Анастасия Кашеварова 🇷🇺:

«150 тысяч за добавление в списки пленных, 2,5 миллиона за прекращения контракта, 1 млн за поиск и эвакуацию пропавшего без вести». Как мошенники, псевдоюристы зарабатывают на военнослужащих и их семьях.
Виктория заплатила 2 с лишним миллиона, чтобы ее муж после ранения остался дома. Передавала деньги в черную, без расписок и договора. Как говорили юристы подмосковной юридической фирмы - через своих врачей оформят категорию Д и бойца спишут.
Так как супруг Виктории не подходил на категорию Д, а ВВК проводят только военные врачи, и юристы этого не могли не знать, они взяли заранее проигрышное дело, чтобы выкачать из семьи все деньги, полученные за ранение. Потом мошенники просто перестали отвечать. И доказать что-либо будет сложно, так как передача денег не была зафиксирована.
Существуют в каждом регионе мошенники-юристы, которые берут с семей бойцов и с них самих деньги и потом обращаются к нам в юрбат АНО «Женский фронт», чтобы мы решили проблему за них, потому что мы же волонтеры. Также берут от 150 тысяч рублей за включение в список пленных, хотя это делается все быстро и БЕСПЛАТНО военкоматом, воинской частью, нами, УПЧ.
Очень много мошенников работает по поиску пропавших без вести. Целые группы, куда одуревшие от поисков женщины идут и верят в небылицы и отдают деньги. Если с вас просят деньги за поиск вашего бойца, у которого статус БП - это 100% МОШЕННИК❗️ни у кого нет доступа к тем территориям, где лежат тела, кроме военных. Военные не могут требовать за это деньги - это уголовное дело. Если с вас кто-то требует деньги за эвакуацию раненого, погибшего, за поиск без вести пропавшего - немедленно обращайтесь в правоохранительные органы и в прокуратуру.
Обойти закон сейчас невозможно. Правовым методом идти сложнее, но эффект будет. Не выбирайте легких путей, нет никого, кто может за вас сделать то, что по закону только в вашей юрисдикции.
❗️Никто за вас не получит данные о статусе бойца, никто не может сдать ДНК. Идите в военкоматы!
❗️Разорвать контракт вне правового поля - невозможно. Возможно только при реальной категории Д, при случаях, когда вы единственным родителем стали после подписания контракта, возраст.
❗️Укрывать мужа в СОЧ без обращений в органы и без оснований - уголовное дело и для родных.
❗️Все платные услуги по поиску, освобождению из плена, разрыву контракта без причин - МОШЕННИЧЕСТВО!
Послушайте наших юристов настоящих Елену Коньшину и Дмитрия Чечерина. Правильно сказал Дмитрий Чечерин: «Мошенники собрали с народа 250 млрд за прошлый год, а ОНФ на фронт собрал 19 млрд». Не будьте дураками. https://rutube.ru/video/d3465e3cb5ba914fa3733f803005c50b/ Пропавший без вести, я знаю, ты живой,
Вас миллионы бродят между нами…
Я хочу поднять самую нерешенную и массовую тему СВО - без вести пропавший.
До сих пор нет системы поиска пропавших без вести и нет единой выверенной базы данных. Проблем очень много в этой теме, так как она затрагивает все аспекты деятельности Минобороны:
1 . Отсутствие и низкий уровень эвакуации. Проблема пропавших без вести напрямую связана с проблемой эвакуации. Раненому нужно добраться до точки эвакуации, а она иной раз в нескольких километрах. И 300 превращается в 200. Еще эвакуация осложняется серьезной нехваткой людей на фронте - эвакуационных групп крайне мало. Эвакуационные группы отправляют в штурмы. И при продвижении войск вперед также есть проблема сбора тел, они лежат, потому что надо воевать, а забирать тела некому.
2. Недоступность эвакуации. Зачастую тела невозможно эвакуировать, так как они находятся на территории, контролируемой противником (и это в новостях сообщили, что населенный пункт мы взяли, по факту - нет). Либо тела заминированы, либо лежат под завалами и нужна техника, но как только техника подъезжает и начинаются работы, то прилетают вражеские дроны и снаряды.
3. Несогласованность действий между структурами МО, военкоматами, военной полицией, УПЧ, ФЗО и отсутствие единой базы и объединяющей системы/службы помощи. В один день семья бойца может получить 3-4 разных статуса по нему: «в строю», «без вести пропавший», «погибший», «плен», «СОЧ». Также структуры не погружаются в каждую отдельную историю (это не сложно делать, главное желание и умение- мы втроем справляемся). Уполномоченный по правам человека и военная полиция погибших считает за пленных, воинские части признают по дипфейкам бойца в плену. Горячая линия Минобороны живет вообще отдельно, дозвониться крайне сложно, а если удалось, то процент помощи и достоверной информации от них стремится к нулю.
4. Отсутствие отлаженной работы госструктур с семьями участников СВО. Проблема не только в военкоматах и в воинских частях, где людей посылают, не объясняют им алгоритм действий при изменении статуса бойца на пропавший без вести, пленный, погибший. Гражданские органы власти также могли бы в этом помочь. Но никто не знает этого алгоритма. Нет никаких инструкций. В ФЗО, в воинских частях, в военкоматах, в МФЦ, в СФР - нужно распространять брошюры по алгоритму действий на каждую ситуацию. При подписании контракта - сразу брошюрку бойцу, что делать если…
5. Нежелание семей идти в органы власти. 90% обратившихся к нам по поводу пропавших без вести - не ходили в военкомат, не брали выписку из приказа о статусе бойца, не сдавали ДНК. Многие даже не знают воинскую часть и подразделение бойца. А те, кто знает или узнал вываливают все данные в публичное поле. Инфантильная власть, которая отмалчивается, порождает инфантильное общество, которое не желает идти по правовой системе, а ищет легкие обходные пути. Чтобы кто-то сделал за них. Люди неграмотны в этом плане, да еще и растеряны: сходил человек в военкомат что-то проблеял, там его послали, и он пошел обращаться к гадалкам, лжеюристам, мошенникам и к противнику.
Все, что сейчас делается по информированию и правозащите населения с начала СВО - это заслуга гражданского общества. Власть не просто не дышит в спину, а значительно отстает в этом плане, засыпая бедные слои населения деньгами и привилегиями, что выходит боком для государства. Нужно наладить работу, проводить идеологическое воспитание, выстроить все структуры, и пора уже не ревновать к тому, что у волонтеров лучше где-то получается, а привлечь их к этой работе.