Зинкина любовь - 16

Брови Иры поползли на лоб от удивления. Дети? Откуда? Никто не предупреждал её, что у брата есть дети!
- Это все ваши? – прохрипела Ира, уставившись на притихших ребятишек.
- Мои, - с гордостью в голосе ответила Вера и с умилением посмотрела на довольного Володю.
Тот кивнул и добавил:
- Надо бы обмыть. Приезд, то есть. Ир, сгоняй за водкой. Сейчас посиди-им, - он потер ладонью об ладонь, - заодно тёщу мою помянем.
- Что? – Ира не сводила удивленного взгляда с детей.
- Теща, говорю, приказала долго жить. Хорошая баба была. Таких днем с огнём не сыщешь, - он театрально покивал головой и сделал вид, будто сейчас заплачет от потери. – Верка, мать у тебя мировая была, - смахнул невидимую слезу, - прям не женщина, а-а-а… Ох и добрая была! Что не попросишь, всё сделает. Так у меня и сестра такая же. Ир! Вот гляжу на тебя и думаю, как же вы с моей любимой тёщей похожи. Это ж надо так, а? Ну вылитая! Одно лицо. Скажи, Вер?
Вера послушно закивала:
- Угу, угу.
- Ир, не поверишь. Как придешь к тёще на блины, так она тебе, - Володя встал на ноги и развел руками, изображая в воздухе размеры огромного стола с обилием разнообразных блюд, - и сметанки! Да пожирнее! И варенья со сгущенкой. Блины у нее толстенные были. С кулак!
Он потряс кулаком и перевел веселый взгляд на Веру.
- Ага-ага, - вновь закивала та, одобряя слова парня.
- Как навалит целую миску смета-а-аны, аж ложка стоит. Гора блинов, банка с клубничным варе-е-еньем. – Рисуя в воображаемые предметы руками, Вова облизнулся. – А за что я её любил, а, Вер? Стол накроет, а под конец обрадует: поставит бутылку беленькой, рядом сядет, чокнемся и давай песни петь. А голос какой у нее был. Подтверди, Вер? То-о-оненький, как у соловья. Затянет моя тёщенька, ну ту, про любовь, я подхватываю - вся хата песней заливается. А смеялась как? А шутила?
На последней фразе Вова сел, прижав к переносице два пальца. Голос его сник.
- Что не анекдот, то веселуха…
И Вова зажмурился.
- Ир, принеси, ой не могу… (всхлипнул). Надо отпраз… обмы… помянуть мою вторую маму.
Ира даже прослезилась, настолько жалостливо заговорил брат.
- Сейчас-сейчас, - засуетилась она, ища сумку с кошельком. – Уже бегу.
Пока она бежала до магазина, успела поплакать и подумать о детях, чтобы купить им сладости.
***
Зина полола грядки с морковью и злилась на мачеху, которая лежала на кровати и смотрела телевизор.
- Надо было поступать в училище, а не слушать мамку. Зараза! Всю малину мне испоганила. На батьку наседала, вот теперь он тоже меня не пускает учиться. Уехала б и жила припеваючи. Всё из-за тебя, дурында старая. Ты виновата.
Зина мысленно обрушивала на мать все дрянные слова, которые она знала. Даже подумала о том, чтоб она померла поскорее. Улыбнувшись этой мысли, Зина ощутила, как в груди похорошело. Стало так легко и тепло, что даже настроение улучшилось. Внезапно она вспомнила о письме Саши.
- Вот жди его целых два года, мучайся. А мог бы и не пойти. Может быть, сейчас поженились, и я б ушла в его хату.
Зина застыла с пучком травы в руке. Родители Саши строгие, но справедливые.
- А если…
Нет, Саша на это не пойдет. Слишком уж он правильный. Чересчур воспитанный.
- Ведь законом прописано: родился ребенок – минус год. Эх, Саша, Саша. Какой же ты у меня дурачок.
***
Зорино
Миша помогал матери колоть дрова, пока отец был в поле. Думая о Лене, парнишка чуть не попал лезвием по своей руке, когда придерживал широкое полено, чтобы разрубить его пополам.
- Сынок! – окрик матери привел Мишку в чувство. – Да ты что, сынок, сейчас бы без руки остался!
Женщина голосила, увидев царапину у большого пальца. Неглубокая рана сочилась сукровицей.
- Горе моё луковое. И о чем только думаешь? Иди домой, помой руки. Дальше я сама.
Миша, не ощущая боли, воткнул топор в колоду и поплелся в дом. Лена прячется от него, не хочет встречаться. Обещает, а сама находит отговорки. Сегодня вообще не вышла из дома, хотя Миша видел ее силуэт в окне.
- Не надо было давать адрес Сашки, - намылив руки, подумал паренек. – Теперь будут переписываться. Тьфу, ну и дурак же я.
Лена перечитывала письмо каждую свободную минуту. Она почти наизусть заучила его и проговаривала, будто боялась забыть хоть слово. Ложась в постель, Лена представляла Сашу в военной форме, его широкие плечи, белоснежную улыбку, крепкие руки и…
- У него такой голос, что мурашки по коже…
Девушка прижимала письмо к груди и начинала дышать часто-часто. Сердце билось о грудную клетку, как птица в неволе. Лена млела, закатывая глаза и облизывая розовые губы.
- Иди поросенка накорми и почисти у него, - голос матери ворвался в ее романтические мысли.
Спрятав письмо под подушку, Лена выбежала из комнаты.
- Что это с тобой? – Маша, заметив лёгкий румянец на щеках дочери, прищурилась. – Ты что там делала?
- Ничего, - голос Лены дрогнул.
- Та-а-ак, - Маша подошла к ней, - то цыплят проворонила, теперь с красной рожей вышла. А ну, говори правду, чем занималась?
- Да ничего такого, - кровь схлынула с лица девушки. Ее лицо стало бледным.
- По глазам вижу, врешь! – Маша была зла как никогда. – Если узнаю какую пакость, выдеру, как сидорову козу.
Получив от матери резкий подзатыльник, Лена ушла заниматься хозяйством. Маша, опустившись на стул, сжала губы. Почему-то захотелось плакать, но женщина, втянув воздух ноздрями, выдохнула, ударила себя по коленям и громко сказала:
- Ну что, мать, ждем возвращения блудного мужа! Хватит! Погулял и будет.
(продолжение в понедельник, болею)