Каждую из них привели сюда, на эту нелегкую стройку, жизненные обстоятельства.

Галина одна растила дочку, Варя – из многодетной семьи, а Алия, вообще, тихо уехала из родного дома, считай сбежала, когда решили ее насильно выдать замуж. Теперь семья от нее отреклась.
И вот совсем неожиданно для них, неожиданно даже для нее самой, Любу отправили на учебу в столицу. Ну, правильно, кого ещё отправлять, если не активистку Любу?
Она вздыхала, собирая чемодан, даже пустила слезу. Не взяла с собой ни одного бригадного вымпела, как девчонки ее не уговаривали.
– Пусть у вас остаются, на память обо мне.
Вероятность, что Любу вернут на их стройку была минимальной.
Девчонки после ее отъезда загрустили. Не от зависти, и даже не от того, что Любы с ними теперь не было. Просто – от своих девичьих дум и мечтаний.
Лёгкий свет из окна от фонаря освещал красные вымпелы над Любиной койкой. Вечерами каждая думала о своем.
Где-то сияли, светились в ночи большие, далекие города, где-то этим летом люди отдыхали на пляжах, а они были здесь, в Саянах, на далёкой стройке, где темно и тихо. Летняя ночь незаметно опускалась на их рабочий поселок.
Какое-то время работали они втроём, негласно считая бригадиром Галю – старшую. Она была повзрослее, да и посерьёзнее девчонок. С планом справлялись, как и прежде.
Пополнения они не просили и поэтому очень удивились, когда им вдруг прислали новенькую.
Вечером, в рабочих завёрнутый штанах, в майках, усталые от жары, возвращались они домой. Не хотелось ничего, только б скорей обмыться и упасть на прохладные простыни. Вагончик их стоял удачно – под соснами, которые спасали его от солнцепека.
И тут увидели они, что двери их вагончика открыты нараспашку. На Любиной кровати сидела девушка с гитарой на коленях. И нагло им улыбалась.
Как только вошли они в вагон, она ударила по струнам и спела какое-то дурацкое приветствие. Но самое главное – над ее головой, на стене, вместо вымпелов и грамот красовались сейчас плакаты-афиши с артистами и моделями. А посреди – самый большой: актриса на пляже в открытом купальнике.
Вымпелы их кучей валялись на столе.
Алия даже побледнела от такой наглости.
– Сейчас же сними это! – показала рукой на стену.
Девчонка растерялась, оглянулась на стену.
– Зачем? Я специально везла их, чтоб украсить это унылое местечко.
– Сними, я сказала, – не унималась Алия.
Она шагнула и начала снимать картинки, но девчонка юркнула ей под руки, встала стеной.
– Не тронь! Это мое место, моя кровать, мне начальник смены определил. Чего хочу, то и...
– Это общий вагончик, – вмешалась Галина, – И надо советоваться, прежде чем...
– А чего советоваться? Над своими кроватями, что хотите, то и вешайте. Висит же это убожество, – она кивнула на восточный коврик Алии с лебедями.
Алия всё ещё пыталась прорваться к картинкам, они схватились, началась потасовка. Галина прикрикнула, успокоила. Алия с обидой села на свою кровать, отвернулась.
– А дверь ты чего распахнула? – крикнула Варюха, – Совсем что ли дура! Всю прохладу выпустила, теперь тут – жарища.
– Так я это... Наоборот... Проветрить решила. Вас ждала.
– Ладно, – Галина успокаивала всех, – Хватит!
Она взяла в руки вымпелы, осматривалась, решала, где их можно повесить.
В общем, знакомство вышло нескладным. Все замолчали. Девчонки вынесли таз, обмывались. Галя решила повесить вымпелы вокруг отрывного календаря над кухонным столом. Начала стучать молотком.
А новенькая вышла на крыльцо, отвернулась, смотрела вдаль, на горы.
Надо было мириться. Поставили чайник. Позвали новенькую. Но все ещё были натянутыми, молчали.
– Ладно, пойдем. Повздорили и хватит. Значит ты в нашу бригаду, да? Как звать-то тебя.
– Валерия. Можно Лера. Я из Ленинграда. Из Питера...
Варька смотрела на Любину кружку в горошек, из которой хлебала чай девчонка, и жалела, что не взяла ее себе. Её кружка была старая, со щербиной, пить из Любиной было как-то кощунственно. А вот теперь эта – сидит, пьет и в ус не дует.
Девчонка была светловолосой, худенькой, одета в полосатую тонкую кофту и спортивные штаны. У кровати ее стоял всего один рюкзак.
– Ух ты! Питер... И чего сюда тебя занесло?
– А чего? Все же едут, вот и я. Стройка века! Рельсы упрямо режут тайгу, дерзко и прямо, в зной и пургу ... – процитировала, – Да и деньги мне нужны. Мне уж сказали, что вы нормально зарабатываете.
– Ну, это мы, – пропела Алия, – А ты ещё попробуй. Знаешь, что такое – штукатурная площадь?
– Догадываюсь. Мы все ПТУ закончили, у меня и корочки есть.
– Кто это все?
– Да у нас..., – девчонка замялась, – Я последнее время в детдоме была. И нас в училище ... Специализированный штукатур-маляр, между прочим. Поэтому меня к вам и определили. Сказали, у вас бригадирша уехала.
– Так ты чего? В бригадирши к нам что ли метишь? – Варька аж привстала.
– Да нет, – девчонка глаза спрятала, и все догадались, что мысли такие у нее были, – Я просто так сказала. Мне начальник смены говорил, вот и... А танцы у вас тут бывают? – перевела разговор.
– Бывают, бывают. Правда, иногда уж и не до них.
Нормального разговора так и не вышло. Все были усталыми, а теперь ещё и подавленными присутствием этой новенькой.
Свет от фонарей из окна теперь освещал не красные вымпелы, а полуобнаженную диву с белоснежной улыбкой. Она смотрела, казалось, кокетливо и важно: мол, смотрите какая у меня жизнь – лёгкая, красивая и счастливая.
И глаза ее спрашивали – а у вас?
Штукатурка – дело нелегкое. Раствор они заводили сами. Деятельная Люба когда-то раздобыла ванну. Эта ванна была частью их успеха, в ней они заводили раствор, работали споро. В жару обливались водой, склонившись над окном, обвязывали головы сырыми платками.
Лера дело знала, но за девушками не успевала совсем.
– Эй, специалист, чего ты возишься? Сейчас уйдем, к нам за раствором бегать будешь. Учти, оплата по выработке, – подтрунивала ее Варюха.
Лера хмурилась, ускорялась, но старалась над каждым квадратным метром стены так основательно, что всё равно не успевала.
Алия с ней не разговаривала вообще. И только Галина слегка поддерживала, обучала, раскрывала штукатурно-малярные секреты.
– Чё? Еле несёшь ножки-то. Да? – хихикала Варька, глядя на осунувшуюся к вечеру новенькую, – Может на танцы? Айда...
А в вагончике на фоне бесконечного моря у кромки волн на белом песке сидела и смотрела на них красотка, белоснежно улыбалась и, казалось, звала туда.
Неприязнь к новенькой не проходила. Вот, вместо Любы, такой славной, такой убедительно правильной, это недоразумение с плакатом.
Лера старалась, как могла. С остервенением и настойчивостью перемывала посуду, драила полы, от работы не отказывалась. Да и в деле штукатурном поднаторела, начала догонять девчонок. Их бригада осталась в передовикам.
Но стоило вечером ей потянуться к своей гитаре, заперебирать струны, все либо уходили из вагончика, либо отворачивались в постелях.
А как-то вечером, когда Алия убежала на опушку леса с девушками другой бригады за черникой, Галина принесла от прораба получку и положила ее на стол.
Алия вернулась уж в сумерках, девочки свои деньги забрали. Она сгребла оставшиеся и расписалась в ведомости, а потом положила их на тумбочку и пошла пересыпать ягоды. А когда деньги убирала, машинально пересчитала. Почему-то не хватало пятнадцати рублей.
Она решила, что ошиблась, пересчитала ещё раз. Галина гладила свою юбку, Варвара чистила туфли, они собирались в клуб. Лера умотала на спортплощадку.
Алия пересчитывала и пересчитывала деньги.
– Чего там у тебя? – посмотрела на нее Галя.
– Да не хватает, – Алие было неловко.
– Чего не хватает? – подняла голову Варька.
– Да я, вроде, следила ... Или... Неуж прораб ошибся? – хмурилась Галина.
Пересчитали вместе. Не хватало. Галина с удивлением смотрела на Алию. И только Варюха ничуть не удивилась, вернулась к своим туфлям.
– Ха! Понятно всё. И нечего на прораба валить. Она ж денег приехала заработать. Ей нужнее ... Наверное. Она вот так жить мечтает, – Варька махнула щеткой на плакат.
– Да ладно тебе. Ты что ль так жить не мечтаешь?
– Я? – Варюха сморщила лицо, – Ни капельки!
Все замолчали. Галя водила утюгом по юбке, по одному месту. Все понимали, никто из них троих не сделал бы этого. А значит деньги взяла Лера.
И тут их тишину нарушил топот Лериных ног. Она вошла в дверь, возбуждённая, чуть улыбающаяся своим мыслям.
– Красные выиграли. Это там, где бригада Пономарева, – доложила она машинально о футболе.
Девушки молча смотрели на нее, Галина держала горячий утюг.
– Что-то случилось? – спросила Лера, прочла по лицам.
– Да. У нас деньги пропали, – кивнула Галя.
– Какие деньги?
– Из получки. Пятнадцать рублей.
– Из получки? – она шагнула к тумбочке, достала блокнот, протянула деньги, – Вот. Вот я взяла. Здесь только мои, по ведомости.
Галя отвернулась, продолжила гладить. Все молчали . И это молчание становилось невыносимым.
– Вы что? Вы думаете, что я украла что ли? – казалось, она искренне удивлялась.
Повисла тишина. Все молчали, молчала и Лера. Она переводила глаза с одной на другую. Она была одна в этом поединке.
Первой забурчала Варя.
– Сколько получали, сколько деньги на виду у нас лежали, такое впервые.
– Но я честно не брала.
– Не брала, не брала..., – передразнила Варя, – А мы должны поверить, да? Ты ж на красивую жизнь копить сюда приехала. Вот уж и начала.
Лера молчала, пыталась поймать взгляд Галины. Но та на нее не смотрела. На душе у Гали было гадко.
И тут Лера отсчитала пятнадцать рублей и молча положила на тумбочку Алии. А потом убрала свои деньги в блокнот и вышла из вагончика.
Алия посмотрела на деньги. Брать их почему-то не хотелось. Она легла на кровать, смотрела на плакат с красоткой. Казалось, та улыбается злорадно.
Все молчали. Обсуждать произошедшее совсем не хотелось. Легче от того, что деньги "нашлись" почему-то не стало.
В окно им стукнули. Это был Гена Леваков, их комсорг. Из всех окружающих его активных девушек Гена выбрал Алию. Пока ухаживания его были поверхностными, скрытными, но все уже знали – Алия ему очень нравится.
– Э-эй! Малярки, там картину привезли. Говорят, хорошая. Надо посмотреть всем.
Через минуту он уж заглядывал в дверь.
– Можно? А чего это не все собираются? Идете? Давайте, давайте! Картина про стройку комсомольскую, считай, про нас.
Ему неловко было звать конкретно Алию, но все поняли из-за кого он здесь. Он уже выходил, но вдруг вернулся.
– Ой! Чуть не забыл, – он сунул руку в карман пиджака, – Тут прораб вам пятнадцать рублей просил передать. Он недодал, оставлял себе мелкие на размен. А теперь вот – получите новенькие бумажки.
Он хлопнул ими по столу и ушел. Девчонки замолчали, точно оглушенные.
Вечер был теплый, бескомариный. Но в клуб идти уже не хотелось. Они стояли на крыльце втроём.
– Может пойти поискать ее? – предложила Варька.
– И чего? Найдешь, а там народ. Тут дело личное. Придет, никуда не денется...
Но Лерки не было долго. Удрученные, они легли в постели. Все вздыхали, ворочались. Каждая думала о своем, винила себя. Галина – за то, что не пересчитала деньги, Алия – что чужие деньги взяла, Варя – что больше всех скандалила и винила невиновную Лерку. И каждой было стыдно друг перед другом.
Лерка пришла поздно, очень тихо, даже не слышен был ее привычный топот по лестнице. Она тихонько прошла к своей постели, вытащила свой рюкзак и начала собирать пожитки. Копошилась она прямо в темноте.
Девушки молчали. И лишь когда потянулась она к плакату, чтоб снять его, Алия тихо сказала.
– Оставь.
– Оставить? – Лера оглянулась, на секунду замерла, потом кивнула, – Ну, хорошо.
Она взяла гитару, собрала ещё что-то. Алия села на кровати. Поднялись и девчата – три белые рубашки в темном вагончике.
– Лер, мы тут... В общем, поспешили мы, погорячились. Деньги прораб нам не додал. Ты тут ни при чем. Сейчас верну я, – сказала Алия.
– Прораб? – Лера застыла.
– Прости нас, Лер..., – добавила Галина.
Лера не отвечала, стояла в оцепенении.
– Ой, Лерка, мы дуры такие, – Варька уткнулась в ладони и разревелась.
Лера ещё не всё поняла, немного заметалась, а потом бухнулась к плачущей Варе на постель:
– Да ты чё? Чё ты?
– Не уходи-и, – рыдала Варька, – И эта пусть твоя висит. Красииивая она.
– Да ладно, Варь, не реви. Пусть висит. И не уйду, раз так ... У меня ведь и нет никого, кроме вас. Мамки не стало давно. Одна я.
Алия, слыша это и глядя на Варюху вдруг разревелась тоже. Теперь уж рыдали обе. Утирала слезу и Галина.
Лерка повертела головой, посмотрела на плачущих, потом вскочила на ноги. Она взяла гитару, ударила по струнам и вдруг нежно и распевно запела, глядя на девчат.
– По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш.
В потоке солнечного света у киоска ты стоишь.
Блестят обложками журналы, на них с восторгом смотришь ты-ы,
Ты в журналах увидала королеву красоты ...
За темным окном спал рабочий поселок. Летняя ночь окутала его. Заснули потемневшие вагончики, постройки, и лес вокруг.
Где-то, наверняка, сияли, светились в ночи большие далекие города, где-то шумело море, а здесь в Саянах, в вагончике четыре рабочие девушки в ночных рубашках пели песню про королеву красоты и смотрели на нее – освещённую фонарем за окном красотку в искрившихся голубых пенных волнах.
Она ласково улыбалась, глядя на них, как будто каждой желала такого же, как у нее, безусловного счастья.
Ведь оно где-то точно есть ...
Автор: Рассеянный хореограф.