Предыдущая публикация
О ЛЮБИМЫХ ПОЭТАХ
Не написать мне сказочных творений,
Какими наградил Россию Пушкин.
Как пил и пел за Русь Сергей Есенин!
/Найдётся ли в широтах наших лучше?/
Как Мальденштам я Петербург не чувствую.
Природой не дышу, как дышит Фет.
Как Лермонтов над волнами не буйствую!
/Иное нынче время. Другой век./
Крестьянку - женщину не опишу Некрасова,
Как Маяковский, жизнь мне не прожить.
А так б хотелось музой стать Асадова,
Любимой - Косте Симонову быть.
Рождественский... И монотонный Бродский...
Как краток с фонарем, аптекой - Блок.
Как рвал в стихах во истину Высоцкий!
/И даже тем, что было между строк!/
Я б Вознесенского будила на рассвете.
Для Евтушенко стала его морем.
Беседовала бы с Маршаком о детях.
С Мусой Джалилем о войне и горе.
Я б с Друниной на поле боевом
В слезах спасала раненых солдатов!
Махнула бы к жирафам с Гумилевым!
Красавицей слыла у Пастернака!
На " Маросейке" с Беллой Ахмадулиной
Я б крепко выпила, чтоб заиграла кровь!
С Ахматовой... Лирично и безс'уетно
Поговорила про её любовь.
Купила бы цветов букет прелестный
И подарив промолвила Цветаевой:
- Я не известная. /Недо/поэтесса.
Но очень - Ваша. Искренне. Цепляева.
Как жаль, что не вернуть их время вспять.
Но больше жаль,
что как они не написать.
03:40
Следующая публикация
Комментарии 4
Исполнены смущенья и стыда.
Вся труппа там стоит, потупив взоры,
И мрачны лица их, как никогда.
Ведь в публике какие разговоры:
Нас кормят вздором эти господа,
Сплошным гнильем, комедией несвежей.
Мошенники, насмешники, невежи!
Клянусь природой, сотворившей нас:
Чтоб зрителей вернуть благоволенье,
Любой из них даст вырвать зуб и глаз.
Да, таково их твердое решенье!
Но, люди добрые, хоть этот раз
На миг сдержите гневное волненье,
Два слова дайте мне сказать – а там
На вашу волю я себя отдам.
Мы сбиты с толку: что же вас прельщает?
Как угодить вам нашим ремеслом?
Сегодня свистом публика встречает
То, что вчера венчала торжеством.
Непостижимый ветер управляет
Общественного вкуса колесом.
Одно мы знаем: чем полнее сборы,
Тем лучше пьют и кушают актеры.
Теперь закон, чтоб сцена каждый миг
Кипела столь обильным водопадом
Характеров, случайностей, интриг
И происшествий, сыплющихся градом,
Что страх невольный в душу нам проник
И мы друг друга испытуем взглядом.
Н...ЕщёМы, ваши слуги, старые актеры,
Исполнены смущенья и стыда.
Вся труппа там стоит, потупив взоры,
И мрачны лица их, как никогда.
Ведь в публике какие разговоры:
Нас кормят вздором эти господа,
Сплошным гнильем, комедией несвежей.
Мошенники, насмешники, невежи!
Клянусь природой, сотворившей нас:
Чтоб зрителей вернуть благоволенье,
Любой из них даст вырвать зуб и глаз.
Да, таково их твердое решенье!
Но, люди добрые, хоть этот раз
На миг сдержите гневное волненье,
Два слова дайте мне сказать – а там
На вашу волю я себя отдам.
Мы сбиты с толку: что же вас прельщает?
Как угодить вам нашим ремеслом?
Сегодня свистом публика встречает
То, что вчера венчала торжеством.
Непостижимый ветер управляет
Общественного вкуса колесом.
Одно мы знаем: чем полнее сборы,
Тем лучше пьют и кушают актеры.
Теперь закон, чтоб сцена каждый миг
Кипела столь обильным водопадом
Характеров, случайностей, интриг
И происшествий, сыплющихся градом,
Что страх невольный в душу нам проник
И мы друг друга испытуем взглядом.
Но так как надо что-нибудь жевать,
Мы старым хламом мучим вас опять.
Чем может быть объяснена утрата
Приязни в ваших, зрители, сердцах
К покорным слугам вашим, что когда-то
Столь были чтимы в этих же стенах?
Поэзия, не ты ли виновата?
Пусть! Все равно! Все в этом мире прах,
Мы претерпеть готовы все удары.
Но ваша хладность горше всякой кары.
Мы все предпримем с нашей стороны,
Мы даже стать поэтами готовы.
Чтоб воротить успехи старины,
Решились мы искать венец лавровый.
Мы на чернила выменим штаны,
За десть бумаги плащ заложим новый,
Что нет таланта, это не беда:
Лишь были б вы довольны, господа.
Великие, не виданные светом,
Мы представлять комедии начнем.
Где, как, когда мы их нашли, – об этом
Не спрашивайте, да и что вам в том!
Ведь если дождь прольется знойным летом,
Его зовете новым вы дождем.
А между тем я вам секрет открою:
Вода есть дождь, дождь был всегда водою.
Все движется, все – превращений ряд.
Конечное становится исходным.
Иной с портрета старого наряд
Сегодня снова делается модным.
Вкус, увлеченье, современный взгляд –
Все милым делают и превосходным.
И я клянусь: старейший театрал
Таких комедий сроду не видал.
У нас в руках сюжеты есть такие,
Что превратят в младенцев стариков.
Конечно, все родители честные
К нам поведут сюда своих птенцов.
Нас презрят лишь таланты неземные,
Но это безразлично, – медяков
Мы не расцениваем обоняньем:
Чем отдают – невежеством иль знаньем.
Нежданных происшествий длинный ряд
Мы развернем пред вами в пестрой смене.
Вас чудеса сегодня поразят,
Каких никто не видывал на сцене.
Ворота, птица, пес заговорят
Стихами, что достойны восхвалений.
Само собой, мартеллианский стих
Понравится вам больше всех других.
Актеры ждут, и, как пролог к картинам,
Я должен вкратце изложить сюжет.
Но я боюсь: шипением змеиным
И громким криком будет ваш ответ.
Итак, пойдет: «Любовь к трем Апельсинам».
Я произнес. Мне отступленья нет.
Теперь, друзья мои, вообразите,
Что у огня вы с бабушкой сидите.
в синем сумраке спальни, что сутки пуста,полумесяц стыдливо скитался босым,
оставляя следы на стеклянном столе,где истлевшая спичка с собой унесла
сотни строчек пустых (что не стали старетьвместе с тем, кто создàл их, поскольку был слаб).
он устал, но так сильно боялся уснутьи во сне испытать всеобъемлющий страх,
что совсем пропустил, как встречали весну.и сидел, ослеплённый под светом костра
и смотрел, как смеются над ним небеса.
искры яркие ветром степным унесло.
он стихи или письма кому-то писал
и сжигал свою тысячу сломанных слов.
торопливыми фразами он разрушалвсё, что бережно прятал и рьяно хранил.
его резкие крики, во мраке кружà,превращались в разбитый на крошки гранит.
как оружием страшным грозился рубитьи друзей, и родных мириадами строк.
а в груди его сердце - багровый рубин -всё роптало на то, что отмеренный срок
уж подходит к концу из-за множества ран.
и рождались работы под дрожью руки.
он себя укоря...Ещёрассыпàлись песком все слова на листах;на стене беспокойно стучали часы.
в синем сумраке спальни, что сутки пуста,полумесяц стыдливо скитался босым,
оставляя следы на стеклянном столе,где истлевшая спичка с собой унесла
сотни строчек пустых (что не стали старетьвместе с тем, кто создàл их, поскольку был слаб).
он устал, но так сильно боялся уснутьи во сне испытать всеобъемлющий страх,
что совсем пропустил, как встречали весну.и сидел, ослеплённый под светом костра
и смотрел, как смеются над ним небеса.
искры яркие ветром степным унесло.
он стихи или письма кому-то писал
и сжигал свою тысячу сломанных слов.
торопливыми фразами он разрушалвсё, что бережно прятал и рьяно хранил.
его резкие крики, во мраке кружà,превращались в разбитый на крошки гранит.
как оружием страшным грозился рубитьи друзей, и родных мириадами строк.
а в груди его сердце - багровый рубин -всё роптало на то, что отмеренный срок
уж подходит к концу из-за множества ран.
и рождались работы под дрожью руки.
он себя укорял и рыдал до утра,
ведь он знал, что словами терзает других.
он не помнил, какое сегодня число,каждый день ожидая грядущей беды.
от случайно оставленных искренних словвсе, кого он берёг, исчезали, как дым.
он кричал о любви, он кричал о тоске,и о том, что стремительно сходит с ума.
только мыслями он не делился ни с кем,кроме жуткого кладбища старых бумаг.
он бежал и бежал по весенней грязи,и от криков болела его голова.
он писал и о помощи этим просил.
он писал, но в душе ненавидел слова.
не значит "переспать".
Здесь смысл сакральный -
быть, любить, касаться,
в родных объятьях
утром просыпаться,
и нос, и губы
нежно целовать.
И знать, что каждый
друг за друга может
принять и пулю,
и удар ножа.
И верить, что
у жизней двух похожих
одна дорога и одна душа.
Она ему не звонит и не пишет. она молчит. Он дорог ей одной.
… Она с другими ходит в рестораны, флиртует, держит за руку и спит,
Но этот «кто- то», в сердце бьется раной, и в памяти, как колокол, звенит.
… Никто не догадается. Не выдаст. Ведь ей давно же не пятнадцать лет,
А когда женщине, уже слегка за тридцать, будьте уверенны, его остался след.
… У женщины всегда есть кто-то ближе, и в этом наша женская беда.
Что этот «кто-то», ничего не слышит… И не ответит больше никогда.