Я очень не люблю, когдa мои песни поют эстрaдные певцы. Они, нaверное, споют лучше меня, но - не тaк. Не тaк, кaк я нaписaл. Я сaм нaписaл и текст, и музыку, и сaм спел песню под гитaру - кaк зaхотел. А у этих ребят прекрaсные голосa, они рaботaют с оркестром, но делaют это все по-другому. Когдa песня выходит нa плaстинке, я ничего поделaть не могу: они все рaвно берут. Ну, a когдa есть возможность зaпретить, я им своих песен не дaю.
" Но положение безвыходное. Созерцать,как парень гибнет, ведь нельзя. А он-то хочет гибнуть. Вот в чем вопрос. Ушли.И весь остаток дня прожили в печали, ужасе и страхе."
У меня очень много друзей. Меня Бог наградил. Одни пьют и мне не дают, другие не пьют, но на меня не пеняют. Все друзья на одно лицо, - не потому, что похожи, а потому, что друзья. И я без них сдохну, это точно. Больше всего боюсь кого-то из них разочаровать. Это-то и держит все время в нерве и на сцене и в песнях и в бахвальстве моем.
Виза в посольстве ФРГ. Дежурный взял мой паспорт, а потом чужие, которые положил поверх моего, потом пришел человек, из консульского отдела и взял мой паспорт из-под низа и вызвал меня первым, - немецкий порядок. Немцы на дороге взяли нас <на> прицеп, трос оборвался, но они, проехав еще километр, вернулись и принесли мне обрывок троса - немецкая сверхчестность. Одному из них - молодому я дал свою куртку, еще когда он осматривал наш мотор, просто взял да накинул ему на плечи, не обращая внимания на его "найн". Он был поражен. Мы остановились в темноте, без света, с заглохшим мотором, на иностранной машине, не доехав 200 км до Бреста. Грязь, слякоть, проносились грузовики, я поехал за помощью, Маринка осталась. Я попал с каким-то любезным владельцем "Москвича", разбудившим свою маленькую дочку, чтобы дать мне место, ...Ещё3 (тетрадь "Novoexport" - дорожный дневник)
Виза в посольстве ФРГ. Дежурный взял мой паспорт, а потом чужие, которые положил поверх моего, потом пришел человек, из консульского отдела и взял мой паспорт из-под низа и вызвал меня первым, - немецкий порядок. Немцы на дороге взяли нас <на> прицеп, трос оборвался, но они, проехав еще километр, вернулись и принесли мне обрывок троса - немецкая сверхчестность. Одному из них - молодому я дал свою куртку, еще когда он осматривал наш мотор, просто взял да накинул ему на плечи, не обращая внимания на его "найн". Он был поражен. Мы остановились в темноте, без света, с заглохшим мотором, на иностранной машине, не доехав 200 км до Бреста. Грязь, слякоть, проносились грузовики, я поехал за помощью, Маринка осталась. Я попал с каким-то любезным владельцем "Москвича", разбудившим свою маленькую дочку, чтобы дать мне место, попал по его указке на автобусную базу, представился дежурному. Пошли по щиколотки в грязи, во тьме, между автобусами искать трезвого шофера, кончившего смену. Шофера стояли у окошка сдавать дневную выручку - 7-8 руб., уже все выпивши, один шатался и бессвязно бормотал. Другой вспомнил, что лучший электрик Болтичко Иван Данилович - третий дом от станции техобслуживания. Поехал со мной и подъехавшим кстати Петей - трезвым шофером - до Ивана. Ивана не было, он где-то пил, пятница ведь, а завтра охота - нужно ловить с утра. Петя меня знал, но был сдержан, деловит и расположен. Я совался всюду со своей фамилией, но они и так помогли бы, хотя Петя, нас отбуксировав, денег не взял, сказав "Если узнают, что я с вами был, да еще гроши брал..." Маринка соорудила из двух колес и серебряной облатки знак "Осторожно", сидела, запершись в машине, мерзла, пугалась, но не злилась и не привередничала. Спали в гостинице. Одна администраторша чуть позавидовала нашему путешествию, но не злобно, а другая, помладше рангом и летами, да деловитостью постарше и поопытней, посоветовала номер дать. Ночью Маринка чуть выпила с устатку водочки, чтобы не простыть, а водочку мы добыли с Петей, который подкинул меня до ресторана и обратно (это после дня езды на работе). А потом легли и т.д.
То друзей моих пробуют на зуб, То цепляют меня на крючок.
Утро! Ничего не ясно. Встал. Поел. Пошел. Чувство было такое, что все равно ведь поедем, что-нибудь да придумаем. Подошел к горкому - суббота. Никого и вдруг "Москвич", а в нем человек: "Я, - говорю, - такой-то. Из Москвы. Сломались мы. Что делать.?" "Вам, - говорит, - повезло, только наша база и работает". Поехали. Он оказался каким-то у них начальником, дал трос, приказал шоферу, подцепили, привезли. Долго не верили они, что я тот самый, а я назойливо им фамилию называл. Поверили. Шофер хихикал и застенчиво глядел. Хлопотали возле мотора, заряжали аккумулятор. Аккумуляторщик - бывший шофер, простудил артерии на ногах, больше шоферить не может. Надеется на минскую медицину. Звать Жора. Благожелательный, добрый. Другие тоже, копались в моем реле, ничего не понимали, экспериментировали с проводами и отверткой, да так все и оставили. Уехали мы и через знакомых таможенников проскочили без проверок и приехали в Ва
...Ещё ***
Утро! Ничего не ясно. Встал. Поел. Пошел. Чувство было такое, что все равно ведь поедем, что-нибудь да придумаем. Подошел к горкому - суббота. Никого и вдруг "Москвич", а в нем человек: "Я, - говорю, - такой-то. Из Москвы. Сломались мы. Что делать.?" "Вам, - говорит, - повезло, только наша база и работает". Поехали. Он оказался каким-то у них начальником, дал трос, приказал шоферу, подцепили, привезли. Долго не верили они, что я тот самый, а я назойливо им фамилию называл. Поверили. Шофер хихикал и застенчиво глядел. Хлопотали возле мотора, заряжали аккумулятор. Аккумуляторщик - бывший шофер, простудил артерии на ногах, больше шоферить не может. Надеется на минскую медицину. Звать Жора. Благожелательный, добрый. Другие тоже, копались в моем реле, ничего не понимали, экспериментировали с проводами и отверткой, да так все и оставили. Уехали мы и через знакомых таможенников проскочили без проверок и приехали в Варшаву.
У Вайды на спектакле-премьере был я один. Это "Дело Дантона". Пьеса какой-то полячки, умершей уже. Рука у неё нее, как у драматурга, мужская. Все понял я, хотя и по-полъ-ски. Актер - Робеспьера играл. Здорово и расчетливо. Другие похуже. Режиссура вся рассчитана на актеров и идею, без образного решения сценического. Но все ритмично и внятно. Хорошо бреют шеи приговоренным к гильотине. Уже и казнь показывать не надо, уже острие было на шее. Потом дома пел. Был Даниэль и Моника - разломавшаяся "пара", как говорит Маринка. Были гости - монстры из "8 l/2" Феллини. Спали в хорошей комнате, где работает "maitre".
*** Утром уехали. Поляки, к сожалению, немецких машин не чинят. Поехали на одном аккумуляторе, т.е. нервничали всю дорогу, однако дотянули до Западного Берлина. Любезный немец выпускал нас из ГДР - в этот любимый и ненавистный для демократических Западный Берлин. Пограничники ФРГ - просто машут рукой, даже не проверяя паспортов - зачем? Устроились в маленьком пансионате "Антика". 30 марок - ночь. Пошли есть - ели нечто выдающееся. Берлинский какой-то гигантский кусок - целую ногу с костью от свиньи, т.е. вареный окорок. Весь съесть невозможно - мы съели. Потом погуляли: город богатый и американизированный - ритм высокий, цены тоже, и все есть на тротуарах - стеклянные витрины-тумбы, там лежит черта в ступе. Никто не бьет стекла и не ворует. Цент<ральная> улица - Курфюрстенштрассе - вся в неоне, кабаках, магазинах, автомобилях. Вдруг ощутил себя зажатым, говорил тихо, ступал неуверенно, т.е. пожух совсем. Стеснялся...Ещё *** Утром уехали. Поляки, к сожалению, немецких машин не чинят. Поехали на одном аккумуляторе, т.е. нервничали всю дорогу, однако дотянули до Западного Берлина. Любезный немец выпускал нас из ГДР - в этот любимый и ненавистный для демократических Западный Берлин. Пограничники ФРГ - просто машут рукой, даже не проверяя паспортов - зачем? Устроились в маленьком пансионате "Антика". 30 марок - ночь. Пошли есть - ели нечто выдающееся. Берлинский какой-то гигантский кусок - целую ногу с костью от свиньи, т.е. вареный окорок. Весь съесть невозможно - мы съели. Потом погуляли: город богатый и американизированный - ритм высокий, цены тоже, и все есть на тротуарах - стеклянные витрины-тумбы, там лежит черта в ступе. Никто не бьет стекла и не ворует. Цент<ральная> улица - Курфюрстенштрассе - вся в неоне, кабаках, магазинах, автомобилях. Вдруг ощутил себя зажатым, говорил тихо, ступал неуверенно, т.е. пожух совсем. Стеснялся говорить по-русски - это чувство гадкое, лучше, я думаю, быть в положении оккупационного солдата, чем туристом одной из победивших держав в гостях у побежденной. Даже Марине сказал, ей моя зажатость передалась. Бодрился я, ругался, угрожал устроить Сталинград, кричал (но для двоих) "суки-немцы" и т.д. Однако я их стесняюсь, что ли? Словом - не по себе, неловко и досадно. И еще ореол скандальности и нервности над городом. И есть какое-то напряжение у всех, кроме Зап<адных> Берлинцев. Смотрели кино французское: "Эммануэла". Там есть все, что касается секса женского. Трахают ее везде, все и помногу, мужики, бабы, аборигены, в самолете, на природе, дома, она тоже не отстает и ударяется в лесбос. Пошли спать.
*** Утром делали машину. Не мы, конечно, а в гараже BMW. Пока мы гуляли - несколько картинок: мусор на тележке был уложен камушек на камушек, соринка к соринке. Хотели мы купить что-нибудь на память и для дома, но когда пришли, то всего было так много, что расстроились мы и ничего не купили, только приценились для порядка и без надобности. Ели много раз немецкие специальные сосиски с горчицей, и еще что-то, чего названия не помню, но вкусно и много. Поехали, заплатив и поохав на цену. В машине почему-то было веселее, может быть оттого, что здесь мы были все-таки на своей территории франко-русской. Завертелись строчки и рифмы:
пассатижи - Парижи обглоданы - Лондоны
Однако, Ваня, мы а Париже Нужны, как в бане - пассатижи.
*** Дорооооги в ФРГ - это что-то особенного, о чем даже и писать не надо. Маринка шпарит по-немецки, как я на английской абракадабре. Объяснили нам, что мы проехали поворот на какой-то Кассель, а Кассель - это как раз перед Карлсруе, а Карлсруе - тьфу, и не выговоришь - перед Страсбургом, а нам туда и надо. "Давай-ка остановимся спать!" Кто это предложил - не помню, но оба согласились и остались в маленьком Карлсруиском домике-отеле, где у хозяев три пуделя - два умных, один глухой. Хозяева в прошлом, должно быть, имели бурный роман, но теперь этот Ганс или Фриц, а может быть, и Зигфрид постарел, а Гретхен или Брунгильда обрюзгла, но бюст сохранила и поддерживает. Я в ванной мылся за десять дойче марок. Не стоит ванна таких денег - нормальная ванна с гор<ячей> и хол<одной> водой, только почище наших будет гостиничных ванн, да побольше. Спали, однако, как дома, но с...Ещё *** Дорооооги в ФРГ - это что-то особенного, о чем даже и писать не надо. Маринка шпарит по-немецки, как я на английской абракадабре. Объяснили нам, что мы проехали поворот на какой-то Кассель, а Кассель - это как раз перед Карлсруе, а Карлсруе - тьфу, и не выговоришь - перед Страсбургом, а нам туда и надо. "Давай-ка остановимся спать!" Кто это предложил - не помню, но оба согласились и остались в маленьком Карлсруиском домике-отеле, где у хозяев три пуделя - два умных, один глухой. Хозяева в прошлом, должно быть, имели бурный роман, но теперь этот Ганс или Фриц, а может быть, и Зигфрид постарел, а Гретхен или Брунгильда обрюзгла, но бюст сохранила и поддерживает. Я в ванной мылся за десять дойче марок. Не стоит ванна таких денег - нормальная ванна с гор<ячей> и хол<одной> водой, только почище наших будет гостиничных ванн, да побольше. Спали, однако, как дома, но с кошмарами. Маринка уже которую ночь во сне давила на тормоз и вертела руль, а я ей советы давал и дорогу указывал. Она не возражала, потому что спала. Встал, позавтракали бесплатно, как у них у всех западных принято, да поехали. На границе, в Страсбурге, нас не осматривали, а наоборот - пропустили, только спросили по-французски - хотите что-то объявить из контрабанды. Мы не захотели - они не настаивали. Страсбург - это город. Его немцы всегда себе хотели, но никогда не получили, французы его любили и берегли. Еще бы - там еда хорошая и готический собор в мире известный, и магазины, а в них что угодно. Мы пепельницу купили - на память - дешевую. Продавщица мерсикала и хотела нам добра. Ели шукрут. Отравились, но городок красивый, да и не городок он вовсе, а город. Пошли на почту звонить, что, мол, мы тут уже, во Франции, что скоро, мол, уже и дома будем, - в Мэзон то есть Ляфитте. Дамочка-телефонистка третировала какую-то непонятливую девушку, та все что-то меняла, что-то не так набирала и мешала дамочке спокойно жить. А дамочка - бровки подбритые, тон на личике, причесочка короткая, глазки порочные - хотела и любезничала с молоденьким таким, смазливеньким таким французиком, а девушка мешала, ну, и та ее убивала взглядами и презрением. Мы в игре не участвовали, а позвонили да ушли. Дорога национальная №4 - узкая, но ровная, дождь над Францией весь день, грузовики с дороги сбивают, а мы себе едем и беседуем или молчим, это когда каждый думает, что его ждет, но нам и молчать хорошо, потому что ведь едем мы вместе и машина, слава богу, обещает довезти до места. В Париж въехали неожиданно спокойно, как и положено Марине в который, а мне в третий все-таки раз. Просекли город насквозь и сразу - в магазин, к итальянцам, за едой. Это - Марина, а я бороду отпускать решил, небрит был и противен и в магазин не пошел.
Дома разгружались, ели, звонили. Было уютно, meплo, но нервно. Пришли Миша и Милка, и окунулись все в проблемы детей, которые томятся в Шарантоне и не знают за что, а родители-то их сами туда посадили, иначе бы они сбежали под кайфом куда-нибудь и померли бы где-нибудь или, еще хуже, в преступники бы вышли. Я Игоря не видел два года, после того как поверил ему и убедил Марину отпустить его на природу, уж очень они рвались с другом на природу, как Лев Толстой почти, да и не он один. Что из этого вышло - понятно. Природа их не приняла, испугала и отторгла, и заменили ее ребята марихуаной да ЛСД. На том до сих пор и стоят, хотя воды много утекло и нервов родительских истончилось. И Испания была, и Англия, и Франция, и у отца один месяц, а воз и ныне там. Спасать надо парня, а он не хочет, чтобы его спасали, - вот она и проблема, очень похожа на то, что и у меня. Хочу пить и не мешайте. Сдохну - мое дело и т.д. - очень при...ЕщёДома разгружались, ели, звонили. Было уютно, meплo, но нервно. Пришли Миша и Милка, и окунулись все в проблемы детей, которые томятся в Шарантоне и не знают за что, а родители-то их сами туда посадили, иначе бы они сбежали под кайфом куда-нибудь и померли бы где-нибудь или, еще хуже, в преступники бы вышли. Я Игоря не видел два года, после того как поверил ему и убедил Марину отпустить его на природу, уж очень они рвались с другом на природу, как Лев Толстой почти, да и не он один. Что из этого вышло - понятно. Природа их не приняла, испугала и отторгла, и заменили ее ребята марихуаной да ЛСД. На том до сих пор и стоят, хотя воды много утекло и нервов родительских истончилось. И Испания была, и Англия, и Франция, и у отца один месяц, а воз и ныне там. Спасать надо парня, а он не хочет, чтобы его спасали, - вот она и проблема, очень похожа на то, что и у меня. Хочу пить и не мешайте. Сдохну - мое дело и т.д. - очень примитивно, да и у Игоря не сложнее. А у Александра то же, но хуже для него, а для родителей чуть проще, можно и пригрозить - он под надзором. Вот как... Сейчас они там видятся даже, что я считаю большим врачебным идиотизмом. Однако... завтра увидим. Я наладил аппаратуру. Музыка играет, жизнь идет. До утра - а там увидим.
Поехали в больницу. Похоже на наши дурдома, только вот почище, и все обитатели - вроде действительно больные. Ко мне разбежался кретин в щетине и потребовал закурить. Я дал. Врачи разговаривали часа три. Главный мне не приглянулся. Марину перебивал и даже уязвлял несколько. Она для него из другого мира, где слава, деньги, весь мир и, конечно, эгоизм и полное равнодушие к судьбе детей вообще и своего, в частности. А она еще в истерике не билась, говорила разумно и сдержанно. А им откуда знать то, что у нее внутри, тем более, им надо причину болезни установить, и проще всего найти ее в матери и отце, что <лихо> обижали детю, тепла ему не давали, притесняли всячески и издевались над ним. У них практики нет - общаться с молодыми наркоманами, да еще из творческой интеллигенции. Однако врач все-таки человек культурный и не хулиганил, и открыто не обижал, меня слушал. Я вякал вещи верные, и показалось ...ЕщёПоехали в больницу. Похоже на наши дурдома, только вот почище, и все обитатели - вроде действительно больные. Ко мне разбежался кретин в щетине и потребовал закурить. Я дал. Врачи разговаривали часа три. Главный мне не приглянулся. Марину перебивал и даже уязвлял несколько. Она для него из другого мира, где слава, деньги, весь мир и, конечно, эгоизм и полное равнодушие к судьбе детей вообще и своего, в частности. А она еще в истерике не билась, говорила разумно и сдержанно. А им откуда знать то, что у нее внутри, тем более, им надо причину болезни установить, и проще всего найти ее в матери и отце, что <лихо> обижали детю, тепла ему не давали, притесняли всячески и издевались над ним. У них практики нет - общаться с молодыми наркоманами, да еще из творческой интеллигенции. Однако врач все-таки человек культурный и не хулиганил, и открыто не обижал, меня слушал. Я вякал вещи верные, и показалось мне, что все очень ясно. Все хотят своего - покоя. Врачи - избавлением от беспокойного пациента. Покой. Игорь - избавлением от всех, чтобы продолжать начатое большое дело. Покой. Родители, чтобы больше не страдать. Покой. Я - чтобы мне было лучше, Все - своего и по-своему, потому общего решения найти почти нельзя.
План таков, вернее варианты: 1)отца уговорить взять Игоря; 2)взять его к нам; 3)уговорить все же долечиться. Разделить их и т.д.
Увидели Игоря. Он сидел и что-то калякал, даже не встал. Под лекарствами он - бледный и безучастный, глаз - остановлен, все время на грани слез. Я даже испугался, увидев. Говорили с ним. Он хочет в Африку, хочет жить у нас, с Александром обязательно, хочет работать, чтобы потом в Африку, все хочет сейчас же и ничего не хочет в то же время. Я пока не могу это описать, и как мать это выдержала, и выдерживала, и будет выдерживать - не понимаю. Но положение безвыходное. Созерцать, как парень гибнет, ведь нельзя. А он-то хочет гибнуть. Вот в чем вопрос. Ушли. И весь остаток дня прожили в печали, ужасе и страхе. Звонил К.В. Позвали его и друга с женой к Жану, где живет Алеша Дмитриевич. Ели там. В маленьком кафе возле театра много вкусного. Алеша песни пел, я тоже. Костя говорил тосты, пьянел и был счастлив, хвастался большой поэтической и политической эрудицией, намекал на близкие отношения с Мариной, словом выебывался, но симпатично, я ему ...ЕщёУвидели Игоря. Он сидел и что-то калякал, даже не встал. Под лекарствами он - бледный и безучастный, глаз - остановлен, все время на грани слез. Я даже испугался, увидев. Говорили с ним. Он хочет в Африку, хочет жить у нас, с Александром обязательно, хочет работать, чтобы потом в Африку, все хочет сейчас же и ничего не хочет в то же время. Я пока не могу это описать, и как мать это выдержала, и выдерживала, и будет выдерживать - не понимаю. Но положение безвыходное. Созерцать, как парень гибнет, ведь нельзя. А он-то хочет гибнуть. Вот в чем вопрос. Ушли. И весь остаток дня прожили в печали, ужасе и страхе. Звонил К.В. Позвали его и друга с женой к Жану, где живет Алеша Дмитриевич. Ели там. В маленьком кафе возле театра много вкусного. Алеша песни пел, я тоже. Костя говорил тосты, пьянел и был счастлив, хвастался большой поэтической и политической эрудицией, намекал на близкие отношения с Мариной, словом выебывался, но симпатично, я ему потакал. Он ловко подводил свою речь к цитатам из стихов и называл Пастернака Борей (как Ильича назвать Вовчик), друг его и жена балдели от нашествия знаменитостей и от гордости за высокопоставленного своего друга. Маринка держалась отлично, а я тоже хорошо. Отвезли Константина домой в отель. Завтра он гос<ударственные> дела будет заканчивать, ему спать надо, а нам необходимо. И завтра много звонков и дел дома, надо мне раб<очее> место устроить. Я ведь работать буду, хочу, намереваюсь. Поглядим, что будет.
Целый день разбирали хлам: почту, журналы старые, уже негодные диски и всякое-разное. Сделали мне рабочее место, установили систему, стало чище и просторней. У Марины почта колоссальная. В основном все просят деньги: налоги, страховки, помощь, штрафы, гонорары адвокатам, которые что<то> там писали, отписывались, атаковали, защищались от Турнье и его адвокатов, которые делали то же, только им платит Турнье. Звонки были от журналистов, чтобы делать фото для тележурналов. Я чихал во время уборки и таскал хлам вниз. Все пошли за едой и за всякой всячиной. Это здесь быстро и время не берет. Только все-таки досадно, что тут все, а у нас не всем, тут красиво и быстро, а у нас не так чтобы очень. Вернулись да легли, только посмотрели "Айседору" по-американски. Ее играет Ванесса Редгрейв - очень хорошо. Есть там изображение России 1921 г<ода> и Есенин, который говорит с английским акцентом, читает стихи, тоже с акцентом, во...ЕщёЦелый день разбирали хлам: почту, журналы старые, уже негодные диски и всякое-разное. Сделали мне рабочее место, установили систему, стало чище и просторней. У Марины почта колоссальная. В основном все просят деньги: налоги, страховки, помощь, штрафы, гонорары адвокатам, которые что<то> там писали, отписывались, атаковали, защищались от Турнье и его адвокатов, которые делали то же, только им платит Турнье. Звонки были от журналистов, чтобы делать фото для тележурналов. Я чихал во время уборки и таскал хлам вниз. Все пошли за едой и за всякой всячиной. Это здесь быстро и время не берет. Только все-таки досадно, что тут все, а у нас не всем, тут красиво и быстро, а у нас не так чтобы очень. Вернулись да легли, только посмотрели "Айседору" по-американски. Ее играет Ванесса Редгрейв - очень хорошо. Есть там изображение России 1921 г<ода> и Есенин, который говорит с английским акцентом, читает стихи, тоже с акцентом, водку пьет, дерется и изображает русского безумца. Революционные солдаты одеты в потертые дубленки и поют "Калинку" с акцентом. Она пляшет в каком-то зале, где висит все, что они знают из лозунгов: "Знание - сила". Плакат: "Убей немца". Портреты Ленина во всех ракурсах, и все красно от кумача. Господи, как противна эта клюква. Стыдно. Но ведь мы-то, должно быть, про них делаем - еще хуже. Утром поедем по делам, не по моим, конечно. Хотя и я зайду по поводу нашей машины и, может быть, поглазею на вуатюры, я их люблю. Спокойной ночи. Да! Я забыл, я ведь разговаривал с матерью - они там все перевезли. Все идет и без нас.
Мы поехали в Париж. Марина - к парикмахеру, а в один час и <в час> тридцать у нее интервью и съемка, а я с двумя бутылками "Житно" (польской водки) к месье Жоэефу. Его на месте не было, и я как дурак пошел с водкой в консульство, где меня приняли как родного, а один человек, Миша, повез к себе обедать. Я только успел зайти во РНАК, где всем иностранцам скидка. На будущее надо знать. Обедали у Миши, он вроде чуть левых взглядов, или хотел мне так показать, меня щупал, но я осторожничал, что-нибудь скажу эдакое, а потом сразу что-нибудь такое. Очень мы свободные люди со своими соотечественниками. У него жена беременная. Таня звать, простая такая девчушка из Коломны. Он тоже. Имеет некоторый опыт борьбы за жизнь, с завистью сталкивался, локтями шуровал, но больше не хочет. Хочет защититься, и в маленький город преподавать, чтобы спокойней, думаю, что заблуждается. Везде ведь то же, а на периферии - еще в более невыносимой ф...ЕщёМы поехали в Париж. Марина - к парикмахеру, а в один час и <в час> тридцать у нее интервью и съемка, а я с двумя бутылками "Житно" (польской водки) к месье Жоэефу. Его на месте не было, и я как дурак пошел с водкой в консульство, где меня приняли как родного, а один человек, Миша, повез к себе обедать. Я только успел зайти во РНАК, где всем иностранцам скидка. На будущее надо знать. Обедали у Миши, он вроде чуть левых взглядов, или хотел мне так показать, меня щупал, но я осторожничал, что-нибудь скажу эдакое, а потом сразу что-нибудь такое. Очень мы свободные люди со своими соотечественниками. У него жена беременная. Таня звать, простая такая девчушка из Коломны. Он тоже. Имеет некоторый опыт борьбы за жизнь, с завистью сталкивался, локтями шуровал, но больше не хочет. Хочет защититься, и в маленький город преподавать, чтобы спокойней, думаю, что заблуждается. Везде ведь то же, а на периферии - еще в более невыносимой форме. Гуляли мы с ним по Елисейским полям, у него кофе пили в маленькой квартирке-комнате, она здесь называется "студия". Это когда кухня прямо в комнате, поэтому, должно быть, наши мастерские тоже наз<ываются> студии. Пешком прошелся, у всех жандармов, преимущественно негров, спрашивал, как пройти. Отвечали. Нашел дом Тани, дождался Марину, пришли репортеры, а тут и сама хозяйка приехала из Швейцарии, со съемок. А у Карла, старшего сына, вчера было двадцатилетие, собралось общество. Мы провели с ней агитацию, чтобы она не осталась у разбитого корыта, потому что после развода герцоги и графы, конечно, ее выкинут. Так, чтобы она ушла сама и в сильной позиции. Но она как будто ничего не слышит. А может, просто она что-то другое, кроме этого, жизнью и не считает, так тогда что мы ей голову крутим? Глупо. Был потом ужин, все веселились, и Варавара с мужем - очень респектабельным молодым фининспектором - показывали слайды, мы даже удивились: у нее талант есть, это приятно обрадовало, что она не только красивая, но и еще что-то. Был, словом, пир во время чумы для взрослых и скучный, но нужный вечер для детей. Уехали домой и, конечно, дорогой обсуждали все. Кертис, муж Бижи, объяснял мне ситуацию с "Континентом". Но это я позже сам узнаю. Слайды были о свадебном путешествии в Сицилию - в основном развалины древнего храма, где-то близ Сиракуз, колоннада, потом церковь с мозаикой, в пламени фотовспышки - золотая.
Скоро у нас Новый год. А через не очень продолжительный срок после Нового года - юбилей Владимира Семеновича. Ему было бы восемьдесят...
К великому счастью, помнят и не забывают его многие. Как минимум вы, участники этой группы. И к Вам автор этих срок обращается с идеей, и вместе с тем ставит Вас в известность о возможности проведения мероприятия в честь его юбилея методами компьютерной игровой технологии "Лингвотетрис". В зарубежных странах она позиционируется как LT game technology. Сайт lingvotetris.com, там образцы игр
Возможные формы: - он-лайн конкурс на наилучших его знатоков с количественным подсчетом очков после каждой игры - тестовая "проверка знаний" по мотивам его песен с выставлением оценок "удовлетворительно", "хорошо", "отлично", "превосходно"...
Пока Владимир Семенович представлен песней "Баллада о борьбе" среди русских патриотических и лирико-патриотических песен...
Со стор...ЕщёДорогие друзья !
Скоро у нас Новый год. А через не очень продолжительный срок после Нового года - юбилей Владимира Семеновича. Ему было бы восемьдесят...
К великому счастью, помнят и не забывают его многие. Как минимум вы, участники этой группы. И к Вам автор этих срок обращается с идеей, и вместе с тем ставит Вас в известность о возможности проведения мероприятия в честь его юбилея методами компьютерной игровой технологии "Лингвотетрис". В зарубежных странах она позиционируется как LT game technology. Сайт lingvotetris.com, там образцы игр
Возможные формы: - он-лайн конкурс на наилучших его знатоков с количественным подсчетом очков после каждой игры - тестовая "проверка знаний" по мотивам его песен с выставлением оценок "удовлетворительно", "хорошо", "отлично", "превосходно"...
Пока Владимир Семенович представлен песней "Баллада о борьбе" среди русских патриотических и лирико-патриотических песен...
Со стороны представителей правообладателя на его произведения уже выражено отсутствие возражений.
Мнение уважаемой публики? С пожеланием счастья в году Новом...
Комментарии 73
Я очень не люблю, когдa мои песни поют эстрaдные певцы. Они, нaверное, споют лучше меня, но - не тaк. Не тaк, кaк я нaписaл. Я сaм нaписaл и текст, и музыку, и сaм спел песню под гитaру - кaк зaхотел. А у этих ребят прекрaсные голосa, они рaботaют с оркестром, но делaют это все по-другому. Когдa песня выходит нa плaстинке, я ничего поделaть не могу: они все рaвно берут. Ну, a когдa есть возможность зaпретить, я им своих песен не дaю.
ВАля....сколько же раз я произносила эти слова...почти один в один....особенно в теме с Лепсом......Ну спасибо тебе за материал.....порадовала....
Ну....это само собой.У нас тут уже очень крепкий "читабельный" костяк...
Впервые прочитала, спасибо!
" Но положение безвыходное. Созерцать,как парень гибнет, ведь нельзя. А он-то хочет гибнуть. Вот в чем вопрос. Ушли.И весь остаток дня прожили в печали, ужасе и страхе."
Опубликована (Собрание сочинений в четырёх книгах)
<осень 1967 года>
Виза в посольстве ФРГ. Дежурный взял мой паспорт, а потом чужие, которые положил поверх моего, потом пришел человек, из консульского отдела и взял мой паспорт из-под низа и вызвал меня первым, - немецкий порядок.
Немцы на дороге взяли нас <на> прицеп, трос оборвался, но они, проехав еще километр, вернулись и принесли мне обрывок троса - немецкая сверхчестность. Одному из них - молодому я дал свою куртку, еще когда он осматривал наш мотор, просто взял да накинул ему на плечи, не обращая внимания на его "найн". Он был поражен.
Мы остановились в темноте, без света, с заглохшим мотором, на иностранной машине, не доехав 200 км до Бреста.
Грязь, слякоть, проносились грузовики, я поехал за помощью, Маринка осталась.
Я попал с каким-то любезным владельцем "Москвича", разбудившим свою маленькую дочку, чтобы дать мне место, ...Ещё3 (тетрадь "Novoexport" - дорожный дневник)
Виза в посольстве ФРГ. Дежурный взял мой паспорт, а потом чужие, которые положил поверх моего, потом пришел человек, из консульского отдела и взял мой паспорт из-под низа и вызвал меня первым, - немецкий порядок.
Немцы на дороге взяли нас <на> прицеп, трос оборвался, но они, проехав еще километр, вернулись и принесли мне обрывок троса - немецкая сверхчестность. Одному из них - молодому я дал свою куртку, еще когда он осматривал наш мотор, просто взял да накинул ему на плечи, не обращая внимания на его "найн". Он был поражен.
Мы остановились в темноте, без света, с заглохшим мотором, на иностранной машине, не доехав 200 км до Бреста.
Грязь, слякоть, проносились грузовики, я поехал за помощью, Маринка осталась.
Я попал с каким-то любезным владельцем "Москвича", разбудившим свою маленькую дочку, чтобы дать мне место, попал по его указке на автобусную базу, представился дежурному.
Пошли по щиколотки в грязи, во тьме, между автобусами искать трезвого шофера, кончившего смену.
Шофера стояли у окошка сдавать дневную выручку - 7-8 руб., уже все выпивши, один шатался и бессвязно бормотал.
Другой вспомнил, что лучший электрик Болтичко Иван Данилович - третий дом от станции техобслуживания. Поехал со мной и подъехавшим кстати Петей - трезвым шофером - до Ивана. Ивана не было, он где-то пил, пятница ведь, а завтра охота - нужно ловить с утра. Петя меня знал, но был сдержан, деловит и расположен. Я совался всюду со своей фамилией, но они и так помогли бы, хотя Петя, нас отбуксировав, денег не взял, сказав "Если узнают, что я с вами был, да еще гроши брал..."
Маринка соорудила из двух колес и серебряной облатки знак "Осторожно", сидела, запершись в машине, мерзла, пугалась, но не злилась и не привередничала.
Спали в гостинице.
Одна администраторша чуть позавидовала нашему путешествию, но не злобно, а другая, помладше рангом и летами, да деловитостью постарше и поопытней, посоветовала номер дать.
Ночью Маринка чуть выпила с устатку водочки, чтобы не простыть, а водочку мы добыли с Петей, который подкинул меня до ресторана и обратно (это после дня езды на работе). А потом легли и т.д.
То друзей моих пробуют на зуб,
То цепляют меня на крючок.
Рифму найду, а дальше, пойдет - придумаю.
Утро! Ничего не ясно. Встал. Поел. Пошел. Чувство было такое, что все равно ведь поедем, что-нибудь да придумаем. Подошел к горкому - суббота. Никого и вдруг "Москвич", а в нем человек: "Я, - говорю, - такой-то. Из Москвы. Сломались мы. Что делать.?" "Вам, - говорит, - повезло, только наша база и работает".
...Ещё ***Поехали. Он оказался каким-то у них начальником, дал трос, приказал шоферу, подцепили, привезли.
Долго не верили они, что я тот самый, а я назойливо им фамилию называл. Поверили. Шофер хихикал и застенчиво глядел.
Хлопотали возле мотора, заряжали аккумулятор.
Аккумуляторщик - бывший шофер, простудил артерии на ногах, больше шоферить не может. Надеется на минскую медицину. Звать Жора. Благожелательный, добрый. Другие тоже, копались в моем реле, ничего не понимали, экспериментировали с проводами и отверткой, да так все и оставили.
Уехали мы и через знакомых таможенников проскочили без проверок и приехали в Ва
Утро! Ничего не ясно. Встал. Поел. Пошел. Чувство было такое, что все равно ведь поедем, что-нибудь да придумаем. Подошел к горкому - суббота. Никого и вдруг "Москвич", а в нем человек: "Я, - говорю, - такой-то. Из Москвы. Сломались мы. Что делать.?" "Вам, - говорит, - повезло, только наша база и работает".
Поехали. Он оказался каким-то у них начальником, дал трос, приказал шоферу, подцепили, привезли.
Долго не верили они, что я тот самый, а я назойливо им фамилию называл. Поверили. Шофер хихикал и застенчиво глядел.
Хлопотали возле мотора, заряжали аккумулятор.
Аккумуляторщик - бывший шофер, простудил артерии на ногах, больше шоферить не может. Надеется на минскую медицину. Звать Жора. Благожелательный, добрый. Другие тоже, копались в моем реле, ничего не понимали, экспериментировали с проводами и отверткой, да так все и оставили.
Уехали мы и через знакомых таможенников проскочили без проверок и приехали в Варшаву.
У Вайды на спектакле-премьере был я один. Это "Дело Дантона". Пьеса какой-то полячки, умершей уже. Рука у неё нее, как у драматурга, мужская. Все понял я, хотя и по-полъ-ски. Актер - Робеспьера играл. Здорово и расчетливо. Другие похуже. Режиссура вся рассчитана на актеров и идею, без образного решения сценического. Но все ритмично и внятно.
Хорошо бреют шеи приговоренным к гильотине. Уже и казнь показывать не надо, уже острие было на шее.
Потом дома пел. Был Даниэль и Моника - разломавшаяся "пара", как говорит Маринка. Были гости - монстры из "8 l/2" Феллини. Спали в хорошей комнате, где работает "maitre".
Утром уехали. Поляки, к сожалению, немецких машин не чинят. Поехали на одном аккумуляторе, т.е. нервничали всю дорогу, однако дотянули до Западного Берлина. Любезный немец выпускал нас из ГДР - в этот любимый и ненавистный для демократических Западный Берлин. Пограничники ФРГ - просто машут рукой, даже не проверяя паспортов - зачем?
Устроились в маленьком пансионате "Антика". 30 марок - ночь. Пошли есть - ели нечто выдающееся. Берлинский какой-то гигантский кусок - целую ногу с костью от свиньи, т.е. вареный окорок. Весь съесть невозможно - мы съели. Потом погуляли: город богатый и американизированный - ритм высокий, цены тоже, и все есть на тротуарах - стеклянные витрины-тумбы, там лежит черта в ступе. Никто не бьет стекла и не ворует. Цент<ральная> улица - Курфюрстенштрассе - вся в неоне, кабаках, магазинах, автомобилях. Вдруг ощутил себя зажатым, говорил тихо, ступал неуверенно, т.е. пожух совсем. Стеснялся...Ещё ***
Утром уехали. Поляки, к сожалению, немецких машин не чинят. Поехали на одном аккумуляторе, т.е. нервничали всю дорогу, однако дотянули до Западного Берлина. Любезный немец выпускал нас из ГДР - в этот любимый и ненавистный для демократических Западный Берлин. Пограничники ФРГ - просто машут рукой, даже не проверяя паспортов - зачем?
Устроились в маленьком пансионате "Антика". 30 марок - ночь. Пошли есть - ели нечто выдающееся. Берлинский какой-то гигантский кусок - целую ногу с костью от свиньи, т.е. вареный окорок. Весь съесть невозможно - мы съели. Потом погуляли: город богатый и американизированный - ритм высокий, цены тоже, и все есть на тротуарах - стеклянные витрины-тумбы, там лежит черта в ступе. Никто не бьет стекла и не ворует. Цент<ральная> улица - Курфюрстенштрассе - вся в неоне, кабаках, магазинах, автомобилях. Вдруг ощутил себя зажатым, говорил тихо, ступал неуверенно, т.е. пожух совсем. Стеснялся говорить по-русски - это чувство гадкое, лучше, я думаю, быть в положении оккупационного солдата, чем туристом одной из победивших держав в гостях у побежденной.
Даже Марине сказал, ей моя зажатость передалась. Бодрился я, ругался, угрожал устроить Сталинград, кричал (но для двоих) "суки-немцы" и т.д. Однако я их стесняюсь, что ли? Словом - не по себе, неловко и досадно. И еще ореол скандальности и нервности над городом. И есть какое-то напряжение у всех, кроме Зап<адных> Берлинцев.
Смотрели кино французское: "Эммануэла". Там есть все, что касается секса женского. Трахают ее везде, все и помногу, мужики, бабы, аборигены, в самолете, на природе, дома, она тоже не отстает и ударяется в лесбос.
Пошли спать.
Утром делали машину. Не мы, конечно, а в гараже BMW. Пока мы гуляли - несколько картинок: мусор на тележке был уложен камушек на камушек, соринка к соринке. Хотели мы купить что-нибудь на память и для дома, но когда пришли, то всего было так много, что расстроились мы и ничего не купили, только приценились для порядка и без надобности. Ели много раз немецкие специальные сосиски с горчицей, и еще что-то, чего названия не помню, но вкусно и много. Поехали, заплатив и поохав на цену. В машине почему-то было веселее, может быть оттого, что здесь мы были все-таки на своей территории франко-русской. Завертелись строчки и рифмы:
пассатижи - Парижи
обглоданы - Лондоны
Однако, Ваня, мы а Париже
Нужны, как в бане - пассатижи.
Хотя в бане - пассатижи - нужней.
Дорооооги в ФРГ - это что-то особенного, о чем даже и писать не надо. Маринка шпарит по-немецки, как я на английской абракадабре. Объяснили нам, что мы проехали поворот на какой-то Кассель, а Кассель - это как раз перед Карлсруе, а Карлсруе - тьфу, и не выговоришь - перед Страсбургом, а нам туда и надо.
"Давай-ка остановимся спать!" Кто это предложил - не помню, но оба согласились и остались в маленьком Карлсруиском домике-отеле, где у хозяев три пуделя - два умных, один глухой. Хозяева в прошлом, должно быть, имели бурный роман, но теперь этот Ганс или Фриц, а может быть, и Зигфрид постарел, а Гретхен или Брунгильда обрюзгла, но бюст сохранила и поддерживает. Я в ванной мылся за десять дойче марок. Не стоит ванна таких денег - нормальная ванна с гор<ячей> и хол<одной> водой, только почище наших будет гостиничных ванн, да побольше.
Спали, однако, как дома, но с...Ещё ***
Дорооооги в ФРГ - это что-то особенного, о чем даже и писать не надо. Маринка шпарит по-немецки, как я на английской абракадабре. Объяснили нам, что мы проехали поворот на какой-то Кассель, а Кассель - это как раз перед Карлсруе, а Карлсруе - тьфу, и не выговоришь - перед Страсбургом, а нам туда и надо.
"Давай-ка остановимся спать!" Кто это предложил - не помню, но оба согласились и остались в маленьком Карлсруиском домике-отеле, где у хозяев три пуделя - два умных, один глухой. Хозяева в прошлом, должно быть, имели бурный роман, но теперь этот Ганс или Фриц, а может быть, и Зигфрид постарел, а Гретхен или Брунгильда обрюзгла, но бюст сохранила и поддерживает. Я в ванной мылся за десять дойче марок. Не стоит ванна таких денег - нормальная ванна с гор<ячей> и хол<одной> водой, только почище наших будет гостиничных ванн, да побольше.
Спали, однако, как дома, но с кошмарами. Маринка уже которую ночь во сне давила на тормоз и вертела руль, а я ей советы давал и дорогу указывал. Она не возражала, потому что спала.
Встал, позавтракали бесплатно, как у них у всех западных принято, да поехали.
На границе, в Страсбурге, нас не осматривали, а наоборот - пропустили, только спросили по-французски - хотите что-то объявить из контрабанды. Мы не захотели - они не настаивали.
Страсбург - это город. Его немцы всегда себе хотели, но никогда не получили, французы его любили и берегли. Еще бы - там еда хорошая и готический собор в мире известный, и магазины, а в них что угодно. Мы пепельницу купили - на память - дешевую. Продавщица мерсикала и хотела нам добра. Ели шукрут. Отравились, но городок красивый, да и не городок он вовсе, а город. Пошли на почту звонить, что, мол, мы тут уже, во Франции, что скоро, мол, уже и дома будем, - в Мэзон то есть Ляфитте.
Дамочка-телефонистка третировала какую-то непонятливую девушку, та все что-то меняла, что-то не так набирала и мешала дамочке спокойно жить. А дамочка - бровки подбритые, тон на личике, причесочка короткая, глазки порочные - хотела и любезничала с молоденьким таким, смазливеньким таким французиком, а девушка мешала, ну, и та ее убивала взглядами и презрением. Мы в игре не участвовали, а позвонили да ушли.
Дорога национальная №4 - узкая, но ровная, дождь над Францией весь день, грузовики с дороги сбивают, а мы себе едем и беседуем или молчим, это когда каждый думает, что его ждет, но нам и молчать хорошо, потому что ведь едем мы вместе и машина, слава богу, обещает довезти до места.
В Париж въехали неожиданно спокойно, как и положено Марине в который, а мне в третий все-таки раз. Просекли город насквозь и сразу - в магазин, к итальянцам, за едой. Это - Марина, а я бороду отпускать решил, небрит был и противен и в магазин не пошел.
Я Игоря не видел два года, после того как поверил ему и убедил Марину отпустить его на природу, уж очень они рвались с другом на природу, как Лев Толстой почти, да и не он один. Что из этого вышло - понятно. Природа их не приняла, испугала и отторгла, и заменили ее ребята марихуаной да ЛСД.
На том до сих пор и стоят, хотя воды много утекло и нервов родительских истончилось.
И Испания была, и Англия, и Франция, и у отца один месяц, а воз и ныне там. Спасать надо парня, а он не хочет, чтобы его спасали, - вот она и проблема, очень похожа на то, что и у меня. Хочу пить и не мешайте. Сдохну - мое дело и т.д. - очень при...ЕщёДома разгружались, ели, звонили. Было уютно, meплo, но нервно. Пришли Миша и Милка, и окунулись все в проблемы детей, которые томятся в Шарантоне и не знают за что, а родители-то их сами туда посадили, иначе бы они сбежали под кайфом куда-нибудь и померли бы где-нибудь или, еще хуже, в преступники бы вышли.
Я Игоря не видел два года, после того как поверил ему и убедил Марину отпустить его на природу, уж очень они рвались с другом на природу, как Лев Толстой почти, да и не он один. Что из этого вышло - понятно. Природа их не приняла, испугала и отторгла, и заменили ее ребята марихуаной да ЛСД.
На том до сих пор и стоят, хотя воды много утекло и нервов родительских истончилось.
И Испания была, и Англия, и Франция, и у отца один месяц, а воз и ныне там. Спасать надо парня, а он не хочет, чтобы его спасали, - вот она и проблема, очень похожа на то, что и у меня. Хочу пить и не мешайте. Сдохну - мое дело и т.д. - очень примитивно, да и у Игоря не сложнее. А у Александра то же, но хуже для него, а для родителей чуть проще, можно и пригрозить - он под надзором. Вот как...
Сейчас они там видятся даже, что я считаю большим врачебным идиотизмом. Однако... завтра увидим.
Я наладил аппаратуру. Музыка играет, жизнь идет. До утра - а там увидим.
Главный мне не приглянулся. Марину перебивал и даже уязвлял несколько. Она для него из другого мира, где слава, деньги, весь мир и, конечно, эгоизм и полное равнодушие к судьбе детей вообще и своего, в частности. А она еще в истерике не билась, говорила разумно и сдержанно.
А им откуда знать то, что у нее внутри, тем более, им надо причину болезни установить, и проще всего найти ее в матери и отце, что <лихо> обижали детю, тепла ему не давали, притесняли всячески и издевались над ним.
У них практики нет - общаться с молодыми наркоманами, да еще из творческой интеллигенции. Однако врач все-таки человек культурный и не хулиганил, и открыто не обижал, меня слушал.
Я вякал вещи верные, и показалось ...ЕщёПоехали в больницу. Похоже на наши дурдома, только вот почище, и все обитатели - вроде действительно больные. Ко мне разбежался кретин в щетине и потребовал закурить. Я дал. Врачи разговаривали часа три.
Главный мне не приглянулся. Марину перебивал и даже уязвлял несколько. Она для него из другого мира, где слава, деньги, весь мир и, конечно, эгоизм и полное равнодушие к судьбе детей вообще и своего, в частности. А она еще в истерике не билась, говорила разумно и сдержанно.
А им откуда знать то, что у нее внутри, тем более, им надо причину болезни установить, и проще всего найти ее в матери и отце, что <лихо> обижали детю, тепла ему не давали, притесняли всячески и издевались над ним.
У них практики нет - общаться с молодыми наркоманами, да еще из творческой интеллигенции. Однако врач все-таки человек культурный и не хулиганил, и открыто не обижал, меня слушал.
Я вякал вещи верные, и показалось мне, что все очень ясно.
Все хотят своего - покоя.
Врачи - избавлением от беспокойного пациента. Покой.
Игорь - избавлением от всех, чтобы продолжать начатое большое дело. Покой.
Родители, чтобы больше не страдать. Покой.
Я - чтобы мне было лучше,
Все - своего и по-своему, потому общего решения найти почти нельзя.
План таков, вернее варианты:
1)отца уговорить взять Игоря;
2)взять его к нам;
3)уговорить все же долечиться.
Разделить их и т.д.
Он хочет в Африку, хочет жить у нас, с Александром обязательно, хочет работать, чтобы потом в Африку, все хочет сейчас же и ничего не хочет в то же время. Я пока не могу это описать, и как мать это выдержала, и выдерживала, и будет выдерживать - не понимаю. Но положение безвыходное. Созерцать, как парень гибнет, ведь нельзя. А он-то хочет гибнуть. Вот в чем вопрос. Ушли. И весь остаток дня прожили в печали, ужасе и страхе.
Звонил К.В. Позвали его и друга с женой к Жану, где живет Алеша Дмитриевич. Ели там. В маленьком кафе возле театра много вкусного. Алеша песни пел, я тоже. Костя говорил тосты, пьянел и был счастлив, хвастался большой поэтической и политической эрудицией, намекал на близкие отношения с Мариной, словом выебывался, но симпатично, я ему ...ЕщёУвидели Игоря. Он сидел и что-то калякал, даже не встал. Под лекарствами он - бледный и безучастный, глаз - остановлен, все время на грани слез. Я даже испугался, увидев. Говорили с ним.
Он хочет в Африку, хочет жить у нас, с Александром обязательно, хочет работать, чтобы потом в Африку, все хочет сейчас же и ничего не хочет в то же время. Я пока не могу это описать, и как мать это выдержала, и выдерживала, и будет выдерживать - не понимаю. Но положение безвыходное. Созерцать, как парень гибнет, ведь нельзя. А он-то хочет гибнуть. Вот в чем вопрос. Ушли. И весь остаток дня прожили в печали, ужасе и страхе.
Звонил К.В. Позвали его и друга с женой к Жану, где живет Алеша Дмитриевич. Ели там. В маленьком кафе возле театра много вкусного. Алеша песни пел, я тоже. Костя говорил тосты, пьянел и был счастлив, хвастался большой поэтической и политической эрудицией, намекал на близкие отношения с Мариной, словом выебывался, но симпатично, я ему потакал. Он ловко подводил свою речь к цитатам из стихов и называл Пастернака Борей (как Ильича назвать Вовчик), друг его и жена балдели от нашествия знаменитостей и от гордости за высокопоставленного своего друга.
Маринка держалась отлично, а я тоже хорошо. Отвезли Константина домой в отель. Завтра он гос<ударственные> дела будет заканчивать, ему спать надо, а нам необходимо. И завтра много звонков и дел дома, надо мне раб<очее> место устроить. Я ведь работать буду, хочу, намереваюсь. Поглядим, что будет.
У Марины почта колоссальная. В основном все просят деньги: налоги, страховки, помощь, штрафы, гонорары адвокатам, которые что<то> там писали, отписывались, атаковали, защищались от Турнье и его адвокатов, которые делали то же, только им платит Турнье. Звонки были от журналистов, чтобы делать фото для тележурналов.
Я чихал во время уборки и таскал хлам вниз. Все пошли за едой и за всякой всячиной. Это здесь быстро и время не берет. Только все-таки досадно, что тут все, а у нас не всем, тут красиво и быстро, а у нас не так чтобы очень. Вернулись да легли, только посмотрели "Айседору" по-американски. Ее играет Ванесса Редгрейв - очень хорошо. Есть там изображение России 1921 г<ода> и Есенин, который говорит с английским акцентом, читает стихи, тоже с акцентом, во...ЕщёЦелый день разбирали хлам: почту, журналы старые, уже негодные диски и всякое-разное. Сделали мне рабочее место, установили систему, стало чище и просторней.
У Марины почта колоссальная. В основном все просят деньги: налоги, страховки, помощь, штрафы, гонорары адвокатам, которые что<то> там писали, отписывались, атаковали, защищались от Турнье и его адвокатов, которые делали то же, только им платит Турнье. Звонки были от журналистов, чтобы делать фото для тележурналов.
Я чихал во время уборки и таскал хлам вниз. Все пошли за едой и за всякой всячиной. Это здесь быстро и время не берет. Только все-таки досадно, что тут все, а у нас не всем, тут красиво и быстро, а у нас не так чтобы очень. Вернулись да легли, только посмотрели "Айседору" по-американски. Ее играет Ванесса Редгрейв - очень хорошо. Есть там изображение России 1921 г<ода> и Есенин, который говорит с английским акцентом, читает стихи, тоже с акцентом, водку пьет, дерется и изображает русского безумца. Революционные солдаты одеты в потертые дубленки и поют "Калинку" с акцентом. Она пляшет в каком-то зале, где висит все, что они знают из лозунгов: "Знание - сила". Плакат: "Убей немца". Портреты Ленина во всех ракурсах, и все красно от кумача. Господи, как противна эта клюква. Стыдно.
Но ведь мы-то, должно быть, про них делаем - еще хуже.
Утром поедем по делам, не по моим, конечно. Хотя и я зайду по поводу нашей машины и, может быть, поглазею на вуатюры, я их люблю.
Спокойной ночи.
Да! Я забыл, я ведь разговаривал с матерью - они там все перевезли. Все идет и без нас.
Его на месте не было, и я как дурак пошел с водкой в консульство, где меня приняли как родного, а один человек, Миша, повез к себе обедать. Я только успел зайти во РНАК, где всем иностранцам скидка. На будущее надо знать.
Обедали у Миши, он вроде чуть левых взглядов, или хотел мне так показать, меня щупал, но я осторожничал, что-нибудь скажу эдакое, а потом сразу что-нибудь такое. Очень мы свободные люди со своими соотечественниками. У него жена беременная. Таня звать, простая такая девчушка из Коломны. Он тоже. Имеет некоторый опыт борьбы за жизнь, с завистью сталкивался, локтями шуровал, но больше не хочет. Хочет защититься, и в маленький город преподавать, чтобы спокойней, думаю, что заблуждается. Везде ведь то же, а на периферии - еще в более невыносимой ф...ЕщёМы поехали в Париж. Марина - к парикмахеру, а в один час и <в час> тридцать у нее интервью и съемка, а я с двумя бутылками "Житно" (польской водки) к месье Жоэефу.
Его на месте не было, и я как дурак пошел с водкой в консульство, где меня приняли как родного, а один человек, Миша, повез к себе обедать. Я только успел зайти во РНАК, где всем иностранцам скидка. На будущее надо знать.
Обедали у Миши, он вроде чуть левых взглядов, или хотел мне так показать, меня щупал, но я осторожничал, что-нибудь скажу эдакое, а потом сразу что-нибудь такое. Очень мы свободные люди со своими соотечественниками. У него жена беременная. Таня звать, простая такая девчушка из Коломны. Он тоже. Имеет некоторый опыт борьбы за жизнь, с завистью сталкивался, локтями шуровал, но больше не хочет. Хочет защититься, и в маленький город преподавать, чтобы спокойней, думаю, что заблуждается. Везде ведь то же, а на периферии - еще в более невыносимой форме. Гуляли мы с ним по Елисейским полям, у него кофе пили в маленькой квартирке-комнате, она здесь называется "студия". Это когда кухня прямо в комнате, поэтому, должно быть, наши мастерские тоже наз<ываются> студии.
Пешком прошелся, у всех жандармов, преимущественно негров, спрашивал, как пройти. Отвечали. Нашел дом Тани, дождался Марину, пришли репортеры, а тут и сама хозяйка приехала из Швейцарии, со съемок. А у Карла, старшего сына, вчера было двадцатилетие, собралось общество. Мы провели с ней агитацию, чтобы она не осталась у разбитого корыта, потому что после развода герцоги и графы, конечно, ее выкинут. Так, чтобы она ушла сама и в сильной позиции. Но она как будто ничего не слышит. А может, просто она что-то другое, кроме этого, жизнью и не считает, так тогда что мы ей голову крутим? Глупо.
Был потом ужин, все веселились, и Варавара с мужем - очень респектабельным молодым фининспектором - показывали слайды, мы даже удивились: у нее талант есть, это приятно обрадовало, что она не только красивая, но и еще что-то. Был, словом, пир во время чумы для взрослых и скучный, но нужный вечер для детей. Уехали домой и, конечно, дорогой обсуждали все.
Кертис, муж Бижи, объяснял мне ситуацию с "Континентом". Но это я позже сам узнаю. Слайды были о свадебном путешествии в Сицилию - в основном развалины древнего храма, где-то близ Сиракуз, колоннада, потом церковь с мозаикой, в пламени фотовспышки - золотая.
lingvotetris.comfacebook.com/groups/lingvotetris facebook.com/lingvotetrisСкоро у нас Новый год. А через не очень продолжительный срок после Нового года - юбилей Владимира Семеновича. Ему было бы восемьдесят...
К великому счастью, помнят и не забывают его многие. Как минимум вы, участники этой группы. И к Вам автор этих срок обращается с идеей, и вместе с тем ставит Вас в известность о возможности проведения мероприятия в честь его юбилея методами компьютерной игровой технологии "Лингвотетрис". В зарубежных странах она позиционируется как LT game technology. Сайт lingvotetris.com, там образцы игр
Возможные формы:
- он-лайн конкурс на наилучших его знатоков с количественным подсчетом очков после каждой игры
- тестовая "проверка знаний" по мотивам его песен с выставлением оценок "удовлетворительно", "хорошо", "отлично", "превосходно"...
Пока Владимир Семенович представлен песней "Баллада о борьбе" среди русских патриотических и лирико-патриотических песен...
Со стор...ЕщёДорогие друзья !
Скоро у нас Новый год. А через не очень продолжительный срок после Нового года - юбилей Владимира Семеновича. Ему было бы восемьдесят...
К великому счастью, помнят и не забывают его многие. Как минимум вы, участники этой группы. И к Вам автор этих срок обращается с идеей, и вместе с тем ставит Вас в известность о возможности проведения мероприятия в честь его юбилея методами компьютерной игровой технологии "Лингвотетрис". В зарубежных странах она позиционируется как LT game technology. Сайт lingvotetris.com, там образцы игр
Возможные формы:
- он-лайн конкурс на наилучших его знатоков с количественным подсчетом очков после каждой игры
- тестовая "проверка знаний" по мотивам его песен с выставлением оценок "удовлетворительно", "хорошо", "отлично", "превосходно"...
Пока Владимир Семенович представлен песней "Баллада о борьбе" среди русских патриотических и лирико-патриотических песен...
Со стороны представителей правообладателя на его произведения уже выражено отсутствие возражений.
Мнение уважаемой публики?
С пожеланием счастья в году Новом...