Клуб любителей фантастики

- Карамба! – неслось над берегом. Кто-то поплыл к кораблю вразмашку, но увидев впереди акулий плавник, вернулся к пчелиным укусам. Вскоре весь десант лежал на песке и стонал – уже не отмахивался, из-за боли не чувствуя новых укусов. Пчелотерапия удалась на славу! А на корабле еще безмятежно спали, ничего не подозревая. - Колдовство, - сказал вождь, глядя на эту картину. - Колдовство, - согласился я. – А как же без этого? Решил – самое время объявиться пришельцам, чтобы определить их степень лояльности. Эти люди теперь не должны быть опасными. А возможно, что некоторые нуждались в помощи. Поднялся, уже не скрываясь, во весь рост и собрался выйти на берег. - Я тоже пойду, - вскочил на ноги вождь. - Тебе там нечего делать. - Нет, пойду, - возразил он. – Я вождь! Должен быть впереди… Я посмотрел на него с иронической улыбкой: - Ага, на лихом коне! Будь в засаде – нам нельзя раскрывать все свои карты. Если что-то пойдет не так, кто будет спасать племя от бледнолицей напасти? Будь моим скрытым резервом. Ну, я пошел… Пыл вождя несколько охладел – он согласился со мной и снова лег в траву. Не спеша, будто прогуливаясь, приближался к лагерю на берегу – разнаряженный как губернатор, с пером в шляпе. Когда был замечен, удивлению пострадавших от пчел не было конца, только они находились не в том состоянии, чтобы затеять переполох – схватиться за оружие… ну и так далее. Все остались на своих местах. Один что-то спросил на неведомом мне языке. - Do you speak English? – ответил я. Из палатки высунулся офицер – с огромной шишкой на лбу, затекшим синевой глазом и с перекошенным то ли от боли, то ли от нервного тика лицом. - Yes, sir, I say. Я сделал дружеский жест рукой и громко приветствовал всех присутствующих. - Hi! Никто не шелохнулся, а офицер поласкал свою шишку на лбу. - Good afternoon! – сказал я и приветливо улыбнулся во весь рот. Мой «Добрый день!» для него прозвучал издевательством – ни больше, ни меньше. Я уж и не знал, что еще сказать. - I'm your friend! Офицер ответил мне по-английски: - Тогда скажи мне, друг сердечный – откуда эта напасть появилась, пчелы проклятые или осы? - Это пчелы, сэр, хранители нашего племени. Они так всегда встречают всех непрошенных гостей. - Так здесь ещё и индейцы есть? Они-то нам и нужны. - А вы откуда? И зачем к нам пришли? - Вообще-то, сэр… не знаю, как к вам обращаться – вы не представились… мы из Венеции. Но судно нанято Ватиканом. Мы привезли папскую миссию в Новый Свет. Какому-то монаху во сне матерь Божья явилась и приказала здесь бросить якорь. А тут ни бухты нет, чтобы от шторма укрыться, ни пресной воды… Глупость сплошная! - Так значит, вы – миссионеры? - Я моряк, сэр! - А как лично вы относитесь к индейцам? - Лично мне они, сэр, ничего плохого не сделали. - Но вы будете заставлять их строить миссию для монахов? - Зачем мне это? Лично я, мне теперь кажется, нашел свою землю обетованную и жил бы здесь с удовольствием, если б не проклятые пчелы.

- Я же сказал – не будет крови. - Колдовство? - Пусть будет так. Но мне надо потемну сходить на свой остров и до света вернуться обратно – тогда победа нам обеспечена. - Удрать хочешь? Беги, мы тебя не держим, – вождь презрительно усмехнулся. – Ты труслив, убийца ягуара. Его сердце не вселило в тебя звериную храбрость. - Зато мозги его лишили тебя разума! Вождь вскочил на ноги, готовый кинуться на меня в драку. Я тоже поднялся и навел на него кольт. Несколько минут мы молча стояли друг против друга и смотрели – я на него, он на кольт. Наверное, вспоминал краснокожий сквозные раны в теле ягуара. Психологический поединок завершился моей победой. Вождь сел. Я тоже. - Поверьте мне, братья, я встал на тропу войны с бледнолицыми. Но не со всеми подряд, а только с плохими, которые хотят сделать из вас рабов, отняв ваше имущество. Завтра, если мне все удастся, вы будете дружески хлопать по плечам высадившихся на берег, а они вас… Поверьте мне, и вы это увидите. - Поверив тебе, мы упустим удобное время для нападения. - Вряд ли вам удастся уничтожить столько бледнолицых сразу. А они и воинов многих поубивают из своих ружей, и деревню сожгут. Если у меня не получится, вы завтра успеете увести племя в сельву. Индейцы угрюмо молчали. Молчал и вождь. Тогда я решил использовать свой последний козырь. - А с тобой, - кивнул вождю, - после укрощения пришельцев, мы будем драться один на один перед всем народом. Ты ответишь мне за оскорбление в трусости. Вождь встрепенулся: - Смотри, бледнолицый, ты сам меня вызвал на поединок. Если не явишься к рассвету, позора тебе не избежать на всю оставшуюся жизнь! Присутствующие дружно закивали – вопрос был решен в мою пользу. Когда стемнело, индейцы принесли из деревни мой тримаран и опустили в воду. - Ждите меня на этом месте, - сказал, поднимая парус. – Я скоро вернусь и мне потребуется ваша помощь. На корабле в море горел фонарь. На берегу пришельцы жгли костер. Я взял курс на мой остров. Ветер был благоприятный – то есть не в корму, а в борт. Благодаря чему, манипулируя рулем и парусом, а также используя течение в проливе, за несколько часов добрался до острова и вернулся на континент. Моим грузом были три мешка с ульями, которые, как повесили матросы Феррана на пальмы западного берега, так и висели там до сих пор. Вот теперь мы поговорим с пришельцами – кто есть ху. Часть индейцев, поджидавших меня, понесли мой тримаран в деревню. А шестерым я приказал прикрепить мешки с ульями (естественно, незаметно) к тем пальмам, с которых пришельцы сбивали кокосы. Утро застала нас спящими на опушке. Впрочем, наблюдатели бдели на своих постах. Я подполз к ним: - Что бледнолицие? - Спят как сытая анаконда. А солнце уже раскрасило горизонт. Потом взошло. Потом… Среди спящих на песке людей раздались проклятия. Кто-то вскакивал, бегал, отмахивался… Кто-то сиганул в море… Офицер, высунувшись из единственной палатки, тут же получил укус пчелы в бровь…

Поселение индейцев ютилось не на берегу, а за стеной леса в тени пальм. Туда первым делом мы унесли пироги и мой тримаран – подальше от посторонних глаз. Океан всегда грозил бедой – ни бурей, так набегом врагов. Вождь представил меня соплеменникам и старейшинам. Рассказал о моем подвиге. Народ языками цокал и качал головами в знак уважения. Я рассказывал краснокожим – где словами, где жестами – что на моем острове остались бледнолицые, которые не хотят жить по законом своего племени. Они готовы дружить с карибами и другими индейцами. Цель этой дружбы – совместная борьба против злых захватчиков, которые прибыли из-за моря, чтобы сделать местное население рабами и отнять их земли. Стало быть я – посланник мира и говорю от лица островитян. Каков будет ответ вождя, старейшин и всего племени? Мне ответили – будем думать. Потянулись бесконечные дни ожидания, полные неги и безделья. Потом вдруг все неожиданно оборвалось. Прибежали мальчишки с берега океана с выражением ужаса в глазах. - Люди! Белые люди! – кричали они, заикаясь и с трудом переводя дыхание. – Много белых людей! Они высаживаются на берег! - Далеко отсюда? – спросили их. Один из мальчишек махнул рукой в сторону: - Там! Стало быть, не напротив деревни, а где-то севернее на берегу. - Они заметили вас? – расспрашивал вождь. – Гнались за вами? - Нет. У них большой корабль и лодки, которые ходят туда-сюда. - Это хорошо. А кто они? - Бледнолицые. Это понятно. Но кто они и для чего здесь объявились? Воины с вождем побежали к берегу. Я следом за ними. Спрятались в зарослях на опушке сельвы, наблюдая за пришельцами. Заметив меня, вождь удивился: - Ты почему здесь? Боишься остаться в деревне с женщинами? Его тон меня задел. - Я – белый Колдун, убивший ягуара! Ты не забыл, уважаемый? – воскликнул горячо. Он, кажется, устыдился. - Хорошо. Оставайся с нами, но слушай мою команду. Мы лежали на земле. Каждый был настороже. Незваные гости осваивались на берегу – кто сложенный кучей груз охранял, кто ходил по песку, чего-то выглядывая; два бестолковых мужика пытались камнями сбить орехи с кокосовых пальм. К кораблю и обратно сновали две шлюпки, нечто перевозя. Я заметил – несмотря на кажущуюся беспечность, оружие они держали под рукой. Стало быть, прибыли сюда отнюдь не с мирными целями. Ну-ну… Смотрим дальше. Что заставило их забраться сюда? Как бы понять… Индейцы, отойдя от опушки, сели в кружок и начали совещаться, но оставили на местах наблюдателей. Если пришельцы захотят здесь надолго остаться – а судя по грузу, это так – то рано или поздно они обнаружат деревню, и тогда беды краснокожим не избежать. Следовало предпринять что-то решительное – либо немедля уходить в глубь сельвы, либо напасть и попытаться уничтожить врагов. Я тоже решил принять участие в совете и подал голос: - У меня есть другой план. Если он удастся, эти пришельцы на берегу завтра же станут нашими друзьями без боя и крови. Доверьтесь мне… - А что ты можешь, убийца ягуара? Выйдешь на поединок и сразишься со всеми своими соплеменниками сразу? – почти презрительно спросил вождь.

И толку нет осуждать. Я только направил палец на небо и сказал назидательно строго: - Бог все видит. Он наказывает клятвопреступников самой жестокой карой. Впрочем, вождю и его воинам было не до того – увидев свои пироги, они немало обрадовались, засуетились, готовясь к отплытию. Лихорадочно носились по берегу и спешили так, словно сам Люцифер наступал им на пятки. Впрочем, это мое образное сравнение. Что у них на самом деле в голове творится – кто бы знал? Что за народ? Дети ранней цивилизации… Первые лучи восходящего солнца осветили нашу флотилию далеко в море. Я шел под парусом, индейцы гребли в пирогах – курс был на неведомый мне материк. Поход не представлял трудностей. Море спокойное. Течение, конечно, было (Гольфстрим, должно быть), но не создало нам трудностей. С поправкой на него мы легко преодолели пролив. Приближаясь к берегу материка, индейцы радовались и смеялись как дети. Забыл сказать, отправляясь к ним в гости, я оделся в самое лучшее, что у меня было в гардеробе – парадный камзол той эпохи, богато расшитый галунами; а на голову возложил великолепную шляпу, украшенную страусиным пером. Мне хотелось произвести впечатление – особенно на женщин индейского селения. - Ты настоящий адмирал на параде! – восклицали карибы, глядя на меня с восхищением и оттенком страха в глазах. А я запоздало подумал – в ковбойском наряде выглядел бы более к месту. Ну, здравствуй, земля обетованная! 6 Как только сошли на берег, ещё одну тайну открыл вождь каннибалов. Увидев на мне мое вооружение – «калаш» на ремне, два кольта на поясе и патроны в нем – он дал мне понять (сказал?): вот увидит их без присмотра, тут же забросит в болото, как поступил с моим прежним боевым инструментом. Оказывается, он считал огнестрельное оружие пособником дьявола (плохого бога?). - Хорошо, - ответил я. – Но если замечу, что ты крадешься к нему, тут и же пристрелю. Договор состоялся. Должен признаться, что оружие было моей слабостью – я таскал его на себе по делу и без. Но чтобы задобрить тупого упрямца и с целью приучения к достижениям цивилизации, подарил ему телескопическую подзорную трубу. В рабочем состоянии она была более полуметра и обладала многократным увеличением. Взглянув в неё, вождь буквально немел, а потом плевался на колдовские чары. Но подарок мой принял. Её мне подарил капитан Ферран, получив от меня морской бинокль. Прокомментировал: - Сувенир. Раздумывая над мыслью о создании освободительной армии Американского континента, я много раз менял свои планы. Теперь вот, благодаря невежеству и упрямству вождя карибов, пришел к выводу – не стоит индейцев вооружать и обучать стрельбе из европейского оружия, пусть даже 21-го века: не с руки им это. Да и последствия не известны. Лучше будет использовать их природные качества – умение бесшумно и незаметно подкрадываться к врагу. Ведь главные наши противники в борьбе за свободу и независимость континента – бледнолицые из Европы, которые, как показала практика, подвержены благотворительным укусам диких пчел. Так зачем нам биться и проливать кровь – подкрался незамеченным, подсунул улей и жди в гости покусанных агнцов на покаяние. Так?

Не прошло и получаса, как потерявшие корабль начали выходить на берег, один за другим – изможденные… Кто-то падал в песок отдыхать, кто-то садился, кто-то стоял и напряженно всматривался в форт на противоположном берегу. От их корабля на воде остались лишь догорающие обломки… От форта шлюпка отошла, но не в погоню за беглецами – она кружила на месте гибели судна, высматривая что-то или подбирая кого. Итак, на острове новые гости. Говорю теперь, как его губернатор. Я так понимал – Ферран не будет преследовать разбитых испанцев – воспитательную работу с ними проделают добрые пчелы. А вот на каннибалов особой надежды не было. Послушные-то они послушные, но наверняка найдутся отчаянные головы, желающие отведать жаркое из бледнолицых. И еще одна задача – не упустить из виду испанцев, чтобы знать: что за люди и каковы их намерения? Скрываясь в зарослях, мы следили за ними. Беглецов я насчитал двадцать пять – наверное, кто-то утонул, не добравшись до берега. То, что люди форта их не преследовали, несколько успокоило – они сели в круг что-то оживленно обсуждать. Я думаю, вопрос был один – как отсюда убраться подобру-поздорову? В каких-то тайниках моего сознания вызревала безумная мысль – подойти к ним и поговорить, представившись губернатором. Не то, чтобы я жаждал общения – меня ужасно занимало, как они отнесутся ко мне. Будь это англичане, я бы ни минуты не сомневался – есть опыт. Но испанцы – мне неведомый народ. Да к тому же наряд мой убого выглядел – весь в крови и местами изорванный в клочья, рука замотана в лыко вместо бинта… Ну, какой же я, к ядреней фене, губернатор? День, тем временем, клонился к вечеру. Испанцы разбрелись по берегу в поисках пищи. Горизонт на северо-востоке украсила черная грозовая туча. Надвигался шторм. Матросы с погибшего галеона от дождя укрылись под огромным развесистым деревом. Пора было индейцам искать себе убежище от бури, а мне топать в «крепость». Я еще раз обратился к вождю с просьбой испанцев не трогать и отправился домой. Успел до шторма дойти и помыться. Переоделся. А уж когда ужинал, наступил вечер. Буря разыгралась вовсю. Море ревело, выл ветер. Я лег отдыхать, настроив свой организм на побудку сразу же после окончания грозы. После полуночи погода стала меняться. Бури на острове всегда носили характер сильных, но непродолжительных шквалов. Так и на этот раз – гроза быстро прошла, небо стало очищаться, меж туч заблестели звезды. Волны еще ходили, но не было ветра. В этот момент я и проснулся. Отдохнувший, приступил к выполнению своего плана. Снова привязал три индейские пироги (одну за другой) к тримарану и столкнул свою флотилию с песка на воду. Гребя веслом, вышел из грота, проскользнул горловину барьера из рифов, а уж потом, приподняв парус, поймал ветер. К рассвету достиг места встречи. Я сдержал свое слово. А вот индейцы нет. Когда шторм утих, они отправились на охоту – туда, где укрылись от непогоды испанцы. Дождались, когда кто-то из них отошел по нужде в сторонку и пустили отравленную стрелу. - Карамба! – закричал во все горло испанец, прежде чем умереть. Каннибалы унесли тело подальше и съели сырым. Сердце досталось вождю, который мне слово дал. Разбуженные и возбужденные испанцы сбились в кучу и до рассвета таращились в темноту, ожидая нового нападения. Когда мне рассказывал это сам вождь, я скрипел зубами. Меня разбирала злость – мало того, что он нарушил данное слово, он еще этим хвастает. Что за народ?!

Тем не менее, бой продолжался. Канонада была адская. Дав залп одним бортом, нападающие медленно разворачивались, манипулируя рулем и латинским парусом на баке, чтобы ударить с другого. Защищающиеся стреляли с кормы, меняя пушки, но прицел их был гораздо точнее – у них не было помех от качки. Ядра попадали не только в песок и воду – уже дымилась бригантина на берегу, а у галеона был поврежден такелаж и несколько человек барахтались в воде. Ожесточенный бой продолжался с неослабевающей силой. - Кто это? – жестами и словами допытывались мои новые друзья. - Заклятые враги – испанцы и англичане. Национальную принадлежность нападавших мне подсказал флаг, развевающийся на грот-мачте. Чтобы взять форт штурмом, испанцам надо было высадить десант. Но первая же спущенная на воду шлюпка была разбита в щепки метким выстрелом с бригантины. Обескураженные гости, не рискуя более, маневрировали и бомбили. Бой был жестокий. Бригантина Феррана была вся изрешечена – от киля до клотика не было живого места. Но ей не грозило потопление, и моряки не грудились на палубе – только стреляющие и заряжающие. Остальные палили из мушкетов, тушили пожары и прятались за кораблём, заменяя убитых и раненых. Судьбу боя решил один меткий выстрел. Под верхней палубой у испанцев раздался страшный взрыв – взлетел на воздух пороховой погреб – и весь галеон объяло пламенем. Стрельба смолкла с обеих сторон… Испанцы с пылающего корабля спасаясь, прыгали в воду, спешили удалиться от места пожара и форта, где уже ликовали люди Феррана, размахивая шляпами над головой. Беглецы плыли в нашу сторону. - Убьем их! – встрепенулись индейцы. - Спокойно, друзья, спокойно, - удержал я их. – Они безоружные. Ничего страшного нам не грозит. Вожак буркнул, хмуря лоб: - Мы съедим их сердца и мозг! В сердцах я прикрикнул: - Не болтай глупостей. Я обещал вам пироги, и сегодня же их верну. Если вы сейчас нападете на несчастных испанцев, ни пирог вам, ни моего уважения не видать. Вождь засомневался. - Ты действительно вернешь нам пироги? - Прямо сейчас за ними пойду. А вы ждите меня в том самом месте, где их бросили. - И с нами пойдешь? – допытывал вождь. - Непременно, но на своем тримаране. - Хорошо, - сказал вождь, - мы не станем трогать бледнолицых, если они не тронут нас. - А вы не попадайтесь им на глаза и идите прямо сейчас к месту назначенной встречи. Я – Колдун, убивший ягуара, даю вам слово, что все будет так, как я сказал. В глазах вожака что-то мелькнуло – нечто похожее на искру любопытства, но он промолчал и кивнул в знак согласия. Надо было спешить, чтобы засветло успеть достичь берега материка. Но карибы с места не трогались, не спуская глаз с плывущих в нашу сторону людей. И я остался – как бы чего… Насчитал около трех десятков плывущих людей и задумался. Как поступит Ферран? Как поведут себя испанцы? Сдержит ли слово вождь каннибалов? Я присмотрелся уже к дикарям – вождя все боялись и уважали. Его слово – закон для остальных. И сейчас жизнь несчастных испанцев в его руках. Что он за человек? Можно ли ему доверять?

Потом я узнал, что индейцы нарекли меня – Колдуном, убившим ягуара. Так и звали – Колдун… Колдун… - обращаясь ко мне или общаясь между собой, называли этим именем. Ну, пусть будет – зато с уважением. Это и льстило мне, и давало надежду на будущее. Я присутствовал при том, как они добывали яд для убийственных стрел духовых ружей. Знаками мне дали понять, не трогать руками – это очень опасно! К этому времени я начал понемногу вставать и ходить, хотя был ещё очень слаб от потери крови. Впрочем, индейцы не плохо лечили – к вечеру того дня, когда я пришел в себя, начал ходить. А на второй день ко мне почти полностью вернулись силы – только рука немного болела и бездействовала. Мне сделали перевязку и рану обмыли – вот тогда и увидел ужасные шрамы. Но свежее лыко ивы боль снимает мгновенно. Остался главный вопрос – сколько я пролежал в забытьи? Почувствовав силы стал интересоваться своим оружием. Ни у кого из индейцев я не увидел его трофеями. Неужто оно осталось на месте трагической схватки с ягуаром? Вспомнил, как лопнул пояс с кольтами, когда зверь обрушился на меня. А автомат больно колол спину затвором… Может, мое оружие там и лежит? Шибко не верится… Мануальным общением попытался выяснить, но карибы, должно быть, меня не поняли. Тем не менее, ручными жестами мы кое в чем достигли успехов. Например, узнал, что я, Колдун, убивший ягуара – великий воин, и они не смеют мне вредить, но очень хотели бы дружить. И народу своему меня показать, если когда-нибудь вернутся в свою деревню. Короче, пригласили в гости… Это предложение не только льстило, но и вполне устраивало. Не откладывая дело в долгий ящик, я тут же начал учить карибский язык. В нем слов-то всего – раз-два и обчелся, гораздо больше мимики и жестов… Вот ими пользуясь, я попытался объяснить краснокожим, что войну с бледнолицыми в форте необходимо прекратить. Мы заспорили – кто прав, кто не прав, кто первый начал и почему? А ещё я им обещал вернуть пироги, если они готовы без битвы с бледнолицыми вернуться домой. Готов был и сам с ними пойти – такое тоже говорил (и показывал жестами). Мы были увлечены этим общением. и вдруг откуда-то издали донеслись раскаты грома. В ясный день?! Все обратились в слух. - Это пушки, - сообразил и сказал я, обратился к вождю краснокожих. – Отпусти меня на разведку. Где словами, где жестами, но довел эту мысль до уважаемого. Однако, он поступил по-своему. Вернее, произошло вот что – побросав все дела, карибы толпой устремились на звуки. Ну, и я с ними… На берегу лагуны нашим взорам открылась потрясающая картина: два корабля – один с суши в стапелях, другой с воды под лёгким парусом – вели ожесточенную орудийную перестрелку. Ясно были видны разрывы пушечных ядер, вздымающих столбы воды и песка поблизости от бортов. Клубы порохового дыма окутывали оба корабля. Картина стала ясна с первого взгляда. Пришельцы из океана в поисках пресной воды обнаружили лагуну и форт с кораблем Феррана. Войдя через незащищенную горловину, атаковали строящееся поселение, над которым на флагштоке возле хижины капитана реял Веселый Роджер. Затаившись в кустах, мы следили за боем. У трехмачтового галеона было явное преимущество и в маневренности, и в количестве пушек. К тому же, двухмачтовая бригантина Феррана стояла к лагуне кормой…

Человечина или козлятина? – пойди угадай! Краснокожий еще что-то буркнул и снова предложил мне кусок обгорелого мяса. Ничего страшного не было в нем (в краснокожем, не мясе). На меня он смотрел с глубокой признательностью и уважением. Откуда сиё? Вне всякого сомнения, это признание заслуг в убийстве ягуара. Должно быть, хищный зверь – почетный трофей, а добытчик его в индейской среде признается за героя! Хотелось бы в это верить… Самочувствие было тяжелым. Ягуар до кости прокусил мышцы руки – а мог бы, скотина, совсем отгрызть! Стоило Бога благодарить, но я много крови потерял и потому сильно ослаб. Кроме того, видимо, индейцы чем-то намазали раны и обмотали руку от кисти до локтевого сгиба ивовым лыком. Я уже слышал о его анестезирующих свойствах и не испытывал мучительной боли. Однако существовала реальная угроза заражения крови и гангрены. Вот чем дикари мне рану замазали? – с них станется, что и грязью из лужи. Лечи себя сам, я бы промыл рану руки в морской воде и, так уж и быть, перевязал её ивовой корой. Но надо признать – именно благодаря каннибалам я лежу сейчас на шкуре ягуара, а не под ним – истекая кровью, задыхаясь от тяжести и поедаемый заживо разными падальщиками. Схватка с огромным зверем, в которой я выжил, а он погиб, сделали меня не пленником краснокожих, а как минимум – почетным их гостем. Они лечили меня своими средствами и изо всех сил старались угодить. Прочувствовав это, я таки взял обожженный кусок мяса и внимательно к нему пригляделся. Он был не просто куском мяса, отрезанным от плоти… Ну, конечно же, это сердце! Сердце ягуара, поджаренное на костре, как самый почетный трофей, карибы вручали мне. Это льстило. Улыбнувшись и кивнув в благодарность, я стал, отгрызая кусочки, жевать сердце хищника – надо вернуть себе силы. Вкус, я вам скажу, ещё тот – но куда деваться? Во-первых, презент; во-вторых, силы надо восстанавливать – а сердце ягуара, какое ни на есть, а таки мясо. В пище недостатка у моих спасителей не было. Они ловко и птиц ловили, и черепах находили, и коз добывали, и обилие разных фруктов всегда было рядом с ними… Как же иначе? – сыны сельвы: она им, как мать родная! За время своего вынужденного бездействия я о многом передумал. Наблюдая за окружавшими меня карибами, стал подмечать в своем сознании важные перемены.. Во мне исчезла прежняя нелепая предвзятость против индейцев. Теперь только я начал понимать, как был прежде не прав! Как несправедлив был к их образу жизни, их верованиям и обычаям. В мирном быту они – вполне нормальные люди. Но не попадайся им на глаза на тропе войны. Кроме того, я заметил, что аборигены – существа отнюдь не темные и невежественные. Когда я стал к ним приглядываться внимательней и ближе, мне начали открываться в них те же черты и качества, которые присущи нам. Они чтили те же достоинства, какие у нас, европейцев, принято считать заслуживающими уважения. После такого знакомства с ними мне ещё сильней захотелось приобрести себе Пятницу с прекрасными женскими чертами и статями. Первым своим диалогом на жестах я пытался выяснить у индейца, угостившего меня мясом (по всей видимости, вождя) – есть ли у него взрослая дочь? Он внимал и кивал, что-то пытался сказать в ответ… А когда пересказывал наше общение своим товарищам, все они дружно ржали. Меня охватывал стыд за то, что я до сих пор так несправедливо судил о карибах. Мне было совестно за поступки мои и людей Феррана. Твердо решил – если когда-нибудь вернусь в цивилизованное общество, то приложу все силы, чтобы предотвратить кровопролитие между белыми и краснокожими.

Как только стемнело, вооружившись кольтами и ракетницей, с автоматом Калашникова на ремне я выскользнул через калитку и тайной извилистой тропой пробрался через живую изгородь моей «крепости». Прежде чем покинуть её, внимательно осмотрел окрестности, прислушиваясь ко всем звукам. Идти через сельву мне предстояло всего ничего – до берега лагуны не больше мили, а там по песочку… до корабля и форта Феррана. Ну с богом!.. Прибор, конечно, помог мне. Я увидел ягуара в метрах тридцати перед собой – длинной громадной тенью он лежал на могучей ветви гигантского дерева, под которым мне предстояло сейчас пройти. Увидел он меня или учуял по запаху – это не важно: он ждал добычу, и она к нему шла. Что делать? Как быть? Пристрелить его из автомата, разбудив всю округу? Но не с ножом же вступать с ним в бой! Вернуться в крепость? Вряд ли он меня теперь отпустит, почуяв добычу. А терять его из виду мне не хотелось. Только схватка решит наши с ним судьбы – кто кого? Рукопашная схватка с грозным хищником была слишком опасной. Хочешь-не-хочешь, придется стрелять… Это решение. Теперь исполнение. Сделав еще несколько шагов вперед, я остановился и, уперев приклад автомата в плечо правое, прицелился в ягуара. Даже взятый на мушку грозный хищник вселял в душу ужас и повергал в трепет – это действительно был хозяин сельвы. Будто почуяв опасность, он подобрался на ветке в комок и оскалил свои клыки страшные. Мороз пробежал по коже при одной мысли – что со мною стало бы, прогляди я его… Нажал на курок…. Вспышки выстрелов порвали ночную тьму и на миг ослепили меня. Ягуар, изрыгая ужасный рев, прыгнул с ветки в мою сторону и пропал из виду. Зверь был настоящий великан. Он прыгнул на меня из темноты и сбил с ног. Дрогнула земля… Кровь из ран от пробивших его насквозь пуль хлестала во все стороны и залила прибор ночного видения – я ничего уже не видел. Он упал на меня, и, похоже, умирал – ревел, визжал и шипел так, что леденела кровь. Но меня не трогал – он со смертью боролся… Его живучесть вселяла ужас. С ожесточением человека, отстаивающего свое право на жизнь, я пытался выкарабкаться из-под него, потом спихнуть... Но тщетно все. В какой-то момент рука моя угодила зверю в пасть. Он сжал челюсти, и я от боли потерял сознание… Восхитительная музыка журчащего ручейка ласкает мой слух. В эту мелодию вплетается веселое щебетанье птиц. И вместе с ними шелест листвы от напоенного ароматом цветов ветерка. Эти радости приносят уши и нос… Роятся краски, возникают какие-то неясные образы, становясь все яснее и отчетливее, пока постепенно у меня не раскрываются веки. Раскрываются на один лишь миг, но достаточный, чтобы содрогнуться – прямо передо мной на сук дерева нанизана оскаленная голова ягуара. Преодолев режущий свет солнечного дня, я все-таки вновь открываю глаза и убеждаюсь – то не был сонный мираж. Обглоданный череп ягуара висит на суку, а сам я лежу на его шкуре. Ощутил прилив острой радости. - Убит! – с удовлетворением шепнул сам себе. – А я жив… Чей-то голос раздался сбоку. Я повернул голову. Возле меня сидел индеец – по всем приметам, каннибал (а откуда другим-то взяться?) – и с приветливым видом протягивал мне кусок поджаренного мяса.

Первобытные, полудикие индейские племена – карибы, араваки, гуарани и прочие… являли собой слабо связанные сообщества взаимонезависимых людей, выполнявших лишь простейшие функции, необходимые для поддержания жизни, и не знакомых с теми сложными формами труда, которые характерны для более развитого общества. На войне индейцы брали сдавшихся в плен, но лишь за тем, чтобы получить за них выкуп или принять в свое племя, которое в данный момент испытывает недостаток мужчин или женщин. Стариков, как правило убивали. Детей, безусловно, усыновляли. И только карибы мужчин поедали с желанием перенять их силу и ум. Рабства в среде краснокожих не существовало. Его утвердили в Америке европейцы. Именно поэтому бледнолицые для многих воинственных индейцев стали непримиримыми врагами, которых везде и всюду следовало уничтожать. Как вытравить это чувство из аборигенов, чтобы совместными усилиями сделать Новый Свет счастливым, свободным от рабства и беззакония? Достичь этой цели будет непросто, но без неё наша благородная миссия захлебнется в потоках крови – крови нашей и тех, для кого мы, собственно, и затеваем эту войну. Вот неразрешимый парадокс! Утром по привычке взобрался на скалу, чтобы оглядеть сверху свой остров перед задуманным походом с оружием и продовольствием в форт Феррана. И первый случайный взгляд на море привел меня в столбняк. Без бинокля во всей красе я увидел большой корабль, направляющийся к острову. В лучах утреннего солнца сияли белые паруса – да так, что я в первый миг решил: это мираж. Волна тревоги захлестнула мой разум – я не знал, что делать, и просто наблюдал. Между тем, корабль, спустив паруса, чуть левее барьерного рифа, ограждающего вход в мою пещеру, бросил якорь и спустил шлюпку – она направилась к берегу. Ничего себе гости! Вы поймите меня правильно – я реально оценивал обстановку. Уроки жизни в этом мире не прошли для меня даром. Здесь, в водах Карибского моря в эту эпоху собирались все отбросы европейского общества. И хоть корабль больше походил на военное судно, чем торговое, расклад сил это не меняло – ведь мы же пираты, а не фермеры. И церемонится – они с нами или мы с ними – никто не собирается. На море, как и в сельве, бушует война, и победителем выходит тот, кто хитрее, у кого кулак сильнее. Пусть у них больше пушек и, по всей видимости, народа, но с нами пчелы острова Флибустьеров. И к белой коже они уже приноровились… Охваченный тревогой неожиданного появления новых действующих лиц, я отменил поход на тримаране в форт Феррана – остался наблюдателем на скале. Когда шлюпка ткнулась форштевнем в береговой песок, я увидел в ней кроме матросов большую пустую бочку. Она-то и подсказала мне цель их визита – пришельцы из океана ищут пресную воду. Ну, помогай Бог! – ручьев здесь полно. До самого позднего вечера я наблюдал за кораблем и шлюпкой. Появление у берега острова незваных пришельцев нарушило мною намеченные планы. Я не отвез, как обещал, в форт Феррану провизии и оружия. Теперь капитан, наверняка, голову ломает – что со мною приключилось? Ночью он не рискнет посылать в мою «крепость» людей, а уж утром точно примчится. Да как бы не напоролся на непрошенных гостей, которые не обнаружив пресной воды, вернулись на борт ни с чем, но завтра снова заявятся непременно… Что делать? Немало посомневавшись, ничего умнее не мог придумать, как отправиться в форт Феррана пешком через непроглядную тьму. Задним умом (после трагедии) я осознал, что гораздо безопаснее было идти морем на тримаране, незамеченным наблюдателями с корабля – и груз бы доставил, и сам был бы цел. Но увы, глупость моя правила бал… Если точнее сказать, меня смутил прибор ночного видения, укрепленный на спецназовском шлеме – был такой в моем Арсенале. Мне казалось, что он дает мне преимущество перед врагами в беспроглядности ночи.