнулся водитель. – Тебе куда? - До Карповки. Там тетя живет. - Ишь ты! Все в город, а ты – наоборот. Чего так? - Я ненадолго. Живу тут. На фабрике работаю. А к тете только по праздникам получается выбраться или в отпуск. Вот, как сейчас. - Сумки твои, что ли? - Да. Там одежка детям, халаты и платья, которые тетя для себя и подруг просила, ну и так, по мелочи. У них магазин в поселке закрыли. А в город не наездишься. Да и денег нет. Ребятишек-то пятеро. Не разгуляешься… - Ничего себе! Куда столько-то по нашим временам? - Так, своих у нее только двое. Остальные – мои… Водитель невольно присвистнул, и внимательнее присмотрелся к Ольге. - Что-то ты не то мне в уши льешь, девонька! Ты же сама ребенок! Какие тебе дети, да еще и трое?! - Братья мои! И сестра! Маму мы в прошлом году потеряли. А бати у нас давно уже нет. Он утонул, когда мама Полюшку родила. Месяца не было, а уже дите сиротой осталось. Нам-то, старшим, хоть повезло. Мы папу помним. А Поля – нет. А как мамы не стало, тетя малых к себе взяла, а меня в город отправила. В поселке работы нет почти. На ферме платят мало, а ртов много. Вот и пришлось ехать. На фабрику устраиваться. - Вон оно что! – водитель кивнул. – Понятно! Прости, девуля! Плохо о тебе подумал. - Ничего страшного! Объясняться надо как следует! Тетя тоже мне все время твердит об этом! Я что-нибудь ляпну, а люди думают потом: «Что она сказать-то хотела?!» – Ольга легко и звонко рассмеялась, и водитель замер, любуясь ею. Ясноглазая, с чистым, словно росой умытым, личиком, Оля была хороша, словно зорюшка. На улице пройдешь мимо – не обернешься. Обычная девчонка. А как улыбнулась, бровью повела, ямочки на щечках заиграли – глаз не отвести! - Давай сумки твои! Я их пристрою. А сама ковыляй в автобус потихонечку. Еще минут пять, и поедем! – очнулся, наконец, водитель и усмехнулся. – Бабка твоя не ведьмой случаем была? - Нет! С чего вы взяли?! - Сила тебе, девонька, великая дана. Одним взглядом присушить можешь! Помни об этом! Я, вот, вроде и старый уже, и женат полвека без малого, а хоть сейчас бы за тобой на край света пошел! - Ой, скажете тоже! – засмущалась Оля. – Вам – шуточки, а у меня коленка болит! - До свадьбы заживет! – подмигнул Оле водитель. – Позовешь на свадьбу-то?! - А как же! Откуда Оле было знать, что ждет ее в поселке? Что свадьба, которую она ждала и торопила, так и не случится? Что жених ее, Павел, поведет под венец другую… С Павлом Олю познакомила тетя. - Хороший парень, Олюшка! Работящий, не глупый, из хорошей семьи. И не гулена. - Это-то откуда известно? – Оля смущенно прятала глаза. Какая из нее невеста?! Только-только школу окончила! Да и то едва-едва. Не до учебы было. Мама слегла, младшие на Ольге. Не разгуляешься! Да и не любила она этого. Стеснительной всегда была. Дома – огонек с припеком, а на люди выйти случится – словно подменили девчонку. Глаза в пол, кончик косы теребит, и, если волю дать, тут же сбежит куда подальше от компании. В поле чистом, с ветром, на «ты», а с людьми – сторожится. С детства самого такой была. - Олюшка у нас душа живая… - говаривала ее мама. Простые, вроде слова, а как сердце Оле грели. Она готова была горы свернуть, лишь бы услышать их снова от мамы. И с младшими помочь, и по хозяйству управиться. Все успевала! И ведь не тяжело было, не ломко. Все в радость! Ведь, для своих… А потом беда в ворота постучалась. И осталась Оля одна… Без мамы… Тетя, сестра отца, присматривала, конечно. И судьбу Олину устроить пыталась. - Тебе бы, детка, нужно замуж выйти. Так оно спокойнее. Тяжко одной-то! А при мужике все полегче. Я все решу! И за детей не волнуйся! Не брошу! Помогать будешь – спасибо скажу! А нет, так рада буду и тому, что ты пристроена! - Тетя, что ты такое говоришь?! Разве могу я младших бросить?! - Знаю, что не откажешься. Но хочу, чтобы знала – не одна ты! Родня человеку на то и дана, чтобы помочь да поддержать в трудную минуту. Когда-нибудь и мое время придет. Не вечная. И тогда уж я тебя о помощи просить буду. Жениха Оле тетка искала тщательно и с разбором. Не отдашь же кровиночку за кого попало?! Лучший нужен! Вот Павел и нашелся. Семью его тетка Олина хороша знала, а парень скромный был, такой же, как и Оля. Не видать да не слыхать. Гулять не любитель, в клубе только по праздникам появлялся, а больше с отцом на заимке пропадал или матери по хозяйству помогал. Разве не хорош?! Одного тетя Олина не знала. Что в Павла еще со школы влюблена была его соседка – Даша. Девчонкой на заборе висела, карауля своего милого, а как в пору вошла, и вовсе дороги ему не давала. Павел в ее строну и не смотрел, а она, знай, похохатывает: - Все равно мой будет! А Павлу Ольга глянулась… - Пойдешь за меня? - Пойду… - Ждите сватов! Тетка Оли, Евдокия, плакала от радости, когда в ее дом пришли сватать племянницу. - Ты, Дуся, не сомневайся! Как родную твою девочку примем! – уверяла будущая свекровь Ольги. – А если тебе детвора в тягость, так мы с мужем готовы помочь. Пусть молодые поживут сами какое-то время. Притрутся немного, обживутся. А там видно будет! О свадьбе сговорились быстро, но насчет сроков Евдокия вдруг уперлась. - Некуда спешить. Парню в армию, а Оле его ждать! А потом уж ладком-мирком да за свадебку! Ольга не сразу поняла, почему тетя так говорит. Но когда гости ушли, Дуся усадила ее рядом и объяснила все. - У тебя, Олюшка, кроме дома родительского, который на всех вас, детей, делить надо бы, ничего нет. Приданое мама твоя только-только начала собирать, хотя и говорила я ей, что поздно спохватилась. С чем в дом мужа придешь? Ты не гляди, что тебя приветили! Все до скорлупки вспомнят, если нужда придет. Не хочу тебя замуж выдавать с узелком. Не дело! В город поедешь. Пока Павел в армии, деньжат подзаработаешь, приоденешься, и немного пообтешет тебя городская жизнь. Полезно будет. А то ты у меня такая былиночка безответная – дунуть страшно! Самостоятельности не хватает тебе, вот что! Поезжай! Так Оля оказалась в городе. Сказать, что сложно было – ничего не сказать. Комната в общежитии, где шестеро девчат бок о бок трутся. Не убежишь, не спрячешься. Нет рядом поля чистого, где хоть песни пой, хоть в голос вой – никто не услышит и не осудит. Олю поначалу даже не приняли. Слишком уж тихая да скромная. А в тихом омуте, как известно… Но ничего, разобрались. На работу ее посмотрели, и поняли – не может плохой человек так трудиться. В помощи никогда не откажет, словом и делом поддержит. Подруги появились у Оли, а дальше дело легче пошло. Евдокия нарадоваться не могла. - Хорошая идея была, да, Оль? Павлик вернется из армии, поженитесь, и все будет хорошо! Ох, как же ошибалась Дуся! Никогда еще и ни в ком она так не ошибалась, как в будущем своем, как она думала, зяте! Павел из армии вернулся сразу к родителям. В город заезжать не стал. Они с Олей договорились, что денек-другой потерпят. Отпуск она оформила заранее, но со сроками не угадали. Пришлось Оле в городе задержаться. А накануне ее отъезда в поселок, девчонки, с которыми она жила в одной комнате, забегали вдруг, захихикали, и вручили Ольге свой подарок. - На свадьбу же приехать обещали! – опешила Оля. - А мы и будем! Но решили, что лучше будет, если мы тебе подарок сейчас отдадим. Открой коробку-то! Туфельки были такими красивыми, что Ольга даже в руки их брать побоялась. - Размер твой! Не сомневайся! И кожа хорошая! Это отец Лены Самохиной сапожничает. Мы ему твою мерку отправили, и он расстарался. Правда, красивые? - Очень! – Оля прижала к себе коробку. – Спасибо, девочки… - Будь счастлива, Оленька! Ты этого заслуживаешь! Эту коробку Оля спрятала на самое дно сумки, боясь помять или испортить подарок. И прежде, чем отдать водителю сумки, еще раз проверила ее, и только потом отпустила ручки. - Ценное у тебя там что? А то, давай в салон поставлю. У меня там закуточек есть у водительского места. - Подарок от девочек… На свадьбу… Оля словно очнулась. А ведь она – невеста! Больше года уже с этим званием ходит, а все никак понять не могла, что это про нее все! И радость эта, и счастье, которое впереди ждет, и любовь… Павла она любила. Робкой, несостоявшейся пока, а только зародившейся, проклюнувшейся, словно подснежник весной, девичей чистой любовью, которая всему верит и всего надеется… Глядя в окно, на мелькавшие мимо деревья, Оля думала, что еще немного, и вся жизнь ее изменится. Все будет иначе. И ее мечта о своем доме с беленькими чистыми занавесками на окнах и розами в палисаднике, станет реальностью… Не сошлось. Едва автобус подъехал к остановке, как Оля поняла, что ничего у нее не будет – ни счастья, ни дома, ни любви. Тетя, встречавшая ее, была в черной косынке, которую никогда не надела бы, если бы не случилось что-то плохое. - Тетя Дуся, что?! – Оля охнула, спрыгнув со ступеньки автобуса. Колено болело, а сердце ныло так, что в глазах потемнело. - Худо дело, Олюшка. Ох, худо… Но не здесь такие разговоры вести. Ступай за мной! Поблагодарив водителя, Ольга подхватила сумки и поспешила вслед за тетей, ловя на себе любопытные взгляды соседей. За спиной шептались, но слов было не разобрать. Евдокия шагала так быстро, что Оля совсем запыхалась, пока добралась до дома. - Да, что стряслось-то?! – не выдержала она, едва калитка закрылась за нею. – Тетя Дуся, почему ты в черном платке?! Слезы тети Олю напугали. Дуся ревела так, что даже ответить племяннице не смогла сразу. Ольга оттолкнула ее и кинулась в дом. - Дети! Но оба брата и сестричка сидели рядышком на стареньком диване и смотрели мультфильмы. Увидев сестру, они кинулись к ней обниматься. Ольга почувствовала, как сердце пропустило удар, и обернулась, ловя взгляд Евдокии: - Если не дети, то что?! - Павел… История была проста и незатейлива. Павел, вернувшись домой, согласился отметить с друзьями сразу два праздника – и предстоящую свадьбу, и свое возвращение. Даша же, крутившаяся по близости, подгадала момент, и пристроилась рядом. - Выпей, Паша! Тебе же теперь можно. Ты уже взрослый! - Не люблю этого, - отодвинул рюмку Павел. - А что любишь? – Даша украдкой подвинула рюмку обратно. - Олю люблю! – улыбнулся Павел. - Да? А расскажи мне о ней! Какая она? Беседа эта затянулась до поздней ночи. Компания гудела, Павел несколько раз порывался уйти, а Дарья умело вела свою игру. - Давайте выпьем, ребята, за то, что Паша с нами! А теперь за его свадьбу! А теперь за нас! Нет! За родителей! Это же святое дело! Захмелевший Павел сам не понял, как оказался не дома, а у Дарьи во дворе. Она довела его до сеновала: - Не надо тебе домой, Паша! Поспи здесь сегодня. А то родители ругать будут. А потом пристроилась к задремавшему Павлу под бочок. Как уж и что у них там случилось, никто так и не узнал. Свечку держать было некому. Мать Даши, увидев поутру дочку, крепко спящую рядом с Павлом, не стала будить «молодых», а прямиком направилась во двор к соседям: - Ну что, как будем позор делить? Пополам? Или нам все достанется?! Павла родители даже слушать не стали. - Натворил – отвечать будешь! Дашку мы с пеленок знаем! Позорить ее не дадим! Женишься! - А Оля как же? - А что ей сделается?! Пусть спасибо Богу скажет, что такую беду от нее отвел! Муж – остолоп! Что хуже-то может быть?! Эх, Паша! Не так мы тебя воспитывали… К Ольге Павел пришел виниться в тот же вечер. - Прости меня… Не хотел я… Не знаю, как так получилось… - Уходи, Паша. Ольга не плакала. Глаза ее были сухими, а личико, которым так любовался еще несколько часов назад водители автобуса, потемнело. Словно разом стерли с него все краски. Побелевшие губы дрожали, а руки теребили кончик косы, как когда-то в детстве. - Не судьба, значит… - Оля только разочек всего и взглянула на Павла, а он разревелся, будто маленький. - Прости… Павел давно уже ушел, а Оля все стояла во дворе, закинув голову и глядя в ночное небо. Почему все это с нею случилось?! Почему так несправедлива жизнь?! Ни мамы, ни папы рядом. Заступиться, считай, некому. Тетя себе и так уж сердце надорвала! Неужели не будет в ее, Олиной, жизни ничего хорошего?! Не будет белых занавесок на окнах и роз, цветущих под окнами… Не будет счастья?! Ни дома, ни семьи, ни детей… И лишь подумав о детях, Оля словно очнулась. Есть, ведь, они! Сразу трое! Да еще плюс двоюродные! Итого - пятеро! Родные – ближе некуда! Да, не ею рожденные, но все свои! Зачем ей Бога гневить?! Оля моргнула раз-другой, прогоняя пришедшие все-таки слезы, и глянула на дом тети. Свет, лившийся из окон, был таким теплым, приветным, что ей стало чуть легче. Есть у нее дом. И родные есть. А это уже немало! И все остальное тоже будет! Не может быть иначе! Пусть не сейчас, пусть нескоро, но придет и к ней любовь! Настоящая… Потому, что Павел ее совсем не любил. Не то это было. Ох, не то! Не может любовь обманывать! Не может размениваться по мелочам! Не может лжи не видеть, когда ее обмануть пытаются! Нельзя так! Рано утром Оля собралась и уехала в город. Дуся проводила ее до автобуса, перекрестив украдкой на прощание. - Не плачь только! Бог не Тимошка, видит немножко! Все еще будет у тебя, девочка моя! - Знаю… - обняла тетку Оля. Водитель, узнав ее, разулыбался: - Привет, красивая! Что-то быстро ты обернулась. Как тебя жених-то отпустил?! - А нет у меня больше жениха… - вздохнула Ольга, глядя, как тетя машет ей рукой на прощание. - Что так? Поссорились? - Нет. Характерами не сошлись… - Ну, это бывает! – кивнул водитель. – Лучше так разбежаться в этом случае, чем после свадьбы друг друга мучить годами. И что ты теперь делать думаешь? - Работать. Мне еще ребят поднимать. Тетя одна не справится. А там видно будет. Замуж Оля выйдет через три года. И усатый водитель, который будет всем гостям на этой свадьбе рассказывать, как она расшибла коленку и через это нашла свою судьбу, с радостью назовет ее дочкой уже на полных правах. А потом гордо будет демонстрировать всем соседям своего первого внука: - Смотрите, люди, какой красавчик! Весь в мамку! А Оля снова посветлеет лицом. И будет у нее и дом с белыми занавесками на свежевымытых окнах, и теплый хлеб на столе, и муж, для которого она станет тем самым светом, которым живет любовь. Она поднимет и выведет в люди братьев, и устроит судьбу сестры, помня урок, который ей преподнесла жизнь. - Сама выбирай, маленькая! Сердце свое слушай, Полина! Я только посоветовать могу. А дальше – тебе знать! И не раз еще Ольга выйдет во двор вечером, закинет голову к небу, благодаря за еще один прожитый день и за то, что дано было в нем, а потом глянет на свои окна. - Светло… Спасибо, Господи! Храни тех, кого я люблю! Автор: Людмила Лаврова.

Тимур снова приехал на кладбище и как всегда привёз большой букет цветов. Работники кладбища знали, раз Тимур приехал, это надолго. Он как всегда начинал с уборки, а потом аккуратно, по одному ставил в вазу привезенные цветы. Сегодня помимо цветов, он привёз большую коробку с краской и кисточками, и взяв одну из них, пошёл к оградке своей девушки. Тимура на кладбище уважали все, от начальника кладбища, до простого рабочего, слишком много средств и сил он вкладывал в его облагораживание. Все до одного знали его историю, и пересказывали её чуть ли не наизусть, и когда он снова приезжал, старались не подходить к нему поближе, чтобы не мешать ему изливать душу перед могилой любимой. – Тимур что-то ты зачастил. Нельзя так. Ты же и себя мучаешь, и её. Не надо, перестань сюда ходить. – Дядь Коль, ну как я перестану? Здесь же часть меня похоронена, не могу я без неё, не получается у меня. Хоть в петлю лезь, хоть вены скрывай. – Что ты такое говоришь, дурень? Ты ещё молодой, у тебя вся жизнь впереди. Ты ещё встретишь свою половинку. – Не встречу, такой, как была моя Полина, больше нет, и не будет. Я там краску привёз, вы раздайте её работникам, пусть освежат оградки, а то на некоторые смотришь, аж плакать хочется. – Живые часто забывают мёртвых, словно выбросили мусор на свалку и забыли. Спасибо тебе, что помогаешь, последнее время финансирование урезали, вот и стараемся как можем. – Я на днях ещё семена цветов привезу, хочу, чтобы везде цвели цветы, Полинка их очень любила. – Хорошо…. Ладно, ты работай, не буду тебе мешать, а потом заходи в сторожку, почаёвничаем, поговорим. – Обязательно зайду. Тимур принялся за работу, Николай Константинович, сокрушаясь, покачал головой. Господи, ведь молодая же совсем была, ей бы жить да жить, а она… Работа в руках Тимура кипела, он снова как всегда очистил могилку от сорняков, налил в вазон воды и поставил в него букет. Серебристая оградка его любимой, местами была покрыта ржавчиной, и он аккуратно всё зачищал, чтобы потом снова покрыть новым слоем краски. – Любимая моя, ты не представляешь, как я по тебе соскучился. Как же мне хочется лежать здесь возле тебя. Почему я тогда не проводил тебя до дома, а уехал? Может, если бы я в тот день остался, то и ты бы была сейчас жива. Эх, Полина, Полина… Закончив с покраской, Тимур отошёл подальше, и посмотрел на полученный результат со стороны, затем улыбнувшись кому-то невидимому, пошёл к сторожке. – Дядь Коль, вы где? Я закончил! – Проходи! Я как чувствовал, вот к твоему приходу чайку заварил. Тимуру нравилось в сторожке дяди Коле, что-то было здесь такое, от чего он успокаивался, и на душе становилось светло и тепло. Он окинул хозяйским взглядом сторожку и увидел на потолке жёлтое пятно. – Дядь Коль, и давно у вас крыша течёт? – Так вот недавно ветром сорвало, а потом дождь и …. – Я же вам говорил, чтобы вы мне сообщали, в чём вы нуждаетесь. – Ты и так нам сильно помог, вон, как кладбище облагородилось. И скамейки подправили, и сосенки высадили, вот ещё с краской помог. – Я хочу, чтобы у Полечки моей всё красиво было. – Эх, Тимур, Тимур, хороший ты парень, жаль мне тебя. Ты угощайся, попробуй пирожки, это Надежда моя намедни испекла. – Очень вкусно, Полинка тоже пекла такие, а ещё с грибами… Николай Константинович снова покачал головой, о чём он только не заведёт разговор, Тимур всё о Полине вспоминает. Бедняга…. Это же можно так, потерять свою любимую, да ещё таким ужасным способом. Тимур познакомился с Полиной в магазине. Маленькая худенькая девушка в простеньком платьице стояла у стеллажа с крупами, а затем, открыв свой кошелёк и подсчитав сколько у неё осталось, выложила часть купленного обратно. И хотя он вырос в обеспеченной семье, даже в слишком обеспеченной, ему было по настоящему жаль тех, кто по воли случая нуждался, в чём либо. Накидав в корзину разные крупы, консервы, сахар и печенье, наспех расплатившись на кассе, он побежал за девушкой. – Вот, держите, это вам! – Мне? Но зачем? – Я видел, там, в магазине… Вам не хватило не много… Девушка покраснела от стыда и опустила глаза. Тимур впервые встретил девушку, которая не только с ним не заигрывала, но и стеснялась на него взглянуть. – Берите, не стесняйтесь! Кстати, я Тимур, а вы? – Полина… – Ну, так что Полина? Вы возьмёте пакеты? Или давайте, я вас лучше провожу! Они прошли несколько сотен метров и оказались на пустыре. У костра стояла пожилая женщина и что-то помешивала в небольшом казане. Чуть подальше сидел старик и курил самокрутку, двое маленьких мальчишек играли в какую-то известную только им игру. Они то и дело весело кричали и смеялись, а потом снова принимались за игру. – Так ты здесь живёшь? – Нет, что вы! Я в лесу в сторожке живу, а это… я им иногда помогаю. У них сын со снохой недавно погибли, дети сиротами остались. – А почему они на улице живут? – Их какие-то кредиторы за долги выгнали, а полиция вроде меры не принимает. – Ну, ничего, я займусь этим. И правда, Тимур благодаря связям, быстро помог им вернуть их жильё, а потом ещё несколько раз приезжал туда с Полиной, чтобы проведать своих новых друзей. А потом вот даже Николая Константиновича на работу устроил, пусть сторожем на кладбище, но всё же, лишняя копейка не помешает. Тимур даже сам не заметил, как влюбился в Полину, а она ответила ему взаимностью. Тимур знал, что родители вряд ли разрешат ему жениться на Полине, но, тем не менее, решил бороться за свою любовь до последнего. Он до сих пор помнил тот вечер, когда объявил о его решении жениться на Полине. #опусы Отец тогда что-то кричал, грозил лишить наследства, только мать была на удивление спокойна. – Сынок, ну и сколько ты собираешься прожить с этой бедняжкой? Год? Два? – Пока смерть не разлучит нас! – А это идея, сынок! Ну что же, дерзай! А потом он узнал, что в сторожке был пожар, и Полина с отцом погибли. Теперь каждые выходные Тимур приезжал на кладбище, чтобы провести время с любимой. – О чём задумался, Тимур? – Да так, воспоминания нахлынули… Ладно, я пойду, засиделся я у вас. Может вас тоже до дома подвезти? – Не откажусь. Поехали! Всю дорогу они ехали молча, и только у самого дома заговорили. – Ну, спасибо тебе, что подвёз. – Да, не за что. Он невольно бросил взгляд на двор Николая Петровича и увидел играющих мальчишек. При виде детей его сердце невольно ёкнуло, а ведь и у них с Полиной могли бы быть дети. – Дядь Коль, я могу вам ещё чем-нибудь помочь? Вы не стесняйтесь, говорите, если что понадобиться. – Хорошо, спасибо тебе, Тимур. Хороший ты человек. Может, зайдёшь, поужинаешь с нами? – Нет, я поеду, мне нужно с мыслями собраться. – Отдохнуть тебе надо, съездил бы куда-нибудь, развеялся. Ты же такой молодой, а живёшь как старик, работа-дом-работа, а по выходным кладбище. – Хорошо, сделаю так, как вы сказали, на выходные съезжу куда-нибудь. Прошло ещё несколько месяцев, Тимур всё так же каждое воскресенье ездил на кладбище. Этот день был особенным, ровно год, как Полины не стало. Тимур купил цветы и поехал на кладбище. Казалось на кладбище не было ни души, только стая ворон перелетала с места на место. Тимур быстрым шагом направился по до боли знакомой дорожке, и у самых могил остановился, как вкопанный. Было видно, что совсем недавно кто-то навещал их. На могилках лежали свежие цветы и конфеты. – Тимур, что случилось? – Дядь Коль, я тут к Полине шёл, а тут уже кто-то был…. Не знаете кто это мог быть? – Я сам недавно пришёл, может кто из знакомых. – Ладно, дядь Коль. Я попрощаться приехал, в отпуск еду, как вы и советовали. Хочу на Алтай съездить, говорят там можно не только здоровье подправить, но и душу исцелить. – Это ты правильно решил. Поезжай, а я присмотрю за могилками. – Спасибо, дядь Коль. Тимур остановил машину на обочине и вышел из неё. Действительно, какой тут свежий воздух, ароматный, пахнет хвоей и разнотравьем. Он ещё немного постоял, а потом снова сел за руль и поехал дальше, нужно было успеть до темноты. Он слышал, что местные жители за определённую плату пускали туристов пожить, а если доплатить, то и экскурсию по заповедным местам могли организовать. Тимур хотел выбрать место, где не так многолюдно, поэтому увидев небольшой домик, который стоял у самого леса быстро погнал туда. У дома стояла подержанная Волга, значит здесь всё-таки живут люди подумал он, и шагнул во двор. Большая собака звонко залаяла и кинулась к незваному гостю. – Полкан! Уймись! На мгновение Тимур опешил, это была она, его Полина. Полина увидев Тимура испугалась и скрылась в доме. Тимур побежал к двери, но она была заперта. – Полиночка, любимая моя, я знал, я верил, что ты жива. Почему всё это время ты от меня скрывалась? Неужели ты думала, что я смогу разлюбить тебя? Никогда, слышишь, никогда в жизни я не сделаю этого. – Тимур, уходи… Оставь меня в покое! Твои родители, они страшные люди, они подослали ко мне бандитов. Меня изнасиловали, Тимур, а потом подожгли мою сторожку. Отец хотел заступиться за меня, но его убили. А потом твоя мать в день похорон принесла мне деньги и, кинув мне их в лицо, сказала, чтобы я убиралась из города или меня тоже убьют. Я уехала и надеялась, что меня больше никто не найдёт. – А я нашёл, и теперь тебя никогда не оставлю. – Тимур, уезжай, пожалуйста. Тимуру после этого рассказа почему-то снова вспомнились последние слова его матери. Неужели она… Он пытался отогнать эти мысли, но снова и снова и думал об этом. – Полина, нам нужно кое-что выяснить. Поехали! – Куда? – К нам домой. Мать Тимура была в шоке, узнав, что Тимур нашёл Полину. Она не могла поверить, что та проблема, от которой как ей казалось, она избавилась, снова вернулась. – Тимур, я тебе не позволю связать свою жизнь с этой девушкой! – Каким образом? Снова устроишь поджёг или нашлёшь своих головорезов? – Всё что я делала, я делала ради тебя! Я хотела, чтобы ты был счастлив! – Как ты не понимаешь, я буду счастлив только с Полиной! И я больше не позволю тебе вмешиваться в нашу жизнь. Несмотря на то, что Полина была против, Тимур всё же вызвал полицию и написал заявление. Теперь Тимур был спокоен, его любимой больше ничего не угрожает. Его мать и её подельников посадили, а Тимур с Полиной поженились и уехали туда, где больше никто и никогда не сможет помешать их счастью. Из Сети

– Наталья! Наталья, выдь на крыльцо хоть, слышь, говорят твоя Надя с Галькой моей водится в городе? А телефон у неё Галькин есть? – Ты чего это вдруг про неё вспомнила, баба Таня? – это выглянула соседка, – Ты же говорила, что тебя бросили все давно и ты знать никого не хочешь? А тут вдруг – Галя где? Думаешь ты ей нужна стала, старая такая? Помоложе была не нужна, а старая и подавно. Да ты не печалься, баба Таня. Если тебе помочь надо, так мы мигом. Вон Митька мой с утра мается, не знает, чем ему заняться. Хоть бы он вырос поскорее, да учиться что ли поехал, как Надюшка. Может хоть ума бы прибавилось! Митька, поди сюда, иди-ка бабе Тане помоги, сделай что скажет. На пороге тут же появился младший сын Натальи, хмуро глянул, – Ну чего опять, мам? – Чего опять, мам? Ты половики вытряхнул? Иди тряси, головотяп! Всех вас подгонять надо по сто раз! – Погоди, Наталья, подь сюда, что тебе покажу, подь на минуточку, – баба Таня медленно на крыльце развернулась, не упасть бы! Годов то ей много уже, а живёт она давно одна. Дочка Людмила уже больше как лет двадцать хвостом вильнула и в город умотала из деревни. От позора уехала, забеременела от мужика заезжего, матери уже потом сказала, что девочка у неё родилась. Черненькая, как галка, она её так и назвала – Галя. Маленькую Галинку Людка поначалу к бабке привозила. Да и сама в огороде ковырялась, всё как положено. Гостинцы тогда стала из города матери привозить. Говорила, что у неё ухажёр есть, замуж её зовет. Баба Таня тогда с замиранием сердца слушала, как дочка говорила, что жизнь у неё налаживается, что стиральную машинку он ей купил. И скоро Людка с Галкой к нему из комнаты в общежитии жить переедут, да заживут, как люди. Да только врала всё Людка, что замуж скоро выйдет, да что мужик у неё есть хороший. А может и думалось ей так, да только всё это ложью оказалось, Галочка чуток подросла и стала бабе Тане по своему лопотать, что к мамке дядьки разные приходят. То один у мамки живет, то другой, а недавно дядька мамке в глаз дал. Галя плакала, к бабе Тане просилась, а мамка сказала, что бабка Таня её – колдунья, что это ведь она наколдовала чего-то, поэтому у Люды жизни и нет! Сказала, что и Галя пропадёт, если с бабкой Таней видеться будет, бабка её страшная и больше они к ней не приедут никогда! Татьяна Андреевна тогда охнула от жути такой, да какая же она колдунья? Она жизни хорошей Людмиле только и хотела. Это видно маленькая Галочка что-то напутала. Но Людмила и правда совсем перестала к ней ездить и Галку привозить. Пару раз одна заезжала, была одутловатая, пила видно. Вещи свои какие-то забрала, да ещё и кофту материну новую втихую прихватила. Татьяна Андреевна хотела её тогда образумить, – Люда, дочка, ты чего это творишь? Я ведь мать твоя! А она лишь рассмеялась ей в глаза, нехорошо так рассмеялась, – Да уж и мать! Да разве мы тебе нужны? Сама же меня сподвигла уехать, желала, что бы Галки не было, стыдила меня, а теперь вспомнила, что ты мать? И уехала с тюками, даже чашку свою забрала, кинула матери напоследок, – Живи и радуйся, досаждать тебе больше не будем! Татьяна Андреевна тогда неделю лежала. Проснётся, вроде солнышко светит, а на сердце тяжесть камнем лежит – дочь Людмила отказалась от неё, да и внучку подговорила. Отреклись от неё все, как ей жить теперь, непонятно даже. Время не лечит, но раны всё равно затянулись. Но рубцы на сердце остались. А теперь уж сколько лет прошло, да вчера непонятное случилось, вот Татьяна Андреевна и позвала соседку. Сама не знает, что и делать ей с этим! – Зайди, Наталья, вон туда проходи, – Сама Татьяна Андреевна видит уже плохо, да и ноги еле ходят, годов то ей немало, да и жизнь подкосила совсем. Соседка в залу прошла, сначала не поймёт, что тётя Таня хочет. Может и правда говорят, что она не в себе? Да и немудрено, родные от бабки отказались, тут от горя и умом тронешься от жизни такой! – Глянь ка на диван? Вишь там девка спит махонькая? Это ж ко мне вчера поздно вечером Галка приезжала! Сказала, что в подоле принесла, а мать её из дома выгнала. Пусть, говорит, у тебя пока девка побудет, а то не знаю, что делать. И уехала Галочка моя, внученька. А это видать правнучка, как по писаному внучка моя судьбу матери своей Людмилы повторила. А мне то что с ей теперь делать, я ведь не справлюсь, старая я совсем, а Наталья? Наталья слушала, что баба Таня ей говорит, да поверить не могла. Неужели и правда Галя свою дочку бабке притащила? Ведь вроде раньше Надя ей про неё совсем другое говорила? Что Галина ушла от матери, Людмила пьёт, то один у неё муж, то другой. А Галя не такая, она уехала куда-то, училище окончила, на фабрике работает, да вроде замуж вышла. Странно всё это? Маленькая девочка проснулась и захныкала. Ручки тянет, маленькая совсем, ведь видно, что годика даже нет. Совсем что ли Галя ополоумела? Неужели и она на плохую дорожку свернула, как и мать её? – Так, тётя Таня, я сейчас Наде своей позвоню, Галкин номер узнаю. А потом мы кашу сварим, да правнучку твою будем кормить. Ты не бойся, тётя Таня, разберемся! Вернулась Наталья быстро, в руке телефон. Смотрит, а девочка уже у Татьяны Андреевны на руках. Не плачет, ручкой бабу Таню трогает и смотрит удивлённо. Словно спрашивает, что это за бабушка такая незнакомая? – Захныкала, а я взяла её, она и притихла, вишь как прабабку разглядывает! – в голосе у бабы Тани затаённая радость вдруг прозвучала. Она же правнучку на руках своих держит, до слёз это радостно! – Погоди, Татьяна Андреевна, погоди, не то что-то тут! Надя мне номер Галины дала, я ей тут же позвонила. Говорю, что ж ты, с терва, творишь? Сами бабку старую бросили на произвол судьбы, а теперь ты ей девку привезла? Ты в своём уме? – Наталья дух перевела, аж запыхалась, так бежала, чтобы рассказать, – А она мне гордо так – не пойму, о чём это вы говорите? Я ей тогда говорю, что соседка я, мать Нади. И что бабке её Татьяне она девку свою привезла и кинула! А она мне заявляет, что нет у неё никакой девки, не приезжала она и что все мы с ума посходили вместе с её бабкой. Ну что тут скажешь? Татьяна Андреевна побледнела, перекрестилась, – Свят, свят, а кто же она тогда, Наталья? Девчушка то это кто? – Баба Таня, а тебе та девица, что Галей прикинулась, хоть что сказала? Вещи хоть оставила для девочки? – Да что говорила? – засуетилась баба Таня, – То и сказала, что оставит ненадолго девку. Я и обернуться не успела а она шмыг в дверь и нету её. Вот сумка какая-то с вещичками, я штанишки то с утра переодела, как смогла, замочила грязное в тазике. – Так может это и не Галя была, баб Тань? – Наталья сумку взяла, вытряхнула, – Вон, глянь, бутылочка с молоком, скисло поди. А подгузник ты хоть ей надела, баб Тань? Марлечку подложила? Господи, мне то что с вами делать? Наталья шустро переодела малышку, руки ещё помнят. Потом сварила жидкую кашу, в бутылочку налила, покормила её. Баба Таня всё это время сидела, смотрела растерянно, – А как же быть то мне, Наталья? Потом перетряхнули сумку и нашли в кармашке письмо. Наталья громко прочла, глазам не поверила, что так бывает. Писала видно молоденькая девчонка. Что родила, отказную не написала, но жить ей не на что. Ехала она к матери, да с пол дороги с электрички сошла, поняла, что не примет её мать. Ну и зашла в первый же дом, ищи её теперь! – В полицию надо, баба Таня, вот что! – решила Наталья. А тут вдруг Галина перезвонила, сказала, что скоро приедет и во всем разберется. Галина и правда к вечеру приехала, да не одна, а с мужем и на машине. Сначала с бабушкой Таней она сухо разговаривала. Но потом Наталья ей про её бабушку рассказала, глаза ей открыла, что мать ей всё наврала. Галина сначала не поверила, неужели её бабушка хорошая, а мать ей с детства врала и её оговаривала? – Мать тогда сказала – бабка твоя пьёт, а я тебя и не помню почти. Мы же с мамой к тебе давно так приезжали, я же маленькая была совсем! – Галя нервно поправила волосы за уши, – Она вообще мне сказала, что бабка полоумная, и что ты уда вить меня хотела. Потому что я – нежеланная. Это правда, ба? Или нет? Я теперь совсем запуталась. – Да с чего она такое надумала, эх, Людмила, эх дочка! – и баба Таня горестно и тихонько заплакала. Галя на мужа оглянулась, словно теперь не знала, что и думать? Так значит её бедная бабушка не такая, как мама? Не полоумная колдунья? – Бабушка, не плачь, ну не надо? – Галина подошла и неловко обняла бабушку. А та продолжала беззвучно рыдать, – Эх, Людмила, да что ж ты так? Да за что? – Я мать в клинику поместила, бабушка. Лечат её там, может ещё не всё потеряно, слышишь? Жива она будет, только не знаю, простишь ли ты её? Татьяна Андреевна слышала это, но ничего Гале не смогла ответить, лишь повторяла, – Эх, Людмила, Людмила… Деревенский участковый сообщил начальству, что бабе Тане подкинули ребёнка. Но поиски ничего не дали, где же её найдёшь, беглянку эту. Малышку пока забрали в дом малютки. Бабушка Таня по ней даже плакала, так ей эта девочка понравилась. Как родная на руках сидела, хотя может это Татьяне Андреевне от одиночества так показалось? Галина оттаяла и вскоре опять приехала к бабушке Тане. Вот ведь как вышло, оказывается её бабушка никакая не колдунья, не злая бабка которая Галю со света сжить хотела. Это видно всё больное воображение её матери Людмилы. Людмилу пока в клинике держат, лечение будет долгое. А Галя бабушке теперь всё о себе рассказала, будто хотела наверстать те годы, которые они врозь прожили. И даже то, что за Сашу Галя уже пять лет назад вышла. А детей пока у них нет, не получается. Врачи причину не нашли, говорят может дело в чём то другом. Галя глаза прячет, у неё было несчастливое детство, и вдруг Галя бабушку спросила, – Ба, а как ты думаешь, может мы удочерим ту девочку? Может не просто так она тут у тебя появилась, она такая хорошая, а мамы с папой у неё нет? Теперь у маленькой Анюты есть мама Галя и папа Саша. А ещё у неё есть прабабушка Таня. И может быть Бог даст им ещё ребёночка? Хотя Галя и Саша и так счастливы. А уж как счастлива Татьяна Андреевна, так это просто словами не передать. Вот так эта случайная чужая правнучка вернула Татьяне Андреевне родную внучку! И стала для всех самой родной и любимой девочкой Анечкой. Автор: Жизнь имеет значение